– Не знаю, может быть, она думала, что сумеет меня заставить, – ответил Клайд; публика и присяжные – все эти фермеры и лесорубы, обитатели лесной глуши, возмущенно и насмешливо зафыркали, разъяренные выражением «сумеет меня заставить», так незаметно для Клайда слетевшим у него с языка. – Я никогда не соглашался на ней жениться, – закончил он.
– Разве что она сумела бы вас заставить. Стало быть, вот как вы к этому относились, да, Грифитс?
– Да, сэр.
– И вы присягнете в этом с такой же легкостью, как в чем угодно еще?
– Я ведь уже принес присягу.
И тут Мейсон почувствовал – и это почувствовали и Белнеп, и Джефсон, и сам Клайд, – что страстное презрение и ярость, с какими почти все присутствующие с самого начала относились к подсудимому, теперь с потрясающей силой рвутся наружу. Презрение и ярость переполняли зал суда. А у Мейсона впереди было еще вдоволь времени, чтобы наугад, как придется, выхватывать из массы материалов и показании все, чем ему вздумается издевательски терзать и мучить Клайда. И вот, заглядывая в свои заметки (для удобства Эрл Ньюком веером разложил их на столе), он снова заговорил:
– Грифитс, вчера, когда вас допрашивал здесь ваш защитник мистер Джефсон (тут Джефсон иронически поклонился), вы показали, что в вашей душе произошел этот самый перелом после того, как вы снова встретились с Робертой Олден в Фонде, – то есть как раз когда вы пустились с нею в это гибельное для нее путешествие.
– Да, сэр, – сказал Клайд, прежде чем Белнеп успел заявить протест; однако адвокату удалось добиться замены «гибельного для нее путешествия» просто «путешествием».
– Перед этим вашим с нею отъездом вы уже не любили ее по-прежнему, верно?
– Не так сильно, как прежде… верно, сэр.
– А как долго – с какого именно времени и по какое – вы ее действительно любили? То есть не успели еще разлюбить?
– Ну, я любил ее с того времени, как встретился с нею, и до тех пор, пока не встретился с мисс X.
– Но не дольше?
– Ну, я не могу сказать, чтобы после я совсем ее разлюбил. Она была мне дорога… даже очень… но все-таки не так, как раньше. Мне кажется, я главным образом жалел ее.
– Это значит… дайте сообразить… примерно с первого декабря и до апреля или до мая, так?
– Да, примерно так, сэр.
– И что же, все это время – с первого декабря до апреля или мая – вы оставались с нею в интимных отношениях, да?
– Да, сэр.
– Несмотря на то, что уже не любили ее по-прежнему?
– То есть… да, сэр, – ответил Клайд с запинкой.
И едва разговор перешел на сексуальные темы, как все эти сельские жители, заполнявшие зал суда, встрепенулись и заинтересованно подались вперед.
– И, зная, как вы тут сами же показывали, что, безукоризненно верная вам, она по вечерам сидит одна в своей комнатушке, вы все-таки отправлялись на танцы и вечеринки, на званые обеды и автомобильные прогулки и оставляли ее в одиночестве?
– Да, но ведь я не всегда уходил.
– Ах, не всегда? А вы слышали, что показали здесь по этому поводу Трейси Трамбал, Фредерик Сэлс, Фрэнк Гарриэт и Бэрчард Тэйлор, или, может быть, не слыхали?
– Слышал, сэр.
– Так что же, они все лгали или, может быть, говорили правду?
– Мне кажется, они говорили правду, насколько могли припомнить.
– Но припоминали они не слишком точно, так, что ли?
– Просто я не всегда уходил. Пожалуй, раза два-три в неделю… может быть, иногда и четыре, но не больше.
– А остальные вечера вы проводили с мисс Олден?
– Да, сэр.
– Стало быть, именно это она и хотела сказать вот здесь в письме? – Мейсон взял еще одно из пачки писем Роберты и прочел: – «Почти все время после того ужасного рождества, когда ты покинул меня, я вечер за вечером провожу совсем одна». Что же, она лжет? – свирепо рявкнул Мейсон, и Клайд, понимая, как опасно обвинить Роберту во лжи, робко и сконфуженно ответил:
– Нет, она не лжет. Но все-таки часть вечеров я проводил с нею.
