– Куда уехал Фанк? Он уехал один или вместе с кем-нибудь? Когда он уехал, на чем? – быстро спросил незваный гость. Хац понял, что надо говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, – иначе за любое неверное слово его вышвырнут на Аркадию (а там война, и вся родня, кроме него, гуляет в партизанах) или на планету предков (где он и вовсе никому не нужен).
– Он сказал, что позвонит сюда – как доехал и все такое прочее. А с ним уехали… женщина, четверо девчонок и парнишка-тьянга. Но не вместе – четверо на мотоциклах, по двое, а одна девчонка и тьянга – с ним в машине.
– ЧИСТО, НИКОГО НЕТ, – доложила по радио Молния, и почти сразу то же повторил Кавалер.
– ПРЕКРАТИТЬ ПОИСК, ОБА КО МНЕ, – ответил Этикет, а вслух сказал: – Пожалуйста, сообщите мне номера тех мотоциклов и машины. И – пройдемте к тому, кто замещает директора.
– Ходить не надо – это я, – Хац уже попрощался с должностью, со свободой, а в перспективе – и с Сэнтрал-Сити, и с этой гостеприимной планетой. А может, все-таки не депортируют?..
Хац, как в ледяную воду, погружался в знакомую атмосферу официального дознания. Он через все это уже прошел, когда его интернировали вместе с кораблем, экипажем и грузом: «Вы юнга? Боюсь, у нас для вас плохие новости. По данным Галактической полиции, ихэны на Аркадии поработили людей, экспортируют вооружение и сильнодействующие вещества. Что вам известно о фактах порабощения, насилия и незаконного экспорта? На вашу планету уже введены войска пяти цивилизаций, скоро там наведут порядок. Международный бюджет содержал вас три года, но теперь вы совершеннолетний – куда вы хотите быть высланным? На Аркадию? А почему нет? Там скоро наведут порядок… Можете выбрать любую планету Федерации – вы имеете право как подданный…» Кожей чуя, что за спиной, словно челюсти, с грохотом смыкаются двери международной тюрьмы, Хац с тоской наблюдал, как детективы Минфина ходят взад-вперед по кабинету Фанка, а один – такой, с улыбочкой – листает документы, время от времени тихо вскрикивая от удовольствия, будто между бумагами вложены купюры по сто бассов.
– Шеф, тут такая прелесть!.. Приход-расход – как в сказке! Верьте моему опыту, шеф, – через театр ходили десятки тысяч, если не сотни, и все из ниоткуда в никуда!.. Я бы очень хотел побеседовать со здешним бухгалтером!.. И с налогами у вас никогда не было проблем? Ну, прямо волшебство какое-то!..
Опыту Кавалера Этикет доверял вполне – Кавалер раньше служил в налоговой полиции, и не где-нибудь, а в Ровертауне, где минимум половину заведений контролирует мафия.
«Гадский Фанк, – изнывал Хац, ерзая на стуле. – Ведь как чисто выглядел!.. И платил побольше, чем другие… А какой скотиной оказался!..»
– Это ваш директор? Ах, он в гриме… И это тоже он? – разглядывал Этикет фотографии на стенах и трюмо. – И тоже в гриме?..
Беседуя по трэку сначала с дорожной полицией о номере машины Фанка, потом с адресной службой о бухгалтере «Фанк Амара» (увы, в электронном блокноте нашелся только его телефон, и тот оказался коммутатором в Ровертауне), Этикет нет-нет да и поглядывал на сгорбившееся, убитое инопланетное существо, которое подставил Фанк. А ведь как он убежденно говорил тогда, в пору скитаний: «Я не могу украсть, это против моих принципов. Я скорей умру без пищи и энергии, чем возьму чужое…» Но Банш – это Банш. Сбежав от хозяев на волю, баншеры остаются все в том же мире, где надо работать и платить, а взять они могут лишь то, что плохо лежит.
– Мы не уполномочены применять к вам никаких санкций, – утешил Этикет. – Возможно, здесь имеет место злоупотребление вашим доверием (при этих словах Хац ожил и вскинул глаза), но и это мы определять не вправе. Я оставлю здесь своего сотрудника, и, когда Фанк позвонит… (Хац быстро закивал) я очень надеюсь на ваше добровольное и активное сотрудничество.
