– Сердцем я все еще ремесленник и рад приложить руку к делу.
Глаза его наградили меня пустым взглядом.
– Я ведь одинок, мистер Бойд. У меня нет семьи, о которой следовало бы беспокоиться, и которая занимала бы мое время. И я счастлив, только когда работаю руками. – Теплота неожиданно заменила пустоту в его глазах. – Тонкая, даже деликатная чистота платины в моих руках, – мягко проговорил он, – ослепительная красота безупречного камня, требующая безупречной оправы, чтобы выявить его собственное совершенство! Таково вознаграждение одинокого человека, вы понимаете?
Я не мог ничего ответить на это, поэтому я взял тайм-аут и пересек комнату, чтобы посмотреть поближе обнаженную фантазию, раскинувшуюся на целую стену. Это был несколько отличный тип совершенства, который придал сумасшедший импульс моим критическим способностям. Ничего похожего на абстрактные и сюрреалистические штучки, когда ананасы опускают в банки с краской и затем бросают на полотно. Это был сладкий и роскошный портрет сладкой и роскошной обнаженной блондинки. Именно такое художество настоящие парни, включая Дэнни Бойда, считают Искусством. В нижнем правом углу я увидел подпись в завитушках: Вилли Байерс.
– У вас, оказывается, есть хобби, Вилли, – оценил я его по достоинству. – Такая модель могла бы понравиться любому теплокровному парню, любящему работать руками.
– Эта картина? – тускло улыбнулся он. – Как вы сказали, всего лишь хобби. Боюсь, что художника из меня не получится.
– Я бы этого не сказал. – Я был искренен. – Может быть, в этой картине помогла сама модель, но для меня она – произведение большого искусства.
– Вы очень добры, – скупо сказал он.
– Эта дамочка мне кажется очень знакомой, – радостно продолжил я, – я имею в виду ее лицо. Она напоминает мне участницу в конкурсе красоты, проводимом компанией "Пулсайд-Пластикс". Девушку по имени Луиза Ламонт. Вы случайно не знаете ее?
– Участницу конкурса красоты? – Это его по-настоящему развеселило. – Я, мистер Бойд? Я хотел бы сказать, что знаю – это хоть как-то скрасило бы мою беспросветную жизнь!
– Так уж мне подумалось, – лениво сказал я. – В любом случае это замечательная картина.
– Спасибо. – Он слегка потер лоб, словно боялся, что от слишком большого усилия кожа начнет лупиться, словно старая краска.
– Если у вас нет других вопросов, мистер Бойд, я был бы вам благодарен, если бы вы меня извинили – я очень устал.
– Мне хотелось бы знать, как много может реально стоить диадема для вора?
– Вы хотите знать, сколько он может получить за нее у скупщика краденого, если я правильно называю его?
– Именно. Кто еще может ее купить? – проворчал я.
– Ее розничная цена – примерно сто тысяч долларов, – медленно проговорил он, как бы раздумывая вслух. – Самое большее он получит пятнадцать тысяч. Если только...
– Если только?
– Я помню, что вы говорили о том, что подделку мог сделать только мастер. – Он с трудом вытягивал из себя слова. – Так что, если тот же мастер завладел настоящей диадемой, он сможет сломать оправу и даже обработать камушки и продать их по одному законным покупателям. Таким образом он может заработать гораздо больше, чем пятнадцать тысяч.
– Спасибо, – кивнул я. – На этом вопросы все. Я вижу, что вы действительно устали.
Я пошел к двери, а он даже не попытался встать со своего стула и проводить меня. Когда я был уже у дверей, я повернулся, чтобы взглянуть на него еще раз.
– Знаете что, Вилли? Об этой девушке – Луизе Ламонт, о которой вы даже не слышали?
– Да?
– У нее есть сестра Пэтти, о которой вы тоже ничего не слышали. Но Пэтти слышала о вас. Она даже видела вас в квартире Луизы и считает, что вы оказываете плохое влияние на нее – вы слишком стары для нее и все такое прочее.
