– Ты ведь не инопланетянин, правда, милый?
– Должен ли я удостоить этот вопрос ответом? – вздыхаю я.
– Милый, – глядя на мое отражение, она надувает губки. – Язнаю, что ты не пришелец.
– Какая радость, – бормочу я себе под нос.
– Сташ в тот вечер был в «Одеоне», – продолжает Прайс и испытующе смотрит на меня. – В «Одеоне». Ты слушаешь, Бэйтмен?
– Нет, его не было , – говорит Эвелин.
– Нет, он был , только тогда его звали не Сташ. Его звали Подковка , или Магнит , или Легоили еще как‑то, столь жесолидно, – усмехается Тим. – Не помню.
– Тимоти, о чемты? – устало спрашивает Эвелин. – Я тебя даже не слушаю. – Она протирает ваткой лоб.
– Нет, мы же были тогда в «Одеоне», – с некоторым усилием Прайс принимает сидячее положение. – Не спрашивай, почему, но я отчетливо помню, как он заказал тунца каппуччино .
– Карпаччо , – поправляет Эвелин.
– Нет, Эвелин, любовь моя. Я отчетливо помню, как он заказал тунца каппуччино , – говорит Прайс, разглядывая потолок.
– Он заказывал карпаччо , – не сдается она, протирая ваткой веки.
– Каппуччино , – настаивает Прайс. – Пока тыего не поправила.
– Сегодня ты его даже не узнал, – говорит она.
– Да, но я его помню , – Прайс оборачивается ко мне. – Эвелин назвала его «добродушным культуристом». Так она мне его и представила. Клянусь.
– Заткнись, – с раздражением говорит Эвелин, но все же кокетливо улыбается, глядя на Тимоти в зеркало.
– Что‑то я сомневаюсь, что Сташ появляется в светской хронике в журнале W , а я‑то всегда думал, что ты этим руководствуешься, выбирая друзей, – говорит Прайс, бросив на нее ответный похотливо‑волчий взгляд, . Я сосредоточен на своем «Абсолюте» с клюквенным соком, который похож на жидкую, водянистую кровь со льдом и лимоном.
– А что там у Кортни с Луисом? – говорю я, в надежде прервать их обмен взглядами.
– Господи, – стонет Эвелин, вновь повернувшись к зеркалу. – Самое ужасное– даже не то, что Кортни больше не нравитсяЛуис. Самое ужасное…
– Ей закрыли кредит в Bergdorf's? – предполагает Прайс. Я смеюсь. Мы бьем друг друга по рукам.
– Нет, – продолжает Эвелин, тоже развеселившись. – Самое страшное то, что на самом делеона влюбилась в какого‑то торговцанедвижимостью. Чурбаниз деревни.
– У каждого свои трудности, – глубокомысленно замечает Прайс, рассматривая свои ногти. – Но, господи, эта… как ее там… Вэнден ?
– Только не начинай , – морщится Эвелин и принимается расчесывать волосы.
– Вэнден – нечто среднее между… The Limited и… ношеным Benetton, – говорит Прайс, закрыв глаза и сжав руки.
– Нет, – улыбаюсь я, пытаясь поучаствовать в разговоре. – Ношеным Fiorucci.
– Да, – говорит Тим, – наверное. – Он открывает глаза и снова таращится на Эвелин.
– Тимоти, отстань, – говорит Эвелин. – Что ты хочешь , она из Кэмдена .
– Господи, – стонет Тимоти. – Меня тошнит от проблем девочек из Кэмдена . Мой любимый, я его так люблю, а он любит другую, я так тоскую , а он меня не замечает, бла‑бла‑бла, ля‑ля‑ля.
Мой любимый, я его так люблю, а он любит другую, я так тоскую , а он меня не замечает, бла‑бла‑бла, ля‑ля‑ля. Господи, как это скучно . Студенты. И они этим живут. Печальноэто, да, Бэйтмен?
– Да, – говорю я. – Печально.
– Видишь, Бэйтмен со мной согласен, – самодовольно ухмыляется Прайс.
– Он несогласен. – Бумажной салфеткой Kleenex Эвелин вытирает то, что она только что намазала. – Тимоти, Патрик нециник. Он соседский мальчик, правда, милый?
– Неправда, – шепчу я себе под нос, – я злоебучий психопат.
– Но даже если и так, то что? – вздыхает Эвелин. – Она не самая умная девушка в мире.
– Ха, не самая умная! Тоже мне, открытие века! – кричит Прайс. ‑Сташ тоже не самый смышленый парень. Отличная пара. Они где познакомились, на «Любви с первого взгляда» ?
– Оставь их в покое , – говорит Эвелин. – У Сташа есть талант , и я уверена, что мы недооцениваемВэнден.
– Эта девушка… – Прайс поворачивается ко мне. – Слушай, Бэйтмен, эта девушка… мне Эвелин рассказывала… она взяла в прокате «High Noon», потому что думала, что это фильм про людей, – он глотает слюну, – которые выращивают марихуану.
– Я тут подумал, – говорю я. – Мы ведь так и не выяснили, чем занимается Сташ… как я понимаю, у него есть фамилия, но не говори мне, Эвелин, я не хочу ее знать… так вот, мы так и не выяснили, чем он зарабатываетна жизнь?
– Во‑первых, он – человек хороший и очень порядочный, – бросается Эвелин на его защиту.
– И он попросил шербет с шоколадными чипсами , – насмешливо подвывает Прайс. – О чем тут вообще говорить?!
Не обращая внимания на его слова, Эвелин снимает сережки Tina Chow.
– Он – скульптор, – говорит она сухо.
– Чушь собачья, – отвечает Тимоти. – Я помню наш разговор в «Одеоне». – Он опять поворачивается ко мне. – Как раз тогда , когда он заказал тунца каппуччино , и я уверен, что если бы его не поправили, он заказал бы еще и лосося au lait , – так вот, он сказал мне тогда, что устраиваетвечеринки, стало быть, он… не знаю, поправь меня, Эвелин, если я ошибаюсь… обслуга . Он – обслуга ! – Прайс буквально кричит. – А не ебаный скульптор!
– Да успокойсяты наконец, – говорит Эвелин, снова намазывая лицо кремом.
– Все равно, что сказать, что ты – поэтесса . – Тимоти пьян, и я уже жду‑не дождусь, когда он освободит помещение.
– Знаешь, – начинает Эвелин, – я, вообще‑то, когда‑то…
– Ты, блядь, у нас текстовой процессор! – Тима и вправду уже заносит. Он подходит к Эвелин и склоняется над ней, глядя на свое отражение в зеркале.
– Ты, кажется, потолстел, Тим? – задумчиво спрашивает Эвелин. Изучив отражение Тима в зеркале, она заключает: – Как‑то лицо у тебя… округлилось.
Тимоти, в отместку, нюхает шею Эвелин и спрашивает:
– Что это за восхитительное… благоухание?
– Obsession, – кокетливо улыбаясь, Эвелин мягко отталкивает Тимоти. – Obsession . Патрик, убери от меня своего приятеля .
– Нет, нет, подожди, – Тимоти громко втягивает носом воздух. – Это не Obsession. Это… это… – его лицо искажается в притворном ужасе. – Боже мой… это крем для искусственного загара Q.