Раньше я не одобрял действия советской власти в отношении религии и церкви. Теперь я считаю одним из самых великих достижений советского периода именно эти действия и их результат — превращение России в атеистическое общество.
— Жаль, что попов в советское время не добили, — сказал я Защитнику, когда мы проходили мимо церкви во время какого-то богослужения.
— Если бы и добили, их сейчас изобрели бы заново, — сказал он. — Страшно видеть это и ощущать своё бессилие. Наши реформаторы не отдают отчёта себе в том, что именно православная церковь является важнейшей гарантией исторической гибели России как феномена русского.
— А может быть, они поощряют православие именно потому, что понимают это?
— Возможно, так. Но от этого ещё хуже становится на душе.
— Сейчас, оглядываясь назад, в прошлое, я начинаю понимать, что все ограничительные меры тех лет были правильными. «Железный занавес», ограничения на поездки на Запад, глушение западных радиостанций, преследования попов, преследования тунеядцев, гомосексуалистов. И все такое прочее. Знаете, что меня сейчас удивляет? Почему-то все такие меры не доводились до конца, оставались половинчатыми. Почему?
— Причин тому, я думаю, было много. Уверенность в том, что наш строй незыблем. Недооценка тлетворного влияния Запада. Расслоение населения, образование привилегированных слоёв, которые были заинтересованы в послаблениях. И многое другое.
— Ваше замечание о расслоении населения существенно. Я обратил внимание на то, что все ослабления режима осуществлялись не под давлением протестов снизу, а по инициативе сверху. Ведь и десталинизация осуществлялась как решение высшего руководства страны.
— Верное наблюдение. И контрреволюция у нас осуществлялась по инициативе высшего руководства. А снизу никакого сопротивления не было. Народ доверял высшей власти и просто проглядел контрреволюцию.
— Страшно осознавать, что уроки случившегося лишены смысла.
— Люди догадываются об этом и стараются не извлекать их.
— Значит, историческая апатия неизбежна.
— Больше, чем апатия. Отчаяние.
— Значит, остаётся погибать?
— Кому погибать, кому процветать. Русский народ как целое погибает. Он смертельно ранен. Никакого возрождения не будет. Мёртвые воскресают только в религиозных сказках.
— Многие думают и говорят, что выживем. Мол, в прошлом бывало похуже, да выкарабкивались.
— Из того, что выкарабкивались в прошлом, не следует, что выкарабкаемся теперь. К тому же хуже, чем сейчас, в прошлом не бывало. Большинство русских брошены на произвол судьбы. И сделано это умышленно. На их место приходят представители других народов. Территория России будет заселена. И может быть, кто-то будет жить на ней неплохо. Но это будет не русский народ.
Зримые черты западнизма
— Не знаю, плакать или смеяться, — говорит Сын. — Если у нас капитализм, то коммунистический. Если коммунизм — капиталистический.
— По теории Критика, — говорю я, — гибрид коммунизма и западнизма. По теории западных теоретиков — конвергенция коммунизма и капитализма.
— Я не социолог. Гибрид или конвергенция — не все ли равно. У нас, русских, все получается не по теории. Что бы мы ни строили, у нас все получается по-русски, а не по социальным законам. Мы имеем прибыль, неся убытки. Выгадываем от потерь. Теоретически нас уже не должно быть, а мы ещё существуем.
— Значит, теория неверна. Читай Критика! С точки зрения его теории, все происходит закономерно. И в западнизме есть черты коммунизма, и в коммунизме есть черты западнизма. И конвергенция произошла и гибридизация. Все вместе. Получилась русская социальная дворняжка.
— Волки, питающиеся сеном, и бараны, питающиеся мясом? Стадо баранов, живущее по законам волчьей стаи, или волчья стая — по законам стада баранов? Нет, отец, тут что-то не так. А в чём дело, я пока не понимаю. Нужны другие аналогии и образы. У нас скорее гибрид сумасшедшего дома и лагеря строгого режима. И борделя.
— По теории Критика, западнизация, колониальная демократия, глобализация. Короче говоря, что случилось?
— Фирма обанкротилась. Мы получили солидный кредит. Как и от кого — не знаю. Осуществляем полную реорганизацию производства. Получаем новейшую американскую технологию.
— И что теперь будете производить?
— Производить?! Ты, старик, отстал на целую эпоху! Не производить… «Про» отбрось… Изводить! Переделываем межконтинентальные ракеты на сувенирные самовары. Как писал твой Критик, перековываем мочу на рыло.
— А где добываете ракеты?
— На свалке. И нам хорошо платят за то, что мы их забираем.
— А куда сбываете самовары?
— Во все концы планеты. Даже в Гренландию и Антарктиду. Одним словом, в США. И нам за это тоже хорошо платят.
— Так в чём проблема?
— Кое-кого арестовали. Обещают ещё.
— Мораль?..
— Бросать это выгодное про… тьфу!.. изводство и начинать свой бизнес. Другого выхода нет.
Новые русские
Что такое «новые русские», я , конечно, знал. О них гудели и гудят без передыха все средства массовой информации России и Запада. О них рассказываются сенсационные истории, сочиняются фильмы и пьесы, рассказываются анекдоты. Самые богатые из них входят в число богатейших людей планеты. Четыре самых богатых владеют деньгами, превышающими весь государственный бюджет России. А вообще их много. Об этом говорит хотя бы такой красноречивый факт. Согласно газетным сообщениям (причём официально признаваемым!), новые русские имеют более миллиона личных охранников. Никогда в истории человечества ни один богатый класс не имел такой личной охраны. Новые русские образуют самый мощный с экономической точки зрения класс российского общества. Но этот класс не является классом производительным. Это грабительский класс, паразитический. Он имеет своих представителей в высшей власти или подкупает представителей власти почти открыто и безнаказанно во всех звеньях власти. Это класс специфически российский, класс сверхгосударственный и сверхэкономический. Это новая система власти и управления обществом, распоряжающаяся официальными компонентами его социальной организации по своему усмотрению. Это власть мафиозная, не признающая никаких юридических и моральных ограничений.
Но личных контактов с «новыми русскими» у меня до сих пор не было. Однажды один из совладельцев банка, в котором устроился Защитник, попросил его порекомендовать какого-либо академика (он так и сказал: академика) для того, чтобы поднатаскать его распутного сына-студента к экзамену по математике. Защитник вспомнил обо мне. И вот я получил возможность подработать в качестве репетитора сына одного из богатейших «новых русских», т.е. одного из тех, кто ограбил народное достояние, созданное ценой огромных жертв и усилий народа в течение семидесяти лет советской истории. Такое мне раньше не могло даже присниться в кошмарном сне. А теперь я счёл это за благо, так как за один урок я получаю половину месячной зарплаты профессора. Это плата за моё соучастие в предательстве и за унижение.
Мой ученик — студент нового экономического института. Платного. Папаша хочет, чтобы его абсолютно бездарный сын стал предпринимателем мирового (как он говорит) класса. А для этого он должен хоть чему-нибудь выучиться на мировом уровне (опять-таки его слова). Папаша считает, будто в советских институтах ничему хорошему не учили, занимались только тем, что долбили марксизм-ленинизм.