Кстати – вы не встречали здесь вот ЭТУ девочку? – он показал фотографию Дымки, сделанную в Баканаре.
– Да… кажется, да. Она заходила несколько раз к Фанку, да. Я уже семь лет живу здесь, я умею отличать эйджи друг от друга…
«Но не людей от киборгов», – подумал Этикет, пряча фото.
* * *
От нервной встряски поручения Фанка высыпались из головы Хаца как горох; теперь в голове его весело прыгали дрессированные крысы, он все забыл и вспоминал только на спрос – а спрашивать агенты Минфина умели, особенно их старший и этот, с душевной улыбкой, – и правдивые ответы сами бодро срывались с языка.
А вот Маркет свое дело помнил и ехал спокойно – но не по пятой линии, а по седьмой. Безопаснее не привлекать внимания, когда ты ездишь по таким делам. Оставить машину на стоянке подальше от театра и пройти дворами, не по улице. Проникнуть сквозь служебный вход, не через главный, по темным задним коридорам. Подняться по лестнице. Постучать – тук, тук, тук-тук-тук.
В отличие от удирающего Фанка Маркет ничуть не волновался.
Молния и так помалкивала, а Этикет и Кавалер, не переглядываясь, замолчали вместе, едва послышались шаги; по их виду нельзя было подумать, что они насторожились – они вроде бы задумались.
– Войдите! – машинально крикнул Хац на условный стук и только вслед вылетевшему слову понял, что кричать надо было: «Я занят, здесь полиция!» В голове успело мелькнуть: «О боги, пусть он хоть в щель заглянет!»
Но Маркет бывал здесь частенько, и проблем у него никогда не возникало. Взявшись за дверную ручку, он вспомнил слова Фанка: «Если меня не будет, пакет передаст тебе Хац». Хац – ихэн; голос Хаца Маркет знал. Все нормально.
Уже когда он делал первый шаг в кабинет, рука его нырнула под плащ за пистолетом; то же быстро и одновременно сделали киборги Хиллари – а Этикет другой рукой сгреб Хаца со стула и швырнул вниз и назад, за себя; от боли и неожиданности у Хаца перехватило дыхание – как бинджа с размаху лапой двинул! Наверно, это и есть налоговый пресс!.. Выстрелы слитным грохотом ударили Хаца по ушам; он завизжал и зажмурился, в ужасе сжавшись в комок, – но грохот стих так же внезапно, как и начался.
Град керамических пуль с тяжелыми сердечниками превратил в хлам голову Маркета вместе с глазами, микрофонами, радаром и всем, что в ней было; две пули поразили батарею, а подключившийся было аварийный аккумулятор Кавалер прикончил последним, контрольным выстрелом в живот – как раз тогда Хац разжал было веки посмотреть, чем же все кончилось. Поэтому Хац выждал во тьме еще с полминуты.
– У меня поврежден пучок питания левой руки, – сдержанно пожаловалась Молния. – Не могу пользоваться рукой.
Хац тихо заскулил, глядя, как эйджа ощупывает простреленное плечо – и ни гримасы боли, ни кровинки, лишь какая-то мутная слизь вытекает из раны. И убитый на пороге так был похож на сломанную куклу, что Хаца пробирала знобящая жуть. Стонущий Хац, не вставая с колен, потянул Этикета за рукав:
– Офицер, сколько вам дать, чтобы вы ушли? Ну, сколько?..
– Наш киборг поврежден, – холодно ответил Этикет. – Теперь-то мы уж точно не уйдем и в покое вас не оставим. Кстати, этот… гость как-то странно постучал перед тем, как войти. Это похоже на условный сигнал. Вы ждали его прихода? вам известно, с какой целью он пришел?
Нависшее над Хацем мрачное лицо было неумолимо, а второй агент, переставший улыбаться, тоже глядел недобро, если не сказать – зловеще. Фанк с мафией связан, к нему ходят киборги, а полиция – хуже киборгов; по всему выходило, что надо сдаваться на милость агентов и валить все на Фанка.