– Господин Сакамуро рекомендует вам уволить ваших экспертов, – невозмутимо сказала переводчица. – Третье поколение метаакул перекусывает двухдюймовой толщины кабель в моноволоконной оплетке. Господин Сакамуро не хочет делать из своих людей акулий корм.
Директор «Неотеха» счел за лучшее промолчать.
«Сбивает цену, узкоглазый, –думал он, глядя в прямую, как бамбуковая палка, спину японца. – Не выйдет, голубчик. Три недели до весеннего Прорыва. Оглянуться не успеете, как сожрут и вас, и ваш планктон. С акулами не поторгуешься. А ведь сам приехал, не прислал кого‑то помоложе, – сказал он себе, когда японец все так же молча остановился перед очередной „витриной“. – Боится, что перекуплю, как Хитори? Или придает такое значение этому заказу, что не может его никому доверить? Или… что‑то еще?»
Произнеся эти слова про себя, Белуга понял, что не знает, почему и зачем старый паук Сакамуро лично явился на континент, чего не случалось еще ни разу за длительный период сотрудничества их компаний. Не знает, но догадывается.
И эти догадки отнюдь не приводят его в восторг. Настолько, что ему хочется немедленно поделиться ими с начальником своей службы безопасности.
Он вспоминал города. Город. Этому слову не нужно множественное число. Сколько бы их ни было, он всегда один. Город без имени. Начало и конец всех путей.
Асфальт, пластик, стеклобетон. Вертикаль – это Мировое Древо в полторы тысячи этажей, горизонталь – бесконечная автотрасса. В точке пересечения он, Человек, испуганный Творец, бездомный король, бывший владыка обезумевшего мира.
В XXI столетии темпы урбанизации превысили все возможные пределы. Рост городов уподобился метастазам на заключительной стадии рака, бетонные опухоли расползались по континентам, зарывались в глубину, тянули свои отростки на океанское дно. Локальные конфликты с применением ядерного оружия и эксперименты по изменению климата до неузнаваемости искажали первозданные ландшафты. Исчезновение целых биологических видов давно перестало быть темой для газетных передовиц.
Гораздо большей сенсацией стал НЛО, сбитый в ноябре 2005‑го русскими ВВС где‑то над Сибирью и оказавшийся секретным китайским самолетом‑разведчиком. Сошедший с ума израильский боевой спутник обрушил залп тактических лазеров на Багдад. А на Южных Курилах под предлогом миротворческой акции началась высадка японского морского десанта. Представитель Генеральной Ассамблеи ООН заявил, что повторное применение бактериологического оружия в Югославии…
21 марта 2021 года безымянный американский обыватель выглянул в окно и увидел поражающую воображение стаю животных. Животные как две капли воды походили на вымерших койотов, которых показывали в прошлую субботу по каналу «Discovery». Стая пересекала проезжую часть, растекаясь по прилегающим улицам. Животные исчезали в подземных переходах, в дверях магазинов и домов, но меньше их не становилось.
«Черт знает, что такое творится. Надо бы позвонить в полицию», –успел озадаченно подумать американец, прежде чем челюсти метакойота сомкнулись сзади на его шее, перекусив ее, как маисовый початок.
Так начинался Перелом.
Нам предрекали Третью мировую войну. А природа подарила нам ночь, в которой желтые глаза степных волков загорались в уютной темноте наших спален. В эту ночь совершилось таинство метаэволюции. Неисповедимый путь вековой борьбы и изменений… только века в нем измерялись часами… привел к порогам наших домов тварей из самых мрачных кошмаров. В эту ночь рухнули наши твердыни и пали сильные.
Нет, природа не стремилась к полному уничтожению редкого животного из отряда Homo Sapiens. Он искала долгожданного уединения от него, воздвигая между ним и собой непроходимую стену Леса, выжженный солнцем простор Степи, бурную поверхность Океана.
Зону Отчуждения. Карантин.