– Она ошибается, – напряженно ответил он.
– Я это узнаю, – сказал я с большей уверенностью, чем чувствовал на самом деле. – По моему мнению, эта картина слишком похожа на Луизу, чтобы быть простым совпадением, и я считаю вас тем самым мастером, который сделал подделку примерно одновременно с оригинальной диадемой. Затем вы заставили Луизу заменить ее, когда она надела ее для рекламных съемок. Что вы скажете на это?
– Это, конечно, ерунда, – огрызнулся он. – Ваш ум подвержен самым абсурдным фантазиям, мистер Бойд!
– Может быть, – согласился я. – Сейчас я решил проверить все это с живой версией вашей фантазии на стене.
* * *
Во время поездки через город к месту жительства Луизы Ламонт у меня было достаточно времени, чтобы обдумать некую теорию. Выглядела она чудесной, действительно чудесной, и это было единственным, что меня беспокоило. Она казалась чертовски простой и доступной. В реальной жизни так не бывает, как сказал парень, когда его девушка выиграла конкурс "Мисс Вселенная" и предложила ему сотню штук, лишь бы он женился на ней.
Минут через тридцать после свидания с Вилли Байерсом я стоял перед дверью в квартиру Луизы Ламонт с пальцем, прилипшим к звонку. Или ее не было, или ей не нужна была компания. Я уже готов был отказаться от своего намерения и пойти купить себе выпить, когда заметил, что дверь приоткрыта. Я нажал на нее ладонью, и она легко распахнулась.
Гостиная оказалась пуста – Пит, видимо, все же пришел в себя, – но у меня создалось неприятное ощущение, будто кто-то там присутствовал, и довольно близко от меня. Я пару раз окликнул Луизу, но ответа не получил. Его не последовало и тогда, когда я постучал в дверь спальни. Спальня тоже оказалась пустой.
Прозрачное нейлоновое белье и чулки были аккуратно разложены на кровати – бери и надевай. Неимоверное изобилие косметики заполняло столик перед зеркалом – только руку протянуть. Из ванной комнаты доносился монотонный шум бегущей воды, который объяснял все. Секунд пять я прикидывал, не стоит ли подождать, пока Луиза выйдет из душа, прикрытая лишь смущением при виде неожиданного гостя, но потом сообразил, что ее реакцию невозможно предугадать. Если бы она закричала достаточно громко, меня могли бы выбросить из здания прежде, чем я успел даже упомянуть имя Вилли Байерса.
Поэтому я вежливо постучал в дверь ванной комнаты и подождал. Никакой реакции. Я постучал еще раз, уже громче, потом загрохотал и завопил во все горло, и вновь никакого ответа. Поскольку в голову мне пришли те же мысли, что и Пэтти Ламонт, в ровном звуке душа мне почудилось нечто зловещее. Луизе нужно было быть глухой, чтобы не услышать весь тот шум, который я производил, а я знал, что глухой она не была. Так что или она вышла, забыв по рассеянности выключить душ, или находилась внутри, но по какой-то причине не могла ответить. И я дернул дверную ручку – она повернулась.
Через пять секунд я нашел Луизу Ламонт. Она действительно была в душе – она в нем сидела, раскинув ноги и опираясь спиной на плитку стены, а на нее обрушивался каскад теплой воды. Мокрые длинные белокурые волосы облепили голову Луизы, придавая ей вид детской невинности. Рот был открыт, а кровь все еще текла вялой струей из страшной черной дыры во лбу.
На ее голову была натянута сверкающая бриллиантовая диадема, хрустальная красота которой представляла собой жуткий контраст с теплыми и живыми красками зрело округленного женского тела. В своей обнаженности она выглядела бы ожившей картиной Байерса, если бы не пулевое отверстие во лбу.
Я завернул краны и вышел из душа. Ванная комната – отвратительное место для умирания. В этой блестящей стерильной чистоте все чертовски гигиенично.
* * *
Мы сидели в гостиной кварти