И лишь сам Беркутов, да еще, может быть, его закадычные друзья Сережа Колесов и Юра Дронов, не разделяли общего мнения. Оптимизм — это хорошо, но и он порой не выдерживал, и тогда небо становилось с овчинку, с детское одеяльце, сшитое когда-то мамой из ярких радужных лоскутков, а солнечный диск казался ослепительно черным. Так было, когда его несправедливо выперли из милиции из-за какой-то сволочи, обвинив во всех смертных грехах, так было и позже. Но в последние полтора года ему явно везло в жизни. Во-первых, он наконец нашел именно ту, кого искал всю свою сознательную жизнь, свою Светлану, прекраснее и замечательнее которой, нет и не может быть ни одной женщины на всем белом свете. От своей необыкновенной любви он уже не был желчным и мрачным тираном для своих знакомых и сослуживцев, а стал просто добродушным безобидным малым. А если кто ещё обижался на его шутки, то это были исключительно ханжи и дебилы, которым так и надо. Во-вторых, его востановили в родной ментовке, да ещё с повышением в должности, а затем и в звании. Словом, все складывалось путем. За самоубийство Аристархова он взялся с большой неохотой. Не лежала у него душа к подобным делам, хоть тресни. Он заранее знал, что будет здесь много грязи, фальши, низости, откровенного предательства и тэдэ, и тэпэ, то-есть всего того, чего он терпеть не мог. Но работу, как и любимую жену, не выбирают. Она падает к вам на голову с «неба» в виде указания начальства. А мент, он же человек подневольный. В том-то и дело.
Что же все-таки заставило Аристархова свести счеты с жизнью? Это должна быть очень веская причина. Определенно. Он не выглядел слабаком, чтобы выбрасываться из окна по пустякам. Версию несчастной любви и вероломства жены он отбросил. Значит, надо искать причину на стороне. Почему он так поздно явился домой? Где был, с кем встречался?
Беркутов посмотрел на часы. Половина восьмого. А контора фирмы Аристархова «Гарантия» работала с девяти. До девяти можно ещё позавтракать и с полчасика покимарить. И он направил своего «Мутанта» домой.
Светлана, увидев его, радостно засветилась, обняла, поцеловала, будто сто лет не виделись. При виде жены у Дмитрия тут же улучшилось настроение. Как же ему крупно повезло в жизни, что он её встретил. Правда, пока законных оснований называть Светлану женой у него не было. Если бы какой-нибудь следователь записывал в протокол его анкетные данные, то в лучшем случае написал бы: «Находится в фактических брачных отношениях с гражданкой Бехтеревой С.Н.», а то и просто: «сожительствует». Как-то у них все не получается узаконить отношения.
— Что-то серьезное произошло? — спросила Светлана с тревогой в голосе.
Женская любознательность не знает границ. Все то им надо знать. Если женщина не стремиться быть в курсе всех событий, то это уже не женщина. Определенно.
— Ничего особенного. Самоубийство, — ответил Беркутов.
— Ничего себе — «ничего особенного»! Как ты можешь так говорить?! Это же какое горе родным, близким!
— Мы к этому привыкли. Для нас это работа.
— Врешь ты все, Дима. К этому невозможно привыкнуть.
— Может быть ты и права. Но только если бы мы каждую смерть принимали близко к сердцу, то никаких бы нервов не хватило. И хватит мне тут, понимаешь, зубы заговаривать. Скажи — ты собираешься кормить мужа?
— Ну конечно же. Иди мой руки.
Когда Дмитрий побрился, умылся и сел за стол, Светлана выставила перед ним бокал молока и тарелку с горой чебуреков. Они были румынными, с пылу, с жару.
— У меня нет слов! Когда ты успела?! — удивился он.
Она рассмеялась, довольная произведенным эффектом.
— А я чувствовала, что ты заедешь позавтракать. Вот и постаралась. Надо тебя немного откормить, а то совсем дошел — кожа да кости.
— Нет, ты неправа. Я ещё очень даже иго-го! — Он согнул руку в локте. — Вот, пощупай.
— Да ладно тебе, — рассмеялась Светлана. — Верю, верю!
