Он вспомнил, как жадно все ловили каждое слово Момо, когда тот много лет назад пару раз заглядывал в клуб. Тогда Чили показалось, что надо надевать наколенники, если хочешь поговорить с этим не проработавшим ни дня в своей жизни человеком.
Чили наклонился над столиком:
– Вы, вероятно, не помните, но мы уже встречались однажды.
Он подождал, пока звезда не посмотрит на него.
– В Бруклине, когда вы снимались в «Циклоне».
– Мне сразу показалось, что мы встречались, но я не мог вспомнить по какому случаю. Вас ведь зовут Чил, да?
– Чили Палмер. Мы встречались в клубе на Восемьдесят Шестой улице в Бенсонхерсте. Вы зашли, сказали, что хотели бы поговорить с ребятами.
– Да, отлично помню. – Майкл вместе со стулом повернулся к нему лицом.
– По‑моему, вы хотели понять, каково быть одним из нас, – произнес Чили, глядя звезде прямо в глаза примерно так, как он обычно смотрел на парня, задержавшего выплату на неделю или две.
– Скорее, послушать.
– Правда?
– Понять ваш ритм речи.
– Мы говорим не так, как все?
– Как посмотреть, все зависит от положения. – Майкл облокотился на стол и пальцами причесал волосы. Чили видел подобный жест в кино, выглядело очень натурально. – От тона голоса, – сейчас он добавил в свою речь акцента, – от того, откуда ты приехал. Я имею в виду вовсе не географию, – продолжил он уже нормальным голосом, правда с легким нью‑йоркским акцентом. – Самое главное – позиция. Ваш тон и речевая модель свидетельствуют об определенной уверенности в себе, в собственных взглядах, о вашем безразличии к общепринятым принципам.
– Как будто нам наплевать.
– Более того. Вашу позицию можно считать сдержанной, но с примесью устрашения. Так и никак иначе. Все должно быть только по‑вашему.
– Вам удалось понять нас. Если бы я не знал, что вы актер, решил бы, что вы один из наших. То есть вы стали тем парнем. Даже когда скурвились, – разоткровенничался Чили. – Я никогда не встречал доносчика и, даст Бог, никогда не встречу, но сыграли вы очень убедительно.
Звезде понравилось, Майкл закивал:
– Какая замечательная роль. Мне нужно было найти центр героя, его стержень, на котором я мог построить все остальное, и он заиграл, о, как он заиграл. – Майкл закивал в такт музыке Никки, закрыв глаза, как будто показывал, как следует вживаться в роль. – Услышав подлинную речь, ее ритм, местный говор, я действительно начал думать так же, как те ребята, смог проникнуть в их головы.
Как будто он исследовал племя дикарей в джунглях Бруклина. По крайней мере, Чили так показалось.
– Ну хорошо… – протянул он. – Я один из тех, о ком вы говорите. О чем я сейчас думаю?
Выражение лица звезды стало наивно‑удивленным: «Что? Я что‑то не то ляпнул?» Потом лицо его расплылось в широченной улыбке рубахи‑парня. На сей раз он пригладил волосы обеими руками.
– Вы не так меня поняли. Я не утверждаю, что произошла метаморфоза, что я стал одним из вас. В таком случае я перестал бы быть актером. Много лет назад я спросил Дейм Эдит Эванс, как она вживается в свои роли, и она ответила: «Я притворяюсь, мой мальчик, притворяюсь». Так вот, я пытаюсь погрузиться в определенную жизнь, узнать о ней как можно больше, чтобы добиться реализма, достоверности. Но в конечном счете лишь оттачиваю свое искусство, играю, притворяюсь совершенно другим человеком.
– Значит, вы не знаете, о чем я думаю, – стоял на своем Чили.
Улыбка несколько поблекла.
– Понятия не имею, хотя не скрою, было бы очень любопытно узнать.
– Вам это интересно, да?
– Если вы хотите рассказать.
– Я думаю о фильме.
– Об одном из моих?
– О фильме, который мы собираемся сделать и в котором хотели бы предложить вам роль. – Чили заметил, как удивленно поползли вверх брови кинозвезды, как предостерегающе поднялась рука в поношенном кожаном рукаве, но останавливаться не стал. – Вы знаете этот фильм, читали сценарий.
Однако Майкл уже не слушал, а говорил:
– Подождите. Беру тайм‑аут, о'кей? – Он опустил руку и откинулся на спинку стула. – Не хочу показаться грубым, потому что признателен за ваш интерес, даже польщен, на самом деле, тем, что вы рассматривали мою кандидатуру. Но есть проблемы, мой агент и близко не позволит мне подойти к независимо финансируемому фильму. Прошу меня простить…
– Это не совсем так… – успел сказать Чили, и рука кинозвезды вновь взметнулась вверх.
– Мой менеджер и мой агент, которые занимаются деловой частью моей деятельности, неукоснительно соблюдают это правило. В противном случае, как вы понимаете, независимые продюсеры доставали бы меня своими предложениями днем и ночью. – Майкл беспомощно пожал плечами и повернулся к группе.
– Вы думаете, я говорю о деньгах мафии? Вы не так меня поняли, фильм будет сделан на студии.
Эти слова частично привлекли внимание кинозвезды.
– Я не связан с этими людьми с тех пор, как бросил заниматься ростовщичеством в Майами.
Внимание звезды вернулось полностью, Майкл выпрямился, во взгляде появилась заинтересованность, ему явно хотелось узнать еще что‑нибудь из реальной жизни.
– А что случилось? Не вынесли давления?
– Давления? На людей обычно давил я.
– Я это и имел в виду. Как такая деятельность подействовала на вас? Что вам приходилось делать, чтобы собрать долги?
– Типа ломал ли я ноги каким‑нибудь придуркам?
– Да. Или применяли другие формы устрашения?
– Применял то, что требовалось. Вы – актер, любите притворяться. Представьте себя ростовщиком. Один тип, который должен вам пятнадцать тысяч, смылся из города.
Плечи звезды стали уже, Майкл наклонился вперед, вытянув перед собой руки, на какое‑то мгновение взгляд его стал плутоватым, потом он сдался и покачал головой:
– Я играю Шейлока, а не ростовщика. Ладно, какова моя мотивировка? Владение деньгами. Взимание долга. Причинение боли, если нужно. – Майкл полузакрыл глаза. – Отец часто бил меня без причины… Забирал деньги, которые я зарабатывал, работая разносчиком газет, и которые хранил в коробке из‑под сигар…
– Погодите, – прервал его Чили. – Вот я был ростовщиком, ну и как я выгляжу?
– Верно, верно… – Майкл не сводил с Чили глаз, его лицо постепенно становилось непроницаемым, сонным.
– Сейчас вы ростовщик?
– Этот тип должен мне пятнадцать штук, – заявила звезда. – Он смылся, и я иду за ним. А кто же я еще, по‑вашему?
– Попробуйте еще раз. Посмотрите на меня.
– Я и так смотрю.
– Нет, я хочу, чтобы вы посмотрели на меня так же, как я смотрю на вас. Скажите взглядом, а не словами: «Ну все, ты – мой, засранец».
– Вот так?
– Вы что, устали? Хотите спать?
– Погодите. А так?
– А сейчас вы коситесь и щуритесь, как будто пытаетесь выглядеть крутым или как будто вам нужны очки. Посмотрите на меня. Я думаю: «Ты – мой, ты – моя собственность, твою мать». Но я ничего не чувствую. Понимаете? Вы для меня не человек, а запись в долговой книге, парень, который должен мне деньги, больше никто.