– И, однако, как вы слышали, миссис Гилпин и ее муж засвидетельствовали, что, начиная с первого декабря, мисс Олден постоянно, вечер за вечером, сидела одна у себя в комнате, что они жалели ее и считали такое затворничество неестественным и старались сблизиться с нею и немного развлечь ее, но она уклонялась от их приглашений. Слышали вы эти показания?
– Да, сэр.
– И тем не менее утверждаете, что часть вечеров проводили с нею?
– Да, сэр.
– И в то же время вы любили мисс Х и стремились чаще встречаться с нею?
– Да, сэр.
– И старались добиться, чтобы она вышла за вас замуж?
– Да, я хотел этого, да, сэр.
– И, однако, между делом, в вечера, не занятые ухаживанием за другой, продолжали свои прежние отношения с мисс Олден?
– То есть… да, сэр, – снова запнулся Клайд.
Его безмерно огорчало, что все эти разоблачения выставляют его в таком жалком виде, и, однако, он чувствовал, что был вовсе не так подл – по крайней мере не хотел быть таким, каким изображал его Мейсон. Ведь и другие поступали не лучше, хотя бы те же светские молодые люди в Ликурге, во всяком случае, это можно было понять по их разговорам.
– А вам не кажется, что ваши просвещенные защитники нашли для вас весьма мягкое наименование, называя вас умственным и нравственным трусом?
– ехидно заметил Мейсон.
И тут откуда-то из глубины длинного и узкого зала суда среди глубокой тишины раздался мрачный, мстительный выкрик какого-то разъяренного лесоруба:
– И на кой черт возиться с этим окаянным выродком! Прикончить его – и все тут!
В то же мгновение Белнеп закричал, что он протестует, и Оберуолцер, водворяя тишину, застучал молотком и приказал арестовать нарушителя порядка, а заодно удалить из зала всех, для кого не хватало сидячих мест, что и было исполнено. Нарушитель был немедленно арестован: ему надлежало наутро предстать перед судом. И потом в наступившей тишине вновь заговорил Мейсон:
– Вы говорили, Грифитс, что, уезжая из Ликурга, не намеревались жениться на Роберте Олден, если только вам удастся уладить все каким-либо иным путем.
– Да, сэр. В то время так оно и было.
– И, следовательно, вы были вполне уверены, что вернетесь в Ликург?
– Да, сэр, я рассчитывал вернуться.
– Тогда почему вы уложили все свои вещи в сундук и заперли его?
– Это… это… просто… – Клайд замялся. Нападение было столь внезапно, столь мало оно было связано со всем сказанным ранее, что Клайд не успел собраться с мыслями. – Видите ли, я был не вполне уверен… я думал – вдруг мне придется уехать, независимо от того, хочу я или нет.
– Понятно. Стало быть, если бы вы неожиданно решили уехать с мисс Олден, как оно и вышло (тут Мейсон фыркнул ему в лицо, будто говоря: «Так тебе и поверили!»), у вас могло не оказаться времени для того, чтобы вернуться домой и перед отъездом спокойно уложить вещи?
– Н-нет, сэр, дело было не в этом.
– А в чем же?
– Видите ли… – И так как он прежде не думал об этом и ему не хватало смекалки, чтобы сразу же найти подходящий и правдоподобный ответ, Клайд опять замялся, что было замечено всеми и прежде всего Белнепом и Джефсоном; потом он продолжал: – Видите ли, я думал, что если понадобится уезжать, хотя бы и на короткое время, мне, пожалуй, придется спешно захватить все свои вещи.
– Понятно. Но вы опасались такой спешки при отъезде не потому, что полиция могла выяснить, кто такие Клифорд Голден и Карл Грэхем? Вы в этом уверены?
– Нет, сэр, не в этом дело.
– И, значит, вы не говорили миссис Пейтон, что отказываетесь от комнаты?
– Нет, сэр.
– Вчера, давая показания, вы говорили что-то такое о недостатке денег. Будто вам не на что было увезти мисс Олден, жениться и прожить с нею вместе хоть некоторое время, хотя бы даже полгода.
– Да, сэр.
– Сколько у вас было денег, когда вы отправились из Ликурга в эту поездку?
– Около пятидесяти долларов.
– «Около» пятидесяти? Вы не знаете точно, сколько у вас было?
– Знаю, сэр, – пятьдесят долларов.
– Сколько вы истратили, пока были в Утике и на Луговом озере и после, пока не добрались до Шейрона?