— Нет, ты все же пощупай! — настаивал он. — Потому, как считаю твои слова дискредитацией своей личности.
Она пощупала, шутливо воскликнула:
— Ну надо же! Никогда бы не подумала!
— Так ты ещё и думаешь?! Ну, ты, блин, даешь. Ты меня все больше удивляешь. Каждый день что-нибудь новенькое, неожиданное.
— Ешь, балаболка!
— Слушай, Свет, а когда мы с тобой узаконим, так сказать, наши отношения?
— А разве нам так плохо вместе? — вопросом ответила она.
— Нет, и так, конечно, хорошо. Но штамп в паспорте придает уверенности. Согласись?
— Ничего он не придает. Пустая формальность — и только. Уверенности придет любовь. Ты меня любишь?
— Любишь. А ты меня?
— Тоже — любишь. И запомни, Димочка, раз и навсегда — я тебя никогда и ни за что не разлюблю, чтобы не случилось. Понял?
— А что может случиться?
— Да нет, я просто. Мало ли, — отчего-то смутилась Светлана.
— И я тебя — никогда. А тебе не пора в школу?
— Нет. У меня сегодня третий и четвертый уроки. Да ешь ты, наконец. А то подумаю, что тебя уже кто-то накормил и сильно обижусь.
Больше Дмитрий не отвлекался на разговоры, и принялся за чебуреки.
* * *
В девять ноль пять Беркутов уже стоял в офисе фирмы Аристархова и протягивал молодому, но большому менту с туповатым равнодушным лицом служебное удостоверение. Он был таким большим, что Дмитрию приходилось задирать голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Впрочем, ничего там интересного он не увидел. Глаза его были девственно непорочны и пусты. Похоже, он решил начать жизнь с чистого листа. На поясе у парня висела резиновая дубинка, а на груди — автомат. Серьезная охрана.
Внимательно изучив удостовернеие Дмитрия, парень сверил фото с оригиналом, отдал честь и проговорил равнодушно:
— Проходите.
— У вас где находится кабинет Аристархова?
— Второй этаж. Двести одиннадцатая комната.
В приемной молоденькая секретарша, этакая голенастая птаха с большими тревожными глазами, что-то наяривала на компьютере. Она лишь испуганно взглянула на Беркутова и продолжила свое занятие.
«Странно, а чего это она боиться?» — подумал Дмитрий.
— Здравствуй, красавица! — радушно приветствовал он секретаршу. — Я из налоговой полиции.
Беркутов был уверен, что в фирме о смерти шефа ничего не знают, а потому решил действовать под прикрытием налоговой полиции. Узнав о смерти, люди замкнуться и вытащить из них правду, будет также трудно, как одолжить денег взаймы.
При словах «налоговая полиция» птаха ещё больше напугалась, раскрыла свой «клювик» и долго не могла ничего «прочирикать».
— Здравствуйте! — наконец услышал Беркутов слабый ангельский голосок. — Вы к кому?
— Я к Михаилу Киприяновичу.
— Он пока ещё не пришел.
— Странно, — озадаченно проговорил Дмитрий. — А мы с ним договариваль ровно на девять.
— Вы присядьте, пожалуйста, — указала она рукой на кресло. — Он с минуты на минуту должен быть. Вообще-то, он никогда не опаздывает.
— Ну уж и никогда, — «не поверил» Дмитрий, садясь в кресло.
«Птаха» вновь чего-то испугалась, но мужественно ответила:
— Никогда.
— Значит, вчера сильно перебрал. Потому и не смог вовремя проснуться, — высказал он предположение.
— Это вы о чем? — не поняла секретарша.
«Откуда он такую выписал?! — невольно подумал Дмитрий. — Не иначе из какого-нибудь закрытого монастыря. Этакое невинное создание».
— Перепил, говорю, вчера ваш шеф.
— Что же вы такое говорите, — укоризненно покачала головкой девушка. — Неудобно даже слушать.
— Так он у вас ещё и трезвенник?! — «удивился» Беркутов.
От подобных слов «птаха» отчего-то совсем расстроилась. Его голубенькие глазки стали растерянными и глубоко несчастными.