Она приблизилась ко мне.
– Он умеет.
– Кто еще?
– Папа, и Билли Басси, и Большой Джордж, и мистер Дюк. Пока не ослеп... – Помолчав, она добавила: – И я умею.
– Все?
– Больше никто не умеет.
Я обогнул кресло и остановился перед ним, облокотившись на каминную полку из камина.
– Так что за договора, мистер Купер?
Полено в камине выстрелило, искры полетели к его ногам, но он не шелохнулся. Наконец, собравшись с силами, он сказал:
– А вы не догадываетесь?
Я кивнул.
– Ясное дело. Вроде слышал нечто подобное от командира экипажа, когда летал на Р-51.
Подняв на меня глаза, он потер подбородок.
– Думаю, мой рассказ никому не причинит вреда. Похоже, вы и так что-то знаете. – Он задумчиво покачал головой.
– Выкладывайте, папаша.
– Договор – это... если у вас есть земля... ну, словом...
– Вы имеете в виду документ?
– Да, вроде. Вы передаете другому лицу часть собственности, все фиксируется на бумаге – и она переходит к нему.
– И вы были судьей-рикордером, судьей, который это фиксировал, – подытожил я. – И хранили все документы у себя, потому что умеете читать.
Потянувшись, он взял со стола трубку, набил ее, раскурил и, окутавшись клубами дыма, ответил:
– Это верно, сынок.
Я напрягся, стараясь уследить за ходом его неторопливой мысли.
– И как часто вы фиксировали... договора?
Он пососал трубку, задумчиво выпустив струйку дыма.
– Ну... люди тут доверяют мне с давних времен. С очень давних.
– Давно вы подтверждали... в округе... последний договор, мистер Купер? Когда это было?
– Года два назад. Кстати, на мою собственность.
– Позвольте еще один вопрос. Как давно вы стали почтмейстером?
– Восемь лет назад, сынок. Давно. Почему вы спрашиваете?
– Меня достали. Тут все только и мечтают, чтобы меня прихлопнули. В этой дыре нет телевидения, и мне приходится иметь дело с идиотами, которые ничего не знают, но верят, что на Марсе живут люди. Попал я сюда случайно и теперь ломаю голову, как выбраться отсюда. Черт возьми! Пусть эта деревенщина пресмыкается перед Басси, но – не я! И мне вовсе не улыбается получить пулю от него или кого-нибудь из Хартов. Меня тошнит от всех тут, которые глазеют на меня, словно я тифозный микроб!
Остановившись, я едва перевел дух от злости. Во рту у меня пересохло, и, когда я взглянул на Кэролайн, она стояла, вцепившись в спинку стула, и настороженно смотрела на меня. Я снова повернулся к старику.
– Чем вы занимались, пока не стали почтмейстером?
– Я думал, что уже ответил на ваш последний вопрос.
– Мне пришла в голову еще одна мысль.
– Я был фермером.
– И что выращивали?
– Кукурузу. Тыквы.
– Как вы их отвозили на базар?
– Я не отвозил. Мы торговали прямо тут, в долине.
Я улыбнулся ему.
– Кто назначил вас почтмейстером?
– Когда шла война, сюда через перевал добрался человек из правительства, чтобы навербовать ребят. Но нашел только Билли Басси. Так все и получилось. Он назначил почтмейстером моего брата Донана. Когда Донана не стало... когда он умер, я написал письмо. И они назначили меня на это место.
– И официальным судьей-рикордером.
Нагнувшись к огню, он пошевелил поленья в камине.
– И все остальное. Как у Донана. Правительству был нужен тут какой-то грамотный человек...
– Объясните мне, – продолжал я. – До войны ущелье было открыто, пока... пока не произошел обвал.
По выражению его лица было видно, что он уловил мою мысль.
– Я слушаю, сынок.
– Как давно это случилось?
Он уставился в огонь.
– Несколько лет назад.
Прежде чем я успел заговорить снова, в полосе света, падающей от камина, возникла Кэролайн и сказала:
– Это было девять лет назад, мистер Купер. Еще до того, как вы стали почтмейстером.
– А теперь я хочу задать вам самый главный вопрос, – вмешался я. – Отвечайте честно, черт возьми! Я сразу же поймаю вас на вранье. Смотрите на меня, Купер! – Он дернулся, но я в упор глядел на него. – Кто убил Мелсов, вашу семью и Белчей? Кто, Купер? Что с ними случилось?
