— Просто ужас! Девчонкам некуда было идти, некому пожаловаться и уж конечно не хватало ума отделить хорошее от плохого. А дома их ждали одни синяки да шишки...
— В самом деле было так плохо?
Она снова одарила меня насмешливой улыбкой.
— В самом деле. Как-то вечером он даже пустил в ход нож, когда я пришла домой без денег. Смотри.
Она показала мне ладонь, через которую от подушечки большого пальца до мизинца шел глубокий шрам.
— Я схватилась за лезвие, чтобы он не зарезал меня.
Подняв на меня глаза, она увидела, что я вопрошающе смотрю на нее.
— Нет, — возразила она. — Вовсе я не была такой уж сильной. Он, как всегда, был пьян. Он свалился, а я убежала. Той ночью он избил маму до полусмерти.
— Почему ты вообще вернулась домой?
На этот раз она заговорила без раздумий. Ее ответ был прямой и бесхитростный. Похоже, она не могла забыть ту давнюю горечь.
— Тебе когда-нибудь хотелось, чтобы тебя любили? Хоть кто-нибудь. Пускай даже пьяный отец-мерзавец или покрытая вечными синяками мать?
Я откинулся на спинку стула.
— Значит, вот в чем дело, моя милая.
Она снова засмеялась.
— Я начала понимать, что к чему. Ладно, поехали дальше. Мой язык не смущает?
— Нисколько.
— Короче, меня выкинули на улицу. Визит домой был моим вызовом, возможностью напрямую схлестнуться с предком. Он пытался изнасиловать меня, но я вывернулась. Его приятели хотели подставить меня под уголовщину, но я и тут вывернулась. Теперь ты хоть догадываешься, каким был мой дом?
— Догадываюсь.
— Ну и ладненько. Поехали дальше. Я оказалась на улице. Ни кола ни двора. К шестнадцати годам я не моргнув глазом нарушала все законы по части выпивки. Ты не поверишь! Сначала я морочила барменов. Потом клиентов. Я зарабатывала на жизнь... легко и просто. Как и у большинства девчонок, у меня не было определенных занятий и...
Мне пришлось остановить ее.
— Спокойнее, не так быстро.
— Лады. — Она опять наградила меня чуть насмешливой улыбкой. — Я заводила клиента, а он уже имел дело с барменом.
— И тебе еще не было восемнадцати?
— Босс, — сказала она, — у вас такое и в голове не укладывается, а?
— Девочка моя, — парировал я, — да ты с ума сошла! Я — бывалый коп. Я все понимаю. Какие только номера люди не откалывают!
Улыбка мелькнула было на ее губах и тут же погасла. Девушка снова стала непринужденной.
— Надеюсь, вы не обманете меня.
— Я вот-вот расплачусь от жалости.
— Вы еще не раз столкнетесь с такими историями.
— Подозреваю. Случается — значит, заслужил.
— Вам доводилось ширяться?
— Если бы захотел, мог.
— Так вот, вокруг меня всегда сшивались крутые мужики. Мне было наплевать на ухмылки. У них были толстые бумажники, и они умели уговаривать. Мне с ними было хорошо. Понимаете?
— Понимаю.
— Я подросла. Вернее, повзрослела. Понимаете?
— Понимаю.
— Я хорошо сложена и, видно, ласкала глаз. Конечно же я отлично понимала, чего они ждут. Улавливаете?
— Улавливаю.
— Однажды при мне они устроили грандиозный бардак с разными гадостями. Все имело неприятные последствия. Когда они протрезвели, то забеспокоились, что я все видела и слышала и, если начнут раскручивать дело... словом, от меня решили избавиться.
— Вот так вдруг?
— Вдруг — не вдруг. А как же иначе? Но мне как-то не улыбалось бултыхаться в реке. Впрочем, эти сволочи могли просто подставить меня, и так, что мне бы вовек не выпутаться. Понимаете?
— Понимаю, — приободрил я ее. — Но кончай философствовать.
— Черт возьми, Мик, да они не моргнув глазом засунули бы меня в Гудзон.
— И ты удрала?
— Со всех ног. Села на первый же теплоход. Парень, я успела! — расплылась она в широкой улыбке. — Уж вы-то должны помнить! Я сунула вам десятку, чтобы вы поторопились доставить меня вниз по реке к отходу того теплохода...