– По-моему, у меня ушло на эту поездку долларов двадцать.
– А точно не знаете?
– Точно… нет, сэр… но примерно что-то около двадцати долларов.
– Ладно, попробуем подсчитать точнее, – продолжал Мейсон, и Клайд, почуяв западню, снова заволновался: ведь у него были еще и те деньги, которые дала ему Сондра, и часть их он тоже истратил. – Сколько вам лично стоил проезд от Фонды до Утики?
– Доллар с четвертью.
– А комната в Утике, в гостинице, где вы останавливались с Робертой?
– Четыре доллара.
– Вы, конечно, пообедали там в тот вечер и позавтракали на другое утро,
– во сколько вам это обошлось?
– Около трех долларов за все вместе.
– И больше вы ничего не потратили в Утике?
Мейсон изредка косился на листок с какими-то цифрами и пометками, но Клайд этого не замечал.
– Нет, сэр.
– А как насчет соломенной шляпы, которую, как тут было установлено, вы купили в Утике?
– Ах да, сэр, я и забыл про нее! – спохватился Клайд. – Да, сэр, это еще два доллара.
Он понял, что следует быть осторожнее.
– Проезд до Лугового озера обошелся вам, разумеется, в пять долларов, правильно?
– Да, сэр.
– Затем, на Луговом озере вы взяли напрокат лодку. Сколько это стоило?
– Тридцать пять центов в час.
– А сколько времени вы катались?
– Три часа.
– Это составляет доллар и пять центов.
– Да, сэр.
– А потом вы переночевали в гостинице, сколько с вас за это взяли? Пять долларов, так?
– Да, сэр.
– И затем вы купили завтрак, который взяли с собой на озеро Большой Выпи?
– Да, сэр. Он стоил центов шестьдесят.
– А сколько вам стоила дорога до Большой Выпи?
– Мы ехали поездом до Ружейной, – это доллар, и оттуда автобусом до Большой Выпи – еще доллар.
– Я вижу, вы недурно помните все цифры. Да это и естественно. У вас не было денег, и приходилось учитывать свои расходы. А сколько вам потом стоил проезд от Бухты Третьей мили до Шейрона?
– Семьдесят пять центов.
– Вы ни разу не пробовали подсчитать общую сумму?
– Нет, сэр.
– Не подсчитаете ли сейчас?
– Но ведь вы уже, наверно, и сами подсчитали?
– Да, сэр, подсчитал. Получается двадцать четыре доллара и шестьдесят пять центов. А вы сказали, что потратили двадцать долларов. Выходит, разница в четыре доллара шестьдесят пять центов. Как вы это объясните?
– Ну, наверно, я что-нибудь не очень точно вспомнил, – сказал Клайд, раздраженный этими мелочными подсчетами.
Но тут Мейсон лукаво и мягко спросил:
– Ах да, Грифитс, я и забыл! Сколько стоит прокат лодки на Большой Выпи?
Он долго и тщательно готовил эту западню и теперь с нетерпением ждал, что ответит Клайд.
– Э… м-м… то есть… – неуверенно начал Клайд.
Он вспомнил, что на озере Большой Выпи не потрудился справиться о цене лодки, так как знал, что ни он, ни Роберта не вернутся. И только теперь впервые всплыл этот вопрос.
А Мейсон, понимая, что поймал его, быстро переспросил:
– Ну, что же?
И Клайд ответил наугад:
– А, да – тридцать пять центов в час, то же самое, что и на Луговом, – так мне лодочник сказал.
Но он чересчур поспешил. Он не знал, что в резерве у Мейсона имеется лодочник, который должен засвидетельствовать, что Клайд не стал спрашивать его о цене. И Мейсон продолжал:
– Вот оно что! Стало быть, это вам лодочник сказал?
– Да, сэр.
– А вы забыли, что даже и не спросили лодочника о цене? Лодка стоила вовсе не тридцать пять центов в час, а пятьдесят. Но, ясное дело, вы этого не знаете, потому что вы ужасно спешили отчалить и вовсе не собирались возвращаться и платить за лодку. Ясно, потому вы и не спросили о цене. Понятно, да? Теперь припоминаете? – Тут Мейсон достал счет, полученный им от лодочника, и помахал им перед самым носом Клайда. – Лодка стоила пятьдесят центов в час, – повторил он. – На Большой Выпи за лодку берут дороже, чем на Луговом. Но я хочу знать, как случилось, что вы, будучи столь осведомлены обо всех остальных ценах, – вы это нам только что доказали, – вовсе не знакомы именно с этой цифрой? Что же, отправляясь с мисс Олден на озеро, вы не подумали, во сколько вам обойдется катание на лодке с полудня и до вечера?
