В четыре часа ночи, отведя Ершевского в его кабинет и уложив его на диван, мы с Гайдуком грузно осели в кресла. Он принялся разливать кофе, как вдруг раздался звонок. Я поднялся и взял трубку.
– Ершевского, пожалуйста, – проговорил хорошо поставленный голос.
– А кто его спрашивает? Он сейчас несколько..., – я посмотрел на лежащего на диване Георгия, – несколько занят.
– Так пусть освободится. Это Азизов, председатель избирательной комиссии.
Я зажал трубку ладонью и сказал Гайдуку:
– Это Азизов.
Тот вскочил и принялся изо всех сил тормошить Ершевского, объясняя ему суть происходящего. Георгий с трудом поднялся, подошел к телефону и взял у меня из рук трубку. Гайдук на всякий случай включил спикерфон, чтобы мы слышали разговор.
– Мы тут посовещались... – начал Азизов. – Вообщем, ситуация неконкретна...
– О чем вы? – пошатываясь, спросил Ершевский.
– Натешился? – ответил ему вопросом чиновник. – Поиграл? Ты понимаешь, что так просто ничего не бывает? Бесконтрольных процессов мы не допустим! Ты это должен понимать...
Ершевский еще раз покачнулся и пьяно заявил:
– А я не по-ни-ма-ю!!
Тут Азизов не выдержал:
– Вообщем, есть три варианта. Первый – признать выборы недействительными в связи с массовыми нарушениями закона. Второй – признать выборы недействительными в связи со смертью кандидата в депутаты Ершевского. И третий – ты сейчас явишься сюда и дашь нам гарантии своей лояльности и то, что не выкинешь никаких фокусов в дальнейшем. Как ты понимаешь, пустым являться не стоит... Прихвати с собой небольшой чемоданчик...
Ершевский резко выпрямился, при этом чуть не упав, и заорал:
– Да вы ох...ли!
Голос в трубке помолчал, переваривая услышанное, и наконец выдал:
– Тогда заказывай похороны по высшему разряду. Нам всем будет тебя не хватать...
В трубке раздались короткие гудки. Ершевский тупо поглазел на аппарат, затем положил трубку и быстро стал трезветь.
– О чьих похоронах говорил этот мудак? – спросил он наконец.
Гайдук посмотрел сначала на телефон, потом на Ершевского и со вздохом ответил:
– О твоих, Жора, о твоих...
Георгий также посмотрел на телефон и сказал:
– Да... Вот мы и победили... Ну и что теперь делать будем?
Честно говоря, я не совершенно не знал, что делать в этой ситуации. Признать выборы недействительными из-за нарушений закона в связи с большими нарушениями было глупо – и не из-за того, что жалко напрасно построенный сортир, а просто потому, что все ЭТО, получается, мы пережили и перестрадали зря. И нам, как последним лохам, объявили, чтобы мы засохли именно в пике нашего успеха... Поехать и присягнуть на верность губернатору? Ну, это еще более странное мероприятие. Во-первых, все равно не поверят. А если поверят, то только в том случае, если заставят вляпаться во во что-то такое, чем будут шантажировать всю оставшуюся жизнь. Во-вторых, не хватит столько денег, чтобы привезти с собой на присягу. Остается третий вариант, но, откровенно говоря, очень жалко Жору... Мы словно сговорившись с Гайдуком, посмотрели на Ершевского тоскливым взглядом. Я подумал, что единственное, что могу сейчас сделать для Жоры – связаться по модему с Приятелем и попросить его помочь.
Я сказал:
– Подождите меня минуточку, – и отправился в маленькую комнату, где стояли компьютеры.
Через минуту я по модему связался с Приятелем и сообщил ему вкратце о звонке Азизова, после чего спросил:
– ЧТО ДЕЛАТЬ?
Приятель тут же ответил:
– НИЧЕГО. ЖДАТЬ.
– ЧЕГО ЖДАТЬ-ТО? – спросил я. – ЗВУКА СНАЙПЕРСКОГО ВЫСТРЕЛА?
– НЕ ЗНАЮ. ДУМАЮ, БУДЕТ ЗВОНОК ОТ ГУБЕРНАТОРА, – ответил Приятель и отключился.
Я в недоумении вышел в большой зал, где на меня воззрились все члены штаба, включая Ершевского, который уже совершенно протрезвел.
