На Иванова снизошло спокойствие и блаженство.
Он смотрел, как закипал бульон и на поверхности появились золотистые пятаки жира. По кухне разносились тяжелые запахи.
Зверь наблюдал за каждым движением хозяина.
Глава 9
Назвавшись королем Лиром и получив сторублевую купюру, Евсей не стал расстраиваться. Он давно наблюдал за Соломоном, и адвокат ему нравился. Отрывочные сведения, обрывки фраз кумушек у подъезда и клиентов Погера, садящихся в личные автомобили, позволили сделать вывод о въедливости, а главное, порядочности еврея. Пусть будет что будет, решил Евсей. Адвокат был его последней надеждой.
Евсей вышел из подъезда и направился на пустырь. Утренний развод бомжей он пропустил. Их компашка в составе семи человек каждое утро, как в армии, проводила распределение занятий на день. Еленку со Светкой отправляли к Нечаянной Радости в Марьину Рощу. В преддверии большого религиозного праздника на паперти можно было хорошо заработать. Кривой, бывший вор-карманник, выпущенный по возрасту и сбежавший из дома престарелых где-то под Вологдой, направлялся на Баны (три вокзала: Казанский, Ярославский, Ленинградский) вспомнить старое, а заодно принести в кассу свою лепту. Гашек и Фишер ушли на пакгаузы. Авось подвернется разгрузить что-либо. Хруст пребывал в свободном полете. Это значит центр, это значит тащи все, что плохо лежит. Повезет – найдет в транспорте оставленную сумку. Правда, последнее время предупреждают, чтобы пассажиры не забывали, но все объявления – мертвому припарки. Еще никто не подорвался, но если неделю-другую колесить по кольцу, две-три сумки можно надыбать. Однажды попался даже портфель с документами. Они его вернули, и клиент был счастлив.
В свободном полете из-за своих адвокатских историй оказался и Евсей.
Евсею надо было только позавтракать. Он наметил для себя ВВЦ. Всесоюзный выставочный центр мог гарантировать немного, но стабильно – сотни ларьков, лотков и питейных заведений на свежем воздухе торговали пивом, а вот посуду сами не принимали. Тут главное – объемистая сумка и тайник. Тайник нужен для того, чтобы постоянно не таскать с собой всю посуду, а время от времени опоражниваться для нового захода на цель.
Пятница завтра. Завтра Евсей и побанится. А пока, пока Евсей дошлепал до котлована с началом фундамента, спустился вниз и выбрал для завтрака один из отсеков. Может быть, по замыслу проектировщиков здесь должны были размещаться душевые. Еще в подъезде бомж прихватил стопку сухих рекламных листков, и теперь они стали хорошей растопкой для его небольшого костерка, на который водрузил чайник, а из кармана достал консервную банку – мясо цыпленка в собственном соку. Выкинули на помойку из магазина после торговой инспекции как некондиционный товар. Срок годности просрочен.
Евсей пошарил по карманам в поисках ножа. У него был фирменный швейцарский ножик из тех, что выдают швейцарским альпийским стрелкам и полицейским: два лезвия, штопор, консервный нож, шило, отвертка, ножницы, щипчики для обдирки проводов и многое, многое другое, назначение чего он не знал сам. Нож Евсей нашел месяц назад, и Кривой слезно просил его уступить. Давал немалые деньги – триста рублей. И вот теперь нож пропал. Не иначе как Кривой. Теперь, наверное, отточил его до бритвенной остроты и режет где-нибудь сумки у трех вокзалов. Попадется, и нож отнимут, и накостыляют. Хотя что его осуждать. Из шестидесяти лет – сорок за решеткой. Там и школу прошел, и туберкулез схватил.
Евсей раздул огонь и уставился на него как сомнамбула. Говорят, в огне живут саламандры. Бомж представлял их себе в виде золотистых тритонов с улыбающимися женскими лицами.
Женские лица...
Женские лица преследовали его повсюду.
Евсей, он теперь даже редко вспоминал собственное имя, женился в младенческом возрасте, на прекрасной женщине-комсомолке, которая родила ему трех девочек. Евсей тогда служил инженером на горно-обогатительном комбинате. Все в Советском Союзе думали, что мы никогда в жизни не будем добывать вольфрам, а закупим его в Индии, на самом же деле вовсю добывали, прикрываясь геологическими изысканиями. Так вот, Евсей придумал «грохот», который поверг случайных англичан и американцев в состояние столбняка – ничего подобного по КПД нет и не будет ни в одной из развитых капиталистических стран. Евсею предложили возглавить производство, продать патент. Евсей отказался. А потом пришла перестройка. Проводили игры. Принимали решения. Словом – парламент. Тогда всех сокращали. Но это в прошлом. Он вдруг как-то сразу увидел, что баба его, не в пример райкомовским, и одевалась хуже, и готовила, как баба. Словом, подставили ему деваху из Кустаная. Вот так, ничего не понимая, прежняя баба осталась на бобах и с детьми, а инженер, придумавший «грохот», при новой жене с девочкой. А потом перестройка закончилась. Всем в правительстве вдруг захотелось покупать вольфрам у Индии. И начали покупать. «Грохот», удививший зарубежных заказчиков, сгнил. Знаете, как гниет железо? Кислород всему виной.
Евсей отдавал им все.
Если бы не эта проклятая болезнь... Амнезия...
И вот теперь Евсей сидит в бассейне, варит себе какао из пачки, найденной на помойке у универсама. Вполне хорошее какао.
У него лично было несколько версий собственной жизни, и состояли они из кусочков.
Он сначала отдал квартиру. Как не отдать, ведь ушел к молодой. Потом дачу под Чебоксарами – дочерям. Одна уехала в Лиепаю, другая в Донецк. Но жизнь не покерный расклад, это в картах жизнь можно придумать, в жизни придумывать нечего. Все уже придумано до нас. Расклад для Евсея был запрограммирован ещё Шекспиром – его кинули. Молодая жена сошлась с шофером управления, он, как витязь, оставил ей все, а оставшись один на один с узкоглазой действительностью, запросился в родные края.
Родные края встретили Евсея сурово – в лице коменданта общежития Костромского речного пароходства. По вечерам пили водку, били бутылки о фанерные перегородки и приводили сомнительных женщин. Евсей был далек от такого времяпрепровождения, но все равно заставляли участвовать. В принципе никто и никогда не интересовался, о чем думает бывший инженер. А он разрабатывал для пароходства новый план выхода из кризисной ситуации.
Короче, Евсей разругался и здесь. Его попросили съехать. Он подался на турбинный завод. Здесь без разговоров включили в комиссию по приемке. Дважды побывав на испытаниях, составил бумагу, в которой резко осудил членов комиссии. Что за этим последовало? Правильно. Тогда Евсей решил вернуться домой, попросить у бывшей жены комнатенку и проживать на пенсию. Однако его не приняли. Больше того, ткнули носом в им же подписанную бумагу.
И Евсей поехал в Москву искать правду. Деньги на первое время были, и он расположился в гостинице. В кабинетах встречали любезно, отказывая, улыбались.
Его промурыжили два года. За это время успел сносить выходной костюм, потратить все накопления и приобрести стойкий иммунитет на улыбку. Пойти бы сразу в адвокатуру, предложить, когда было что... Но жизнь ничему не научила Евсея, и только начавшиеся странствия доказали тщетность всех устремлений. Против бумаги человек ничто.
Евсей задумался и чуть было не упустил взвар. Чертыхнувшись, налил. Сел, как в каком-то фильме, и помолился. Молился как умел. Евсея радовало уже одно то, что есть какао и есть огонь.
– «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.
Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.