Эта внезапная и ожесточенная атака сразу привела Клайда в замешательство. Он крутился и вертелся, судорожно глотал и смотрел в пол, не решаясь взглянуть на Джефсона, который как-то упустил из виду возможность подобного вопроса.
– Ну, – рявкнул Мейсон, – получу я какое-нибудь объяснение по этому поводу? Вам-то самому не кажется странным, что вы можете вспомнить все статьи своих расходов, все без исключения, но только не эту?
И снова все присяжные в напряженном ожидании подались вперед. И Клайд, заметив их нетерпеливое и явно подозрительное любопытство, наконец ответил:
– Вот уж, право, не представляю, как я это забыл.
– Еще бы! Конечно, не представляете! – фыркнул Мейсон. – Человек, который собирается убить девушку на пустынном озере, должен думать о целой массе вещей, – не удивительно, если вы и забыли кое-что. Однако вы не забыли спросить кассира, сколько стоит билет до Шейрона, когда пришли в Бухту Третьей мили, верно?
– Не помню, спрашивал ли я об этом.
– Зато он помнит. Он дал соответствующие показания. Вы позаботились справиться о цене комнаты на Луговом озере. Вы спросили там и о стоимости проката лодки. Вы даже спросили, сколько стоит проезд на автобусе до Большой Выпи. Какая жалость, что вы не подумали спросить, сколько стоит прокат лодки на Большой Выпи! Вам не пришлось бы теперь так волноваться из-за этого, правда?
И тут Мейсон посмотрел на присяжных, словно говоря: «Сами видите!»
– Наверно, я об этом просто не подумал, – повторил Клайд.
– Исчерпывающее объяснение, по-моему, – язвительно заметил Мейсон и затем продолжал на всех парах: – Надо полагать, вы вряд ли помните и расход в тринадцать долларов двадцать центов на завтрак в «Казино» девятого июля – на другой день после смерти Роберты, – так, что ли?
Мейсон был драматичен, быстр и напорист и не давал Клайду времени ни подумать, ни хотя бы перевести дух. При этом его вопросе Клайд чуть не подскочил: он и не подозревал, что Мейсону известно о том завтраке.
– А вы помните, – продолжал Мейсон, – что еще свыше восьмидесяти долларов было у вас обнаружено при аресте?
– Да, теперь я припоминаю, – ответил Клайд.
Он совсем забыл об этих восьмидесяти долларах. Однако сейчас он ничего об этом не сказал, так как не сообразил, что можно сказать.
– В чем же тут дело? – настойчиво и беспощадно допытывался Мейсон. – Выезжая из Ликурга, вы имели только пятьдесят долларов, а в момент ареста
– свыше восьмидесяти, – и при этом истратили двадцать четыре доллара шестьдесят пять центов плюс тринадцать долларов на завтрак. Откуда же у вас взялись остальные деньги?
– На это я сейчас не могу ответить, – угрюмо сказал Клайд, чувствуя, что его загнали в угол и притом оскорбили. Эти деньги он получил от Сондры, и никакие силы в мире не вырвали бы у него такого признания.
– То есть почему вы не можете ответить? – заорал Мейсон. – Вы где, собственно, находитесь, как по-вашему? И для чего мы все здесь собрались, как по-вашему? Чтобы вы рассуждали, на что вам угодно отвечать, а на что не угодно? Вы перед судом, и речь идет о вашей жизни, не забудьте! Вам не удастся играть в прятки с законом, сколько бы вы мне прежде ни лгали. Вы отвечаете перед лицом этих двенадцати присяжных, и они ждут прямого ответа. Ну, что же? Откуда вы взяли эти деньги?
– Занял у друга.
– Что за друг? Как его имя?
– Это мое дело.
– Ах, ваше! Значит, вы солгали насчет той суммы, которую имели при себе, уезжая из Ликурга, это ясно. Да еще под присягой. Не забывайте этого! Под присягой, которую вы так свято чтите. Что, неправда?