– Давайте подождем немного, – сказал я. – Все, что могли, мы уже сделали.
Потянулись тяжелые минуты напряженного ожидания. Это время я коротал, рассматривая присутствующих. Столяров тупо уставился в стол, хрустя спрятанными под ним костяшками пальцев, которые трещали как автоматные очереди. Тополянский с деланным безразличием отхлебывал коньяк, причмокивая языком. Гайдук нервно ходил по комнате с заложенными за спину руками и о чем-то напряженно размышлял. Джаванидзе и Яровой пытались вести какое-то подобие светской беседы, которая явно не клеилась. Веселов положил перед собой трубку сотового телефона и крутил ее перед собой как юлу, со скукой наблюдая за этим занятием.
Больно было смотреть на Ершевского, который сник и как-то внутренне расклеился. Он положил на стол свои холеные руки и уткнулся в них лбом. Несвежая, помятая белая рубашка завершала общее впечатление разрухи, царящей в душе этого человека.
Так прошло полчаса. Наконец Гайдук перестал ходить по комнате, подошел ко мне и тихо спросил:
– Ну что? Ждать, видимо, больше нет смысла. Надо ехать договариваться. Условия теперь диктуют они.
Я сказал:
– Дайте мне еще один шанс. Через пять минут я дам вам ответ.
Я уже было направился в маленькую компьютерную комнату, как в зал вбежала секретарша и крикнула Ершевскому:
– Вас к телефону.
– Кто? – резко встрепенувшись, спросил Георгий.
– Губернатор, – ответила она.
Мы всей толпой рванулись в кабинет Ершевского. Георгий включил селекторную связь и сказал:
– Слушаю. У телефона Ершевский.
В динамике раздался голос:
– Это Ямцов. Губернатор... Поздравляю тебя, Георгий Михайлович, с победой... Заслуженной победой... По Коровинскому избирательному округу... Желаю тебе потрудиться на благо народа, не подвести своих избирателей, работать в тесном контакте с исполнительной властью. Интересы у нас общие.
Ершевский несколько секунд молчал, потом наконец сказал:
– Я ничего не понимаю... Полчаса назад звонил Азизов и наговорил бог знает что. Я был очень удивлены подобными заявлениями и...
– Азизов? – удивленно спросил губернатор. – Сейчас, секундочку...
В трубке помолчали несколько секунд.
– Он здесь у меня в кабинете сидит, – продолжил Ямцов, – и говорит, что никому не звонил и понятия не имеет, о чем идет речь... Вообщем, ерунда это все... Шутка, наверное...
Интонации голоса Ямцова были радостными и успокаивающими.
– Ты же знаешь, у нас шутников много! Как напьются, так и начинают куролесить...
И уже более серьезным тоном продолжил:
– Надеюсь, ты понимаешь, что у нас такого быть не может...
– Да-да, – ответил Ершевский. – Я все прекрасно понимаю.
– Кстати, мне только что звонил Президент, он в курсе всех событий, – сообщил Ямцов. – Я доложил ему, что выборы прошли нормально... Ну, вообщем, еще раз с победой, удачи тебе... Если какие проблемы – заходи, всегда рад тебе помочь,... Георгий...
Губернатор вздохнул и положил трубку.
Ершевский осторожно и плавно, как будто она была хрустальной, положил трубку на аппарат и произнес:
– Ну, ни х... себе!
Но его уже никто не слушал, все радостно обнимались и кричали: «Ур-р-ра!!!»
Ко мне подошел Гайдук и, крепко пожав мне руку, сказал:
– Спасибо.
Я недоуменно посмотрел на него и ответил:
– Пожалуйста...
Все снова перебрались в большую комнату, и веселье продолжилось с пугающей силой. Гуляли все. Я же был уже не в состоянии что-либо воспринимать и отправился домой.
Дома я первым делом пришел к Приятелю и, введя пароль, спросил его:
– НУ? И ЧТО ТЫ ТАКОГО НАТВОРИЛ?
Приятель ответил мне следующее:
Я ПОЗВОНИЛ ГУБЕРНАТОРУ И ПЕРЕДАЛ ЕМУ НЕБОЛЬШОЙ ТЕКСТ ГОЛОСОМ ИЗВЕСТНОГО ЧЕЛОВЕКА.
КАКОЙ ТЕКСТ? КАКИМ ГОЛОСОМ? – спросил я.
