— Силы небесные, Кэрол! Ты же не предполагаешь, что мы позволим тебе снова испытать такое! Ты не можешь подвергать опасности свою жизнь, возвращаясь туда!
— А что еще ей остается делать? — встрял я.
— Делать? Я вам объясню, что мы сделаем! Подберемся к проклятой хижине и перестреляем всех до одного, как они того и заслуживают. Перебьем вороватых скунсов...
— И еще шерифа, и его помощника, и старика, — напомнил я.
Кэрол побледнела. Как мел.
— Ты не можешь, Гарольд, — сказала она.
Он провел языком по губам.
— Мы должны. Мы не можем уклониться. От такого.
— От чего, например? От поста губернатора?
Алчность, которая снова промелькнула на его лице, была явно ей знакома. Он понял, что я догадался, какие заголовки газет маячили перед его мысленным взором: «Мэр находит украденные миллионы», «Мэр возглавляет штурм логова бандитов»... Правда, я сомневался, будут ли упомянуты те трое, которые погибнут, когда мэр, выполняя свой гражданский долг, уничтожит грабителей.
— Вы лезете не в свое дело, мистер! — рыкнул он на меня.
Он завелся с пол-оборота, но я охладил его презрительной улыбкой.
— Не уверен. Ведь и я по уши сижу в этом дерьме. Вы продумали, как вытащить из него отца малышки? Или, возможно, вы решили принести в жертву всех троих?
— Кому-то придется пострадать. Может быть, мне самому.
— Гарольд...
— Да, Кэрол?
— Ты не имеешь права. Я не позволю тебе, — с трудом выталкивала она слова. Она смотрела на типа так, словно видела его впервые, и это лицезрение потрясло ее. — Ты же говорил, что любишь меня, Гарольд...
— Так и есть, сладкая моя. Ты знаешь, что люблю. — Замолчав, он втянул воздух сквозь зубы. — Но я — мэр, радость моя. И мы не можем оставлять такие вещи безнаказанными.
— Но жизнь моего отца...
— И твоя, если вернешься.
Медленно, очень медленно Кэрол повернулась ко мне лицом. Она мягко улыбнулась мне, а я, подмигнув, послал ей воздушный поцелуй и одернул себя, мол, я сосунок, самый настоящий, доподлинный, первоклассный сосунок, рассиропился из-за смазливой девчонки, хотя с самого начала было ясно, что она не для меня.
— Сожалею, Кэрол, — снова заговорил мэр, даже не пытаясь скрыть жесткость в голосе. Он ясно дал ей понять, что собирается делать, и не испытывал необходимости объясняться. — Вы двое дожидайтесь патруля. Я отправлюсь за деньгами, и мы тут встретимся. — Замолчав на миг, он посмотрел на нее, как на пешку, которой надо пожертвовать, делая выгодный ход. — И еще раз, Кэрол... Мне очень жаль. Честное слово, жаль.
— Как и мне, — сказал я.
— Что?
Я ухмыльнулся. На этот раз — до ушей. А потом врезал ему. Он залился кровью, челюсть съехала в сторону под немыслимым углом, и прежде, чем осела пыль, мухи уже нацелились на его физиономию. Я не успел размять кисть, и костяшки тут же стали опухать. Но игра стоила свеч. Я подтащил его к машине, швырнул на заднее сиденье и кивнул Кэрол, чтобы она садилась. Где-то далеко на дороге еле виднелся шлейф пыли. Если мы поторопимся, времени должно хватить, и все же надо было пошевеливаться. Я развернул джип, врубил скорость и погнал его на полном газу. Меня больше не волновало, заметит ли нас кто-нибудь, и я напрямую срезал все повороты, не включая габаритные огни.
Кэрол крикнула, чтобы я сбросил скорость, и я притормозил.
— Еще один поворот — и будет спуск в ущелье. Не проскочи!
— Сколько времени это займет? — крикнул я в ответ.
— Полчаса, чтобы добраться до машины. — Щурясь от ветра, она пригнулась ко мне. — Справимся?
Я скрестил пальцы на счастье, отвечая ей.
— Думаю, что да. Время поджимает, но мы успеем.
— А что с Гарольдом?
