Пошла по бетонной подъездной дорожке к своему «эм‑джи» и в ужасе остановилась.
Кто‑то распорол ножом матерчатую крышу. От ветрового стекла до заднего.
64
Женщина за деревянным прилавком в стеклянном окошке протянула желтоватый прямоугольный бланк.
– Впишите, пожалуйста, имя, фамилию, адрес и прочее, – устало проговорила она.
Вид у нее был такой, словно она тут сидит слишком долго, напоминая музейный экспонат, с которого кто‑то забыл смахнуть пыль. Лицо бледное от сидения взаперти, его обрамляют бесформенные темные волосы, плечи похожи на занавески, свисающие с оборванных колец.
Над окошечком регистратуры отделения травматологии и неотложной помощи Королевской больницы графства Суссекс висело большое жидкокристаллическое табло, где желтыми буквами на черном фоне светилась в данный момент надпись: «Время ожидания три часа».
Он внимательно изучал анкету. Имя, фамилия, адрес, дата рождения, ближайшие родственники. Особая графа насчет аллергии.
– Что‑нибудь непонятно? – спросила женщина. Он поднял распухшую правую руку:
– Писать трудно.
– Хотите, я за вас заполню?
– Сам справлюсь.
Склонившись над стойкой, принялся за анкету; одурманенная болью голова работала плохо. Он старался быстро соображать, но нужные мысли приходили не в той последовательности. Вдруг одолело головокружение.
– Можете присесть, – предложила женщина.
– Я сказал, справлюсь! – рявкнул он.
Сидевшие вокруг на жестких оранжевых пластмассовых стульчиках люди испуганно на него посмотрели. Глупо, думал он. Глупо привлекать к себе внимание. Поспешно заполнил бумагу и, как бы в качестве извинения, находчиво, по его мнению, записал в графе «аллергия»: боль.
Женщина, кажется, не обратила на это внимания.
– Садитесь, пожалуйста, сестра скоро выйдет и вас пригласит.
– Через три часа? – уточнил он.
– Я предупрежу, что дело срочное, – пообещала она и опасливо посмотрела на странного человека с длинными всклокоченными темными волосами, пышными усами и бородой, в затемненных очках, широкой белой рубашке под пиджаком, серых слаксах и сандалиях, направившегося к пустому стулу между мужчиной с окровавленной рукой и пожилой женщиной с забинтованной головой. Потом подняла телефонную трубку.
Обладатель Миллиардного Запаса Времени вытащил из футляра ноутбук, висевший на поясе, но, прежде чем успел что‑нибудь сделать, перед ним выросла тень. Симпатичная темноволосая женщина под пятьдесят в форме медицинской сестры с табличкой, на которой значилось: «Барбара Лич – медсестра», приветливо сказала:
– Добрый день! Пожалуйста, пройдемте со мной.
Она привела его в маленькую кабинку и попросила сесть.
– В чем проблема?
Он поднял руку:
– Поранился, когда возился с машиной.
– Давно?
Он подумал:
– В четверг после полудня.
Медсестра внимательно осмотрела кисть, перевернула, сравнила с левой рукой.
– Похоже, занесли инфекцию. Противостолбнячный укол давно делали?
– Не помню.
Медсестра снова задумчиво обследовала руку:
– Говорите, возились с машиной?
– Реставрировал старый автомобиль.
– Попрошу доктора принять вас как можно скорее.
Он вернулся на свой стул в зале ожидания, снова погрузился в ноутбук, вошел в справочную систему «Гугл», задал поиск «эм‑джи ТФ».
Машины Клио Мори.
Несмотря на боль и туман, в голове формировался план. Поистине хороший план.
– Блестяще, мать твою! – проговорил он вслух, не в силах сдержать радостное волнение.
Поистине хороший план.
– Блестяще, мать твою! – проговорил он вслух, не в силах сдержать радостное волнение. И моментально заполз в свою раковину.
Его била дрожь.
Господь всегда подает знак одобрения.
– Я должен быть на месте преступления. Если только попозже?
– Вряд ли мы еще долго продержимся в сознании.
– Значит, ты сегодня не дежуришь?
– У меня выходной!
– Можно все‑таки заскочить?
– Не могу гарантировать, что не засну. Но попробуй.
Во времена его детства Черч‑роуд в Хоуве была стоячим болотом по сравнению с шумной оживленной торговой брайтонской Вестерн‑роуд, спала мертвым сном где‑то к западу от рынка Уэйтроуз. В последние годы она существенно преобразилась, обзаведясь шикарными ресторанами, деликатесными лавками, магазинами, в которых демонстрировались товары, привлекающие людей моложе девяноста. С нее, как почти со всех других улиц города, исчезли знакомые названия аптеки и бакалеи «Калленс», универмагов «Хиллс оф Хоув» и «Пламмер Роддис». Остались лишь немногие. В том числе булочная «Форварс». Грейс свернул направо, поднялся по улочке с односторонним движением, снова повернул вправо и еще раз на Ньюман‑Виллас.
Как во всех дешевых жилых кварталах этого быстро меняющегося города, улица кишела объявлениями о сдаче жилья, и дом номер 17 не составлял исключения. Особенно выделялось объявление агентства «Рэнд и K°», предлагавшее внаем двухкомнатную квартиру. Перед желто‑синими лентами, ограждающими место преступления, стоял плотный констебль в форме с планшетом в руках. Вдоль улицы выстроились несколько знакомых автомобилей – квадратный кузов фургона отдела тяжких преступлений, другие полицейские машины, стоявшие в два ряда, отчего узкая улица стала еще уже, – и кучка репортеров, включая доброго малого Кевина Спинеллу.
Не опознанный в своей личной «альфе» Грейс проехал мимо и нашел свободное местечко за углом на Черч‑роуд. Заглушил мотор, посидел неподвижно.
Сэнди.
Что дальше делать? Ждать известий от Куллена? Вернуться в Мюнхен, пробыть там еще какое‑то время? Ему предстоит двухнедельный отпуск. Они с Клио собирались поехать куда‑нибудь вместе, может быть, на полицейский симпозиум в Новом Орлеане в конце этого месяца.