Иногда, переделав окончание фамилии на два "ф", можно стать иностранцем. «Так вот оно что, — подумал Басов, — концессионеры вооружены действительно до зубов».
— Господа — сказал он, — то, что я готов сообщить вам вряд ли вас порадует. У нас есть конкуренты и по моим сведениям они сегодня спускаются в подземную Москву.
И он рассказал о некоторых деталях своего визита в оранжеватый домик на Никитской.
— Их два? вяло спросил инженер в голубой пижаме.
— Два.
— Вы твердо в этом убеждены?
— Мне сказала княгиня. Но постойте Впрочем, она сказала также что Мамочкин упоминал о трех рабочих с завода «Динамо» Я не знаю их роли.
— Хотя бы десять рабочих с завода «Динамо»! — как орешек, раскололся смехом инженер в голубой пижа ме Дорогой герр Кранц, скажите нам, какими хими ческими средствами располагает наша экспедиция для того чтобы избавиться от непрошеных конкурентов, если придется встретиться с ними в таком неудобном месте как подземный Кремль?
— Можно попробовать чихательный газ, спокойно отвечал Кранц, — люди зачихаются до смерти… Можно попробовать также веселящий газ, люди будут смеяться до смерти… Не правда ли, эта картинка так и просится в современный юмористический журнал: люди, смеющиеся до смерти в подземельях Московского Кремля? Если бы мы с вами не в состоянии были проделать этот опыт на практике, я бы сказал: похоже на выдумку захмелевшего романиста.
Инженер Кранц был большим знатоком своего дела.
— Кроме того, — добавил он, — вы только что были свидетелями некоторых, отнюдь не фантастических, опытов.
Тогда инженер в голубой пижаме сказал, наливая новый стакан чая:
— Вы очень предусмотрительны, Басофф, и мы благодарим вас за своевременное предупреждение. Назначьте вашей княгине небольшое вспомоществование: купите у нее плюшевый альбом, два бюстгалтера и, пожалуй, ордена покойного князя… Если по ходу дела нужно — женитесь на ней: учитесь быть настоящим европейцем!.. Все это не изменяет наших планов. Сегодня мы спустимся в подземелье, хотя бы там оказалась целая рота красноармейцев…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
ТРИ НОВЫХ ГЕРОЯ ПОВЕСТИ
Тут, наконец, я должен познакомить читателя с остальными героями моего повествования, притом сразу с тремя. Они назывались: Арсений Дротов, Семен Сиволоб-чик и Степан Кухаренко. Два из них, вероятно, были великороссами, они говорили на "а" и подстригались в кружок. Третий — выворачивал «мабут» и хоть также читал «Правду», но под вечер, когда все трое возвращались с работы, любил вспоминать про великого Тараса и вареники с сыром. Все трое работали на заводе «Динамо» Восемь часов на заводе, когда, словно оголтелые, крутятся шкивы, визжат шестеренки и зубчатые колеса и многопудовые маховики сотрясают стены, совершенно изматывают нервы. Но без пяти четыре —восторженно ревел заводской гудок, и Дротов обтирал об фартук напильник снимал промасленную прозодежду и у ворот над весенней лужей, у которой уже прохаживался чей-то петух поджидал приятелей. Он был жилист и сух, усы его обвисали по-горьковски, правое плечо — не от того ли что правая рука двадцать четвертый год держала напильник — было выше левого, в обхождении он был прост и степенен, так как давно знал цену жизни и свое в ней место. В революцию из таких никогда не вырабатывались крикуны, а всегда дельные, незаменимые работники. Он два года дрался в красной пехоте, отстоял екатеринославские заводы, ходил на Каховку и Сиваш, а когда «маленько ослобонился», познакомился с политграмотой. Сидел над ней год, водя опрямевшим от напильника и курка пальцем.