– Проклятие – на тебя и на весь твой род! – Он так сильно вцепился ногтями мне в руку, что пришлось пинком толкнуть его обратно в кресло. – Вы сами знаете, что случилось! Это вы их убили!
– Зачем, Купер? Почему?
Его лицо было искажено яростью.
– Вы ничего не знаете, – тихо сказал я. – Вы давно пытаетесь во всем разобраться, но, по сути, вы так ничего и не поняли. – Я помедлил несколько секунд. – Думайте еще, мистер Купер. Я вернусь. А вы тем временем думайте!
Снаружи донесся длинный протяжный вой. К нему подключился другой, тоном пониже. Взлаивание и подвывание стаи становилось все громче – она приближалась.
– Он спустил собак, – заметила Кэролайн. – Через несколько минут они будут здесь.
Подтолкнув Кэролайн к выходу, я обернулся и повторил:
– Вспоминайте, думайте, – потом захлопнул дверь и вслед за Кэролайн скрылся в ночи.
Собаки рыскали у подножия холма в поисках нашего запаха. Луковые посадки ненадолго собьют их с толку, да и горные ручьи заставят чуть притормозить бег, но рано или поздно они выйдут на наш след.
Я схватил девушку за руку, и мы кинулись бежать. Над горным хребтом всходила полная луна, и ее серебристое сияние помогало нам найти дорогу. Залитые лунным светом, мы бежали по долине, и я даже услышал, как она засмеялась. Оказавшись в тени деревьев, мы остановились.
В оставшейся позади хижине старика вспыхнул свет.
– Скоро они двинутся за нами, – сказала Кэролайн.
– Ты желаешь им удачи?
– Нет. Но так и будет. Как их остановить?
– Пошевели мозгами, дорогая. Ответ не так прост. Мы спасаемся от смерти, и нам очень весело.
Отойдя от нее, я вытащил из кармана спички. Ночью огонек можно увидеть за несколько миль, но часто даже не успеваешь спохватиться, как уже бывает поздно. Ветер дул мне в спину, и, потратив полдюжины спичек, я подпалил высохшее жнивье, которое тянулось вплоть до хижины; до нас донеслись крики, полные злобы и ненависти, перекрывавшие лай собак, и среди них был слышен пронзительный визгливый голос Билли Басси.
У наших ног затлели сосновые иглы, бросая золотистые отблески на ее растрепавшиеся волосы. Она была так красива, что у меня просто не было слов описать ее, хотя о ней хотелось рассказывать всем и каждому. Стараясь сдерживать смех, она стояла рядом, высокая и стройная. У нее были сильные крепкие плечи, и когда она повернулась грудью к порывам ветра, дующего со склона, он обтянул складки платья вокруг ее широко расставленных ног, четко обрисовывая линию бедер. Ветер нежно ласкал падающие на лицо девушки волосы; они отливали насыщенным густым цветом золота. На мгновение я увидел ее влажные полные губы и глаза, в которых сияло какое-то сумасшедшее озорство, глаза женщины, которая умеет и гордо любить, и смело убивать, женщины вольнолюбивой, которая не умеет подчиняться...
– Они предполагают, что мы побежим. И попытаются зайти со стороны.
– Чтобы взять нас, Митч.
– Не нас, радость моя. А меня. Они гонятся за мной.
Я притянул девушку к себе и, покрывая поцелуями ее лицо и глаза, осторожно уложил Кэролайн на мягкое ложе из сосновых игл.
Где-то внизу полыхал пожар, и на огненном фоне метались маленькие человеческие фигурки, тщетно старающиеся остановить его. Прислушавшись, сквозь треск огня можно было различить собачий лай, в котором явно звучало разочарование.
Рядом с нами трава больше не горела. Ветер ровно и сильно дул вниз по склону холма, и единственным источником света была полная луна. Я смотрел на лихорадочную суматоху перед хижиной, силясь понять, по какому капризу судьбы я оказался тут...
Я всегда старался держаться в стороне от мира людей и никогда не изменял этому правилу – в любой стране, в любом городе и... в любой передряге.
Но мир людей нагнал меня и снова преследует. В последний раз это было в Шталаге-4, но тогда стоял 44-й год. Это повторилось в Корее. Наконец я дома. Но по пятам за мной опять идет погоня. Они лезут из кожи вон, стараясь убить меня. Где-то есть моя база, но добраться до нее будет чертовски непросто. Я завис в воздухе и хожу по кругу, если вы понимаете, что это означает.