В ответ из компьютерных наушников неожиданно послышался голос нашего уважаемого Президента:
– Шта у вас там творитса? Опять обасрались, понимаишь...! У вас шта-а ни выборы – то проблемы, понимаишь... Дайте наконец чиловеку избратса!
Дальше послышался ответ губернатора:
– Да что вы, Борис Николаевич, все у нас нормально! Все избираются, все довольны, все будет хорошо...
– Ну, вообщим, – прервал его Президент. – Смотри у меня там... У меня все, понимаишь, пад контролем! Не перегибай там...
После этого послышались короткие гудки.
Несколько секунд я в изумлении смотрел на Приятеля, потом пытался что-то сказать:
– Ты... Ты... Ну ты даешь!
Позже, поразмыслив, я пришел к выводу, что это было единственно правильное, хотя и рискованное решение. Но с меня было уже довольно. Я отключил связь и едва добрался до дивана.
Проснулся я от долгих и нудных звонков в дверь. С трудом поднявшись, я посмотрел на часы – было шесть вечера. Видимо, я проспал часов двенадцать. Пошатываясь, я дошлепал до двери, открыл ее и увидел на пороге улыбающегося Тополянского, который держал в руке ящик под названием пиво «Гиннес».
Тополянский прошел в прохожую и спросил:
– Ну что, жив-здоров?
– Не знаю, – честно ответил я.
– Сейчас выясним, – успокоил меня Тополянский.
Через двадцать минут на столе уже стояло несколько вскрытых бутылок пива и обильная закуска. Мы не успели осушить по бокалу, как снова раздался звонок в дверь. Открыв ее, я впустил в прихожую Столярова с Веселовым. В руках каждого из них также были пакеты с едой и выпивкой. Еще через десять минут в дверь позвонили Джаванидзе с Яровым. Эти, правда, ничего не принесли из спиртного и съестного, но оговорились, что они ненадолго. Не успели они сесть, как в дверь позвонили. На сей раз в комнату вошли Ершевский с Гайдуком, принесшие мартини и коньяк. Апофеозом вечера стало явление Адриана Чернобородова с двумя корзинами: в одной из них были на удивление свежие фрукты, в чем постарался убедиться каждый из присутствующих, в другой же, как впоследствии выяснилось, находился большой пакет с жареным картофелем. Чернобородов поведал, что худа без добра не бывает – во время пожара на его картофелехранилища ему пришла в голову мысль (видимо, нанюхался, бедняга!) организовать на месте сгоревшего склада цех по производству жареного картофеля. Адриан принес нам образцы продукции, которая производится на аналогичных производствах. Его дружно поздравили и принялись продолжать праздновать победу.
Наконец, когда веселье уже близилось к концу, слово взял Ершевский. Он начал с того, что в его победу все вложили максимум усилий и немало средств. Но особо он хочет поблагодарить за победу «выдающегося человека, обеспечившего нашу безопасность во время избирательной кампании от начала до конца».
– Уверен, не будь на этой ключевой должности Валеры, человека еще месяц назад нам почти незнакомого, не видать нам нашей победы как пузатому своих яиц, – позволил себе Жора некоторую вольность.
Эта метафора очень пришлась по душе Тополянскому, который завопил:
– Браво!
Его дружно поддержал хор собравшихся. Я подумал: «Жаль, что Приятель в соседнем помещении не может этого слышать, так как в полной мере заслужил эту высокую оценку». Я встал и скромно произнес:
– Спасибо.
Утро выдалось дождливым. Моросящий мелкий дождь облепил оконное стекло пузырьками, отчего на дворе ничего нельзя было разглядеть. Да и глядеть-то особо не хотелось, так как пейзаж был безрадостным. Я уже третий день скучал от безделья, валяясь на диване с книжкой и забавляясь компьютерными играми с помощью Приятеля.
Я прошлепал на кухню, выключил вовсю свистевший чайник и налил себе кофе. Сделав бутерброд с ветчиной, я включил радио, передававшее в этот момент последние новости. Диктор передал кучу разной совершенно неинтересной мне туфты, среди которой я выловил информацию о том, что вчера в областной Думе состоялось пленарное заседание, на котором недавно избранный председателем думской комиссии по культуре, образованию и спорту Георгий Ершевский произнес речь о комплексной программе подъема культуры нации и его физического и душевного здоровья. Я подумал, что Жора забыл упомянуть о гигиене.