— Кто тебя ждал на борту?
— Один наркоман, который уже успел спустить в Лексингтоне пятьсот долларов. Я встретилась с ним, когда еще была девчонкой, но его это самое не волновало. Он был готов просто заботиться обо мне. Он оказался единственным, кому это было нужно; единственным, кому я по-настоящему была не безразлична. Моя семья называла его паршивым итальяшкой, но он любил меня куда больше, чем все они. Он тратил на меня все свои деньги. Одевал меня и кормил. Мы сняли отличную квартиру, при виде которой сразу выросли в собственных глазах. Если в Гарлеме и есть средний класс, мы принадлежали к нему. О, какие мы строили большие планы — и он и я... Но ему было нужно зелье... и я подключилась к нему.
— И что дальше?
Я снова увидел ее улыбку.
— Нужны были деньги — и немалые. Порошка требовалось все больше, и он начал втягивать меня в свои дела, стал сводничать. Ели мы только в том случае, если я ухитрялась припрятать пару долларов. Все остальное уходило на порошок.
— И ты с этим мирилась?
— Сделаем скидку — я любила того парня.
— Давай не будем. Любовь не нуждается в подобном.
— Ничего лучше я не знала.
— Неужели?
Она пожала плечами.
— Если серьезно, так оно и было. Никаких взаимных упреков. Никаких сожалений. Он меня и пальцем не тронул — то плохо себя чувствовал, то преисполнялся нежностью. Если он маялся ломкой, я выходила на улицу и сшибала какого-нибудь самца в районе сороковых. Если он был под кайфом, мы шиковали в классных ресторанах и снимали номера в роскошных отелях.
Замолчав, она продолжала вертеть рюмку.
— Поехали, девочка, — напомнил я ей о себе.
— Куда? Его взяли с грузом порошка и отправили в Даннемору. Черт возьми, да он влетел вовсе не по делу! В общем, он попал в Даннемору, а не в Синг. Можешь смеяться надо мной и писать что угодно в твоей книге... но, Мик, я не могла просто так взять и бросить парня.
— Что случилось, когда он вышел?
— Нетрудно догадаться. Он вернулся к своему зелью и сводничеству, а я стала заниматься сам-знаешь-чем, но только я была не в форме.
Я глянул на нее.
— А сейчас ты в форме?
— Пришлось приложить усилия, — ответила она.
— Твой парень не пробовал лечиться?
— Никогда. Я жила в той же квартире в Гарлеме и получала пособие по безработице. Я понимала, что, когда он вернется, мне опять придется все тянуть на себе. Но лошадка я была выносливая.
— И к тому времени?.. — поторопил я ее.
— К тому времени ситуация поменялась. Заявились сотрудники службы соцобеспечения выяснить, имею ли я право на пособие. В тот момент у меня была масса проблем, и они решили, что нет, не имею. Но к счастью, оказалось, что у него прав на пособие побольше, чем у меня.
— Ну и?
— Ну, и мы договорились. И оба были довольны. Я жила за его счет, а он — за мой. — Помолчав, она улыбнулась. — Не пугает мой язык?
— Только не меня.
— Тогда, может, о политиках?
— Для меня они все — сущее дерьмо, дорогая.
— Но с одним мне повезло. Он ввел меня в общество, представил кое-кому. Его друзья занимали высокие посты и обладали немалыми... возможностями. — Она засмеялась низким хрипловатым голосом и продолжала: — Он был моим другом. И наконец-то я перестала нуждаться и в крыше над головой, и в пособии по безработице.
— Это можно считать поворотным пунктом в твоей судьбе? — спросил я ее.
— Еще одним. Я на полную катушку использовала свои внешние данные.
Поморщившись, я покачал головой.
— Это не ответ. Ты сама знаешь. Был и другой выход. Ты могла подыскать себе работу.
Она внезапно посерьезнела.
— Может быть. Если бы я уехала далеко отсюда. Если бы я порвала со всеми, кого знала. — Она пристально разглядывала свои ладони. — Но настоящее всегда топит тебя... бывают минуты, когда надо принимать решение — и незамедлительно. Ребенок, деньги... да и многое другое. И само мое существование...