На Пименовской, в той ее конечности, где упирается она в бывшую Сущевскую часть, года три назад растащили по бревнышку на топливо дом, и черный его обгорелый костяк долго торчал бы еще, как гнездо больных зубов, если бы товарищи Дротов, Сиволобчик и Кухаренко не задумали поселиться вместе и из потертых ок-рошившихся кирпичей не попробовали заложить дом-коммуну. Так новая жизнь началась с фундамента. Когда его выводили, земля была рыхла и податлива.
Семена на заводе называли «порохом» за способность быстро загораться и столь же быстро остывать. «Тов-ва-рищи — кричал он, вымахивая вперед подстреленную не то на Кубани, не то под Варшавой руку, — вот оно!» Его белобрысый хохолок окончательно намокал. Вероятно ему казалось, что он все еще командует ударным взводом и потому, что бы он ни делал, все было ударным. Но так было два дня, потом его энергия остывала или направлялась на другое. Дротов — молчаливый и уверенный расчетливый в каждом движении, словно напильником он ворочал камни на годы — в таких случаях бывал для Семена самым необходимым человеком. Он умел поддерживать в нем остывающую энергию и направлять ее с большей для всей братвы выгодой.
Если ко всему этому добавить чисто национальное упрямство Кухаренко, его ленцу, но и его упорство в достижении поставленной цели — представляется совершенно ясным, что компания друзей обладала не только недостатками, но и некоторыми достоинствами, притом недостатки как водится, уравновешивались, достоинства наоборот, складывались и в сумме представляли собой силу, достаточную, например, чтобы на развалинах растащенного на дровишки домика построить довольно сносный и удобный для жилья дом. А ведь известно: если из метлы вытаскивать по прутику — можно изломать всю метлу, а прутики вместе — метлы не сломать, если бы даже такое страшное учреждение, как домовый комитет захотело это попробовать!
В субботу Дротов, по обыкновению, поджидал своих друзей у фабричных ворот. Рабочие по привычке, хоть обыски и отменили, выходили гусем, один за другим, у ворот толпились. На лужах весело кололось весеннее солнце, проезжие извозчики поливали грязью словно коричневым липким веером/
— Легче, че-орт!
— А ты рот не разевай! Ра-аззява-а!
— Раззява не раззява, здрясте, товарищ!
— Вы были на заседании завкома? Обсуждался вопрос о МОПРе[23] … Мы порешили всем цехом.
— Ваньку обязательно надоть побоку! Это, я вам доложу, такой карась…
— Да-с, чертеж весьма сложный ..
— И куда это центра смотрить? — умов не приложим…
— Куды, куды прешь? Аль зенками-то не зришь?
— Ой товарищ Дуня, гляньте: Москва-река-те! Хошь семенков?..
— А на гармошке сыграшь?
— Для тебя — что хошь!..
— А я вам говорю, товарищ, что мораль рабочего класса, поскольку она уже выкристаллизировалась…
— Вот ду-лли! Дули!
— Кенскенкин, тебе на Ханиловку? Аида с нами по путе!
— На улице, че-орт!.. Стыду у тебя нету!…
— Итак, товарищ, мы говорили о МОПРе…
— Манька! Манька! Не тае! Не тае! Которая с паковочной . Где тебя черти но-осют? Иди сюды!
— И-иду!..
— Наше вам с кисточкой…
Подошли Сиволобчик и Кухаренко. Друзья неторопя-щимся шагом людей, отработавших свое, пошли вверх по улице.
Дротов сказал:
— Я видел археолога вчера. Он сказал, что спуск назначен на субботу… Сегодня вечером… Сегодня он покупает веревочные лестницы, к девяти просил собраться у Лобного места.
— Не страшно? — спросил почему-то Сиволобчик.
— Э, милый, — просто отвечал Дротов, — нам ли бояться земли?.. Да и поздно об этом раздумывать… Итак, товарищи, не забыть: мотыги, фонари, пару топоров, хорошо бы отыскать хоть один лом. Мамочкин, товарищ Боб да нас трое… Я думаю справимся .. Я бы сказал: мы должны справиться.