- Ответьте ей, Годфри, - вмешалась тетушка, - ничто так не повредит ей сейчас, как ваше молчание.
Красивые глаза мистера Годфри наполнились слезами. Он устремил на нее последний умоляющий взгляд и произнес наконец роковые слова:
- Если вы хотите знать, Рэчель, слух идет, что Лунный камень в закладе у мистера Люкера и что я - тот человек, кто заложил его.
Она вскочила на ноги со стоном. Она попеременно глядела то на тетушку, то на мистера Годфри с таким безумным видом, что я, право же, подумала: уж не сошла ли она с ума?
- Не говорите со мной! Не дотрагивайтесь до меня! - воскликнула она, отшатываясь от нас всех, словно загнанный зверь, в дальний угол комнаты. - Это моя вина! Я должна исправить ее! Я принесла в жертву себя - это мое право. Но видеть, как гибнет невинный человек, хранить тайну, разрушая ему жизнь? О господи! Это слишком ужасно! Я не могу этого вынести!
Тетушка приподнялась со стула и вдруг снова села. Она окликнула меня слабым голосом, указав на флакон в своей рабочей корзинке.
- Скорей, - шепнула она, - шесть капель с водой. Чтобы Рэчель не заметила!
При других обстоятельствах я нашла бы это странным. Но сейчас не было времени думать, - нужно было дать лекарство. Милый мистер Годфри бессознательно помог мне скрыть это от Рэчель, говоря ей на другом конце комнаты сдержанным голосом:
- Право же, право же, вы преувеличиваете, - услышала я его слова. - Моя репутация слишком безупречна, для того чтоб ее могла погубить такая мимолетная клевета. Все это позабудется через неделю. Перестанем говорить об этом.
Она осталась совершенно нечувствительна даже к такому великодушию. Она вела себя все хуже и хуже.
- Я должна и хочу пресечь эту клевету, - сказала она. - Мама, послушайте, что я скажу. Мисс Клак, послушайте, что я скажу. Я знаю руку, взявшую Лунный камень. Я знаю, - она сделала сильное ударение на этих словах; она топнула ногою в ярости, овладевшей ею, - я знаю, что Годфри Эбльуайт невиновен ! Ведите меня к судье, Годфри! Ведите меня к судье, и я присягну в этом!
Тетушка схватила меня за руку и шепнула:
- Загородите меня от них минуты на две. Не допускайте, чтобы Рэчель увидела меня.
Синеватый оттенок, проступивший на лице ее, ужаснул меня. Она увидела, что я испугалась.
- Капли поправят дело минуты через две, - шепнула она и, закрыв глаза, стала ждать их действия.
Покуда это продолжалось, я слышала, как милый мистер Годфри кротко возражал:
- Ваше имя не должно быть связано с такими делами. Ваша репутация, возлюбленная Рэчель, слишком чиста и слишком священна для того, чтобы с нею можно было шутить!
- Моя репутация! - Она разразилась хохотом. - Меня обвиняют, Годфри, так же как и вас. Лучший сыщик в Англии убежден, что я украла свой собственный алмаз. Спросите его мнение, и он вам скажет, что я заложила Лунный камень в уплату своих секретных долгов!
Она замолчала, перебежала в комнату и упала на колени у ног матери.
- О, мама! мама! мама! Я, должно быть, сумасшедшая, не правда ли? Не открыть истины даже теперь !
Она была так возбуждена, что не заметила состояния своей матери. Она опять вскочила на ноги и в одно мгновение очутилась возле мистера Годфри.
- Я не позволю, чтобы вас, не позволю, чтобы какого-нибудь невинного человека обвинили и обесчестили по моей вине. Если вы не хотите повести меня к судье, напишите сейчас заявление о вашей невиновности, и я подпишу его.
Сделайте, что я говорю вам, Годфри, или я напечатаю об этом в газетах, выбегу и стану кричать об этом на улицах!
Мы не станем уверять, что слова эти были внушены угрызениями совести, - мы скажем, что они были внушены истерикой. Снисходительный мистер Годфри успокоил ее, взяв лист бумаги и написав заявление. Она подписала его с лихорадочной торопливостью.
- Показывайте это везде, не думайте обо мне, - сказала она, подавая ему бумагу. - Боюсь, Годфри, что в мыслях моих я не была к вам до сих пор справедлива. Вы не такой эгоист, вы гораздо добрее, чем я думала.
Приходите к нам, когда сможете, и я постараюсь загладить ту несправедливость, с которой обошлась с вами.
Она подала ему руку. Увы! Как жалка наша падшая натура! Увы! Мистер Годфри - он не только забылся до такой степени, что поцеловал ее руку, - он ответил ей кротким тоном, который сам по себе, при данных обстоятельствах, был греховным:
- Я приду, дорогая, с условием, чтобы мы больше не говорили об этом ненавистном предмете.
Прежде чем кто-нибудь из нас успел сказать еще слово, раздался громкий стук в дверь. Я выглянула в окно и увидела Мирское, Плоть и Дьявола, ожидавших перед домом в виде кареты и лошадей, напудренного лакея и трех женщин, одетых до такой степени смело, что еще ни разу в моей жизни не доводилось мне видеть что-либо подобное.
Рэчель вздрогнула и пришла в себя. Она приблизилась к своей матери.
- За мной заехали взять меня на цветочную выставку, - сказала она. - Одно словечко, мама, прежде чем я пойду. Я не огорчила вас?
Капли произвели свое действие. Цвет лица бедной моей тетки принял свой естественный оттенок.
- Нет, нет, душа моя, - сказала она, - поезжай со своими друзьями и повеселись.
Дочь наклонилась к ней и поцеловала ее.
Я стояла возле двери, когда Рэчель выходила из комнаты. Новая перемена - она была в слезах. Я с интересом наблюдала за мгновенным смягчением этого ожесточенного сердца. Я склонна уже была сказать ей несколько серьезных слов. Увы! Моя симпатия, вызванная добрыми намерениями, только оскорбила ее. "С какой стати вы жалеете меня? - спросила она горьким шепотом. - Разве вы не видите, что я счастлива? Я еду на цветочную выставку, Клак; и у меня самая красивая шляпка во всем Лондоне". Она завершила эту насмешку надо мной воздушным поцелуем в мой адрес и выбежала из комнаты.
Вернувшись к тетушке, я заметила, что милый мистер Годфри тихо ищет что-то по всем углам комнаты. Прежде чем я успела предложить ему помощь, он уже нашел то, что искал. Он вернулся к своей тетке и ко мне с заявлением о его невиновности в одной руке и с коробочкой серных спичек в другой.
- Дорогая тетя, маленький заговор, - сказал он. - Дорогая мисс Клак, благочестивый обман, извинительный даже с точки зрения вашей высокой нравственной прямоты! Прошу вас, оставьте Рэчель в убеждении, что я принимаю великодушное самопожертвование, с каким она подписала эту бумагу.
И прошу вас, будьте свидетельницами, что я уничтожил эту бумагу в вашем присутствии, прежде чем выйти из этого дома!
Он зажег спичку и сжег бумагу на тарелке, стоявшей на столе.
- Маленькая неприятность, случившаяся со мной, - сущий пустяк, - несравнимо важнее сохранить это чистое имя от мирской заразы. Вот!
Безобидная маленькая кучка золы, и наша милая впечатлительная Рэчель никогда не узнает о том, что мы сделали. Каковы ваши чувства сейчас?
Драгоценные друзья мои, каковы сейчас ваши чувства? Что до меня, бедного, - у меня сейчас так же легко на душе, как у маленького мальчика.