Я с трудом заставил себя успокоиться и, едва переводя дыхание, наблюдал за человечками внизу. Я услышал какие-то звуки у себя за спиной, но ни с чем не мог их соотнести – они были чужды тому, что расстилалось перед моими глазами.
Когда я осторожно повернулся, Кэролайн лежала на земле, и тело ее в лунном свете отливало молочной белизной. Никогда еще мне не доводилось видеть более совершенную красоту. В смешении света и теней она предстала белокурой валькирией, и от мягких линий ее тела невозможно было оторвать взгляд.
Я стоял над ней, и по коже у меня забегали мурашки, а горло так сдавило спазмой, что я не в силах был сглотнуть, а когда заговорил, не узнал собственного голоса.
– Как ты прекрасна, девочка, – сказал я.
Она с такой нежностью назвала мое имя, словно лаская меня:
– Митч...
У меня подкосились ноги, и я опустился рядом с ней.
– Не сейчас, Малышка. – Я позволил своей руке кончиками пальцев коснуться ее тела. – Это будет чудесно, но ведь тебе мало только этого.
– У меня никогда не было мужчины.
– Я знаю.
– И я хочу тебя.
– Нет. Не сейчас, когда нам приходится озираться по сторонам... ожидая их нападения и прислушиваясь к лаю псов. – Замолчав, я отыскал ее руку.
Она безмолвно лежала, не сводя глаз с моего лица.
– Причина – не в этом.
Я коротко хмыкнул, продолжая сжимать ее руку.
– Хотел бы я, чтобы это было так. В ту минуту, как только ты оказалась под куполом парашюта, я понял, что хочу тебя. И не на одну ночь. И не потому, что ловлю убегающее от меня время.
– Тогда объясни мне.
– Билли по-настоящему собирается драться за тебя, котенок, – сказал я. – И если ему не повезет, я заберу тебя отсюда.
Я поцеловал Кэролайн, чувствуя, как ее колотит от неутоленного желания, и мягко отстранился от нее, потому что времени у нас оставалось не много.
На темном небе появилась сверкающая россыпь звезд. Какое-то время я смотрел на них, а потом глаза мои сомкнулись.
Какая-то странная музыка вырвала меня из темного забытья сна. Я был в мягких теплых объятиях свежего воздуха, и до меня, словно бы из невообразимой дали, доносились голоса.
Прямые лучи солнца били мне в лицо, и я прищурился. Стоял тот час раннего утра, когда в горах оживают звуки и распускаются цветы, а о покое ночи напоминает лишь свежесть утренней росы.
Услышав голоса, я повернулся и увидел Кэролайн. Она только что окунулась в ледяную воду ручья, кожа ее порозовела, и на плечи падали мокрые пряди волос. Рядом с ней подпрыгивал Трамбл Кэхилл; на шее у него висели две связки копченых сосисок, а в руках он держал пачку печенья.
Махнув, он бросил небрежным тоном:
– Ну, ты и заспался, мистер.
Я посмотрел на часы. На них было десять минут шестого.
Кэролайн оторвала от связки сосиску и кинула ее мне. На лице ее светилась озорная мальчишеская улыбка.
– Ты сразу уснул.
– У меня был трудный день.
– Я пыталась разбудить тебя.
Я взял печенье, откусил и тут же отправил в рот кусок сосиски и заурчал от удовольствия. Завтраком назвать это было трудно, но мне казалось, что я в жизни не ел ничего вкуснее.
Принявшись за второе печенье, я спросил:
– Как ты нашел нас?
Трамбл расплылся в улыбке.
– Прошлой ночью я увидел огонь. Всем надо было тушить его, чтобы он не добрался до домов, я и не думал, что вы болтаетесь тут поблизости. Я прикинул, что далеко ночью уйти вы не могли. И скорее всего, к утру проголодаетесь. Набрал сосисок. Ма сделала печенье. Она решила, что я отправляюсь на рыбалку. И дала мне еду.
Помолчав несколько минут, Трамбл сказал:
– Прошлым вечером я видел Макбрудера.
– Ну и...
– Он мне рассказал, где тогда был. Он боится идти туда, а я нет.
Набрав в грудь воздуха, я испустил длинный выдох.
– То есть там не было пожара?
– Нет. Он говорил, что все развалилось, но огня не было.