Я вспомнил, что позавчера передавали информацию о том, что с большой помпой, многочисленными пламенными речами, взрывом петард и запуском в небо ракет был введен в эксплуатацию дворец гигиены в Борисычевом овраге. По словам выступившего на церемонии открытия депутата Ершевского, в ближайшем будущем планируется создать на основе общественного туалета целый комплекс учреждений оздоровительного характера. К сортиру собираются пристроить баню, бассейн, построить зал игровых автоматов. В перспективе комплекс должен быть дополнен спортивно-гимнастическим залом.
Мне сразу подумал о том, как какой-нибудь местный алкаш, который, зайдя в туалет просто поссать, заодно помылся в бане, проплыл стометровку в бассейне, поиграл в автоматы, отыграл пару таймов в баскетбол и вышел оттуда физически облегченным и культурно просветленным человеком.
Мне подумалось также, что эта страна, видимо, обречена идти к свету через туалет. Впрочем, были у меня и более приятные думы, например, куда потратить полученный на днях от Ершевского гонорар. С учетом премиальных сумма была достаточно внушительна. Я уже расписал все, что мне надо заменить в своих «ноль-первых» «Жигулей», порадовал Приятеля новым списком приобретений, которые существенно увеличили его интеллектуальные возможности. И после всего этого оставалась еще приличная сумма. Я уже подумывал о том, а не смотаться ли мне в отпуск куда-нибудь южнее Тарасова, как мои размышления прервал звонок в дверь.
Открыв дверь, я увидел стоящего на пороге Булдакова. Я провел его на кухню и налил кофе. Он спросил меня:
– Вы, наверное, слышали о последних событиях в моем деле?
Я ответил, что нет. Тогда он пояснил:
– Аудиокассету с компроматом на Бурова нашли. Это я ее нашел. Когда-то я подарил Оксане плейер, который она постоянно носила с собой. Я вспомнил о нем и, не обнаружив его в ее квартире, стал искать у подруг. Он одной из них он нашелся. Оксана оставила его там почему-то... В нем и была аудиокассета с записью разговора Бурова и Филимонова... В бане... Но, к сожалению, полной уверенности в том, что Буров понесет наказание, у меня нет. Эта паскуда наняла свору адвокатов...
Он помолчал. Потом не торопясь закурил и продолжил:
– Следствие полагает, что, видимо, Оксана случайно взяла эту кассету у Филимонова. Каким-то образом Буров узнал, что запись разговора состоялась и попытался изъять ее, возможно, выкупив. Но ее у Филимонова не оказалось. Он сам недоумевал и предположил, что кассету взяла одна из проституток. Сначала они подумали на Оксану. Бандиты Бурова похитили ее, пытали и, не получив от нее ничего, убили... После этого Буров подумал, что Филимонов водит его за нос. У него не выдержали нервы, и он дал команду убить Филимонова. Однако кассета была не найдена, и из подозреваемых в ее похищении осталась лишь фигура еще одной проститутки, Ольги Трушкиной. Чтобы подобраться к ней, они, видимо, решили устроить маленькое шоу: придать делу характер работы маньяка, который похищает проституток, пытает и затем убивает. Для этого была убита совершенно посторонняя девушка. Но с Трушкиной у них сорвалось – в дело вступили вы. Обо всем этом на предварительном следствии поведал шофер Бурова. Буров же категорически все отрицает и вешает всю вину на бандитов.
Я все это время молча слушал его. Затем, чтобы его подбодрить, произнес:
– Мир несовершенен... В данном случае вы можете удовлетвориться тем, что непосредственные убийцы вашей племянницы будут наказаны.
Булдаков молчал. Потом сказал:
– Мне этого мало... Должны понести наказание все виновные.
Он, поблагодарив меня за помощь, встал и пошел к выходу. Перед самым уходом он спросил:
– Извините, сколько я вам должен?
Я ответил:
– Нисколько. Я помогал вам по собственной инициативе.
Он еще раз поблагодарил меня и решительно вышел.
Была во всем этом какая-то недосказанность и недоговоренность. Впоследствии, через год я узнал, что отмазавшийся от судебной ответственности Буров погиб в автомобильной катастрофе при невероятном стечении обстоятельств: его машина потеряла управление, съехала в кювет и взорвалась.