Человечество было болезнью, от которой теперь выздоравливали биосфера и экосистема. Где‑то вновь шелестела тысячью зеленых гектаров тайга и оглашали воздух счастливыми криками птицы. Реки несли свои воды кристальной чистоты, и под голубым небом расцветали невиданные доселе травы и злаки.
Но человеку больше не дано было видеть всего этого. На долю изгнанника остались только воспоминания.
Города – их осталось не больше полутора сотен на этой планете. Тянущиеся к небесам зиккураты, уходящие под землю термитники стали последней обителью человечества. Если не считать одиночных поселений безумцев, подвергшихся добровольному остракизму. И разрозненных племен мотокочевников, бесконечно странствующих от одного человеческого анклава к другому.
Мы учились городской топографии. Основание, Дно – кварталы аутсайдеров, витрина черного рынка и полигон запрещенных технологий. Средний ярус, многослойное Ядро – рабочие и служащие корпораций, цеховые объединения «по интересам», малые торговые дома. Вершина всего этого – Небеса, царапающие стратосферу шпилями своих хрустальных башен. Там живут те, кому повезло больше других. И те, о ком думают так.
Полинациональное население и ветвистое дерево стратификации. Космополитичность, с одной стороны, с другой – социальная кастовость. Цвет кожи, разрез глаз и пятая строка не имеют такого значения, как твой ЛИК, содержащий данные о твоем положении в иерархии полиса.
Кто ты? Наладчик банкоматов, наемный охотник, водитель грузового кара? Не пробовал сменить профессию? Лучше и не пытайся, если не хочешь очутиться на самом Дне, среди мелких толкачей и грошовых сутенеров. Оттуда податься некуда, не считая местного отделения «Орган‑Банка», где под залог своей почки или роговицы ты сумеешь выручить сотню‑другую КК.
Может, тебе повезет, и тебя приберет к рукам какая‑нибудь секта. Промоет мозги и отправит в Ядро проповедовать измученным клеркам и работягам. Один шанс из четырехсот миллионов, что тебе повезет и там. Тебя заметят сверху и предложат испытательный срок.
А то, что случится дальше, выходит за рамки обычного везения и должно уже считаться чудом. Чудом, открывающим вчерашнему бродяге дорогу на Небеса.
Если смотреть на Город с орбиты, то видны концентрические кольца, расходящиеся от его границ на десятки километров. Это Форсиз – бетонные и стальные стены, обернутые режущим мономолекулярным волокном, блокпосты, оснащенные огнеметами и автоматическими пушками, сигнальные системы и минные поля. Два раза в год, в дни весеннего и осеннего Прорыва, природа испытывает Форсиз на прочность. А вместе с ним и людей Города.
Война, объявленная человеку миром, закалила его, сделала осмысленной каждодневную борьбу за выживание. Ограниченный в ресурсах и в жизненном пространстве, загнанный в искусственный ареал обитания, он оставался самой опасной тварью под солнцем.
Об этом не стоило забывать.
Личный вертолет господина Сакамуро, черно‑алая (фирменные цвета «Мисато») хрупкая стрекоза, скрыл в своем чреве дорогого гостя. Владимир Белуга пожал на прощание твердую ладонь переводчицы‑секретаря.
– Давно хотел узнать! – прокричал он сквозь шум мотора. – Что означает название вашей компании?
Секретарь окатила его прозрачным холодом суженных глаз.
– «Мисато» в переводе значит «красивый город», – сказала она.
И шагнула в кабину вертолета.
– Красивый город, – повторил себе под нос Белуга, провожая взглядом удаляющийся вертолет, – надо же…
В пальцах правой руки он бездумно крутил крошечную ампулу, минуту назад раздавленную о ладонь доверенного секретаря господина Сакамуро. В ампуле до этого находилось 0,2 миллиграмма вещества СВМФ‑9, среди работников спецслужб прозванного «клоповая метка».