– Сколько нужно времени, чтобы добраться туда?
Нахмурившись, он закусил губу и посмотрел на солнце.
– По прямой – часа три. Но по прямой у нас не получится. За вами пойдет погоня, так что придется обходить скалы.
– Так сколько это займет времени?
– К закату будем на месте.
* * *
Мы потратили не менее трех часов на обход. Шли, прячась, по лесу, стараясь, чтобы деревья были между нами и нижним плато. Когда случалось очутиться на каменных уступах, следов не оставалось. Дважды мы поднимались по ручьям до самых истоков, после чего снова шли по траве.
Когда ветер дул в нашу сторону, он доносил собачий лай, сопровождаемый выстрелами, эхо которых разносилось далеко по холмам. Но пока опасность нам не угрожала. Погоня едва началась, и, пока мы им не попались на глаза, можно было спокойно продолжать свой путь.
Ни Кэролайн, ни мальчишка Кэхиллов не проявляли особого беспокойства при звуках выстрелов, считая, что просто кто-то охотится на белок. Я им ничего не говорил о своих намерениях, да они и не спрашивали. Дело тут не в слепой вере в меня, думал я. Скорее всего, они совершенно не сомневаются в благополучном исходе. Хотя у меня самого не было такой уверенности.
К полудню мы выбрались на прогалину. Она была такой правильной квадратной формы, что вряд ли могла образоваться естественным путем. Осмотревшись, я заметил обугленные остатки строения. Расчищенный участок составлял примерно десять акров, и не менее чем в полудюжине мест земля была взрыта до глубинного слоя, под которым крылись скальные выходы.
– Он принадлежал Мелсу, – сказала Кэролайн.
Я кивнул в сторону развалин.
– Здесь он и погиб?
– Нет. Не здесь. Просто его нашли уже мертвым.
Трамбл жался поближе ко мне. Тут ему было явно не по себе.
– Они сделали. Так и было дело. Те люди со штуками.
Я развернул его лицом к себе.
– Что за штуки?
Нервничая, он облизал губы.
– Они наставляют их на тебя, потом раздается такой звук... зип-зип-зип – и ты мертв. Вот как они делали!
– Ты понимаешь, что он имеет в виду, Кэролайн?
– Нет, но так и было. Это все говорят.
– Что касается Мелса... У него на теле была рана? Дырка?
Трамбл замотал головой и показал на гребень скалы в четверти мили от нас.
– Никаких дырок на теле не было. Просто у него была разбита голова. Будто оттуда на него вывалился камень.
– А камень не падал?
– Не-а. Слишком далеко. С ним расправилась та штука.
– Были еще Куперы Белчи. Как они погибли?
– Куперы опрокинулись со своим фургоном в пропасть Сильвермана. Вместе с мулами свалились с дороги, – пояснила Кэролайн.
– В каком месте?
Прежде чем она успела ответить, вмешался Трамбл:
– Мы пройдем то место. Сам увидишь. Кто-то снял колеса с фургона, но он до сей поры лежит там.
– О'кей, двинулись! – скомандовал я, возглавляя процессию. Мы миновали два взрытых участка, и, когда я остановился и поскреб землю носком ноги, мальчишка внимательно наблюдал за моими действиями. – Как они это делали? – спросил я.
– Зачем-то пускали в ход порох. Из чистой злобы, видать. Тут нигде ничего не возьмешь и не продашь. Жгли дома. Всех убивали.
Хмыкнув, я покачал головой. Что-то сомнительно – тащить на плечах взрывчатку, чтобы лишь из чистой злобы пакостно взрывать землю, сдирать верхний слой. Не то что такого не могло быть, но уж слишком загадочно. На другом конце прогалины я снова остановился и оглянулся. Со склона, на который мы поднялись, ободранные клочки земли ясно предстали перед глазами. Что-то тут не давало мне покоя, и я задумчиво застыл на месте, пока не понял, в чем дело.
Расположение полукруглых воронок было явно не случайным. Они одна за другой следовали по склону, который упирался в поляну, и отсюда под любым углом отчетливо было видно, как свежая поросль затянула то место, где когда-то шла широкая тропа.
Когда мы добрались до дороги, я промок от пота, и мы все трое основательно сбили дыхание. Мальчишка отыскал горный ручеек, который тонкой струйкой с палец толщиной пробивался из скалы. Освежившись, мы мало-помалу приходили в себя.