— Оставим его здесь. Он оклемается. В этой пылище патруль без труда найдет нас по следам, и парни как раз успеют добраться до хижины.
Откинувшись на спинку сиденья, она взяла меня за руку.
Ладошка у нее была мягкой и нежной, с еле заметным пятнышком от ожога посредине. Она легонько провела большим пальцем по запястью моей руки... и внезапно вечность остановила свой бег, оставив нас наедине друг с другом.
— Рич... у нас совсем не осталось времени... да?
— Мы должны спешить...
— Я хочу сказать... у нас с тобой, Рич. Если мы возвращаемся, то иного ответа не существует.
— Может быть. А что?
Она ослепительно улыбнулась.
— Я только что поняла... кое-что.
— Я и так знал, — бросил я.
— О Гарольде...
— Жадность. Честолюбие. Подлость. Он готов на все, лишь бы добиться своего.
— А я думала, что нужна ему.
— Какое-то время так и было, малышка. Но теперь замаячило нечто большее, и он решил не упускать шанс.
— Откуда ты такой проницательный?
У меня окаменело лицо, и я еле выдавил:
— Кое-что довелось повидать в жизни, малышка.
— Рич...
— Что?
Она наклонилась ко мне. Я догадывался, что она хочет сказать, но не позволил ей вымолвить ни слова. Во влаге ее губ был запах пыли, и, когда Кэрол прижалась ко мне, я почувствовал, что она вся горит. Внезапно все во мне перевернулось. И чтобы не стало еще хуже, я отодвинулся от нее.
Ее глаза подернулись слезами, и одна слезинка проложила влажную дорожку на щеке. Кэрол насупила брови, промаргиваясь и вглядываясь в меня, еще крепче сжала мою руку.
— В тебе есть что-то, Рич...
— Не бери в голову.
— Мы же возвращаемся, чтобы умереть, не так ли?
— Только не ты, котенок.
На секунду у меня возникло то же ощущение, как и при встрече со стариком. В какую-то долю мгновения ей все открылось, но прежде, чем она смогла разобраться, что к чему, это исчезло, оставив по себе лишь след загадки, понять которую не оставалось времени.
Но каким-то непостижимым образом и этого оказалось достаточно. Я уловил изменившееся выражение ее глаз и сдержанность, с которой она теперь себя держала. Она вдруг прозрела, осознав, что происходит, и изумленно взглянула на меня.
— Почему ты это делаешь, Рич?
— Тебе никогда не понять, — сказал я.
Взмахом руки она откинула растрепавшиеся волосы и, отведя глаза, уставилась в провал ущелья.
— А когда все кончится?..
— Я исчезну. Так или иначе, но я пропал.
— И значит, больше ничего не будет?
— Верно.
— Рич...
— Ничего не говори, котенок. Смотри на это, не выпускай из рук, но ничего не говори.
— Я люблю тебя, Рич.
— Сказал же я тебе, ничего не говори. Все потому, что мы в беде. Сейчас это есть. А завтра, может быть, все исчезнет.
— Так ведь и «завтра» может не быть.
— Оно всегда приходит, — возразил я. — Я и сам этого терпеть не могу, но всегда наступает «завтра».
Мэр на заднем сиденье застонал.
— Давай займемся делом, — перевел я разговор на другое, выворачивая рулевое колесо джипа.
Дорога шла вниз под уклон еще с четверть мили, потом вырвалась из каменных теснин. Пустив в ход веревки от брезентового тента, я надежно примотал мэра к заднему сиденью и махнул Кэрол, чтобы она выходила. Над моей головой солнце слишком быстро ползло по небосклону. Оно явно торопилось. По моим подсчетам, у нас оставалось только два часа, и, если нам хоть что-то помешает, мы непоправимо опоздаем.
В одиночку я бы никогда не справился, но Кэрол знала трассу спуска и видела ее, даже когда на склоне не было никаких примет. Наконец мы добрались до речушки на дне ущелья, берег которой был усеян металлическими останками «олдса».
Оба трупа остались в салоне машины: они лежали, привалившись друг к другу, как дети, спящие в одной постели. Но все же чувствовалась разница. На них не было пижам, и при них имелось оружие. Лучше их было не трогать. Я бросил беглый взгляд на Кэрол, но не чувствовалось, чтобы она расслабилась или испугалась.