В дальнем конце длинного ряда денников размещались четыре громадных вороных жеребца — парадный выезд Его Превосходительства. В ближнем же от входа конце стояла караковая кобыла мамы и маленькая лошадка Бесс. С некоторых пор мама почти не выезжала верхом, предпочитая легкий экипаж, в который запрягали пару гнедых. На караковой же Джон каждое утро сопровождал Бесс на прогулке. Кроме того, не менее трех раз в неделю он давал ей уроки на заднем дворике, устланном соломой.
Однажды папа вышел во дворик, где она уже больше пятнадцати минут раз за разом поворачивала по команде Джона, заставляя лошадку менять ногу.
— Мягче повод. Ниже руки. Энергичнее. Мягче. Мягче!!! Еще раз. Плечи свободнее. Корпус назад. Мягче повод!!! Еще раз. Ша-гом!
Распаренная Бесс пустила лошадь шагом, пытаясь восстановить дыхание. Папа повернулся к Джону.
— Девочка хочет всего лишь научиться ездить верхом, а ты муштруешь ее, как драгуна.
— Вы сами приказали мне позаботиться о безопасности мисс, Ваше Превосходительство, — сказал Джон, дерзкой улыбкой уничтожая всю почтительность своего обращения. — А безопасность всадника — в его умении, умение же достигается только муштрой. Вам ли того не знать?
— Тебе виднее, но ведь она же еще ребенок!
— Сто-ой! Соберите лошадь, мисс. Галопом — марш!
Бесс прекрасно знала, что у нее не получится. Она подобрала поводья и тронула лошадь хлыстом — та пригнула голову и ударила задом. Лошадка была готова продолжать в том же духе, однако Джон ловко достал ее длинным бичом. Кобыла, прижав уши, понеслась по кругу, а Бесс, откинувшись назад, изо всех сил повисла на поводе.
— Ваша дочь, сэр, достаточно энергична и тверда, чтобы справиться с лошадью, когда та сопротивляется, — пояснил старик как ни в чем не бывало, — но ведь главное в езде — умение не вызывать лошадь на сопротивление, когда в том нет нужды. Правильное сочетание побуждающих и сдерживающих мотивов, сэр! Если хотите, это даже не искусство, это — философия. Шаа-гом!
— Я запомню, — сказал отец.
— Вот, скажем, майор Мэллэрд…
— Позволь напомнить тебе, — холодно произнес отец, — что майор — жеребчик не из твоей конюшни. С милейшим майором я как-нибудь разберусь сам, и, надеюсь, у меня хватит и энергии, и твердости.
— Ну-ну. Вы отчитали его — воля ваша, конечно — но…
— Интересно, почему весь дом в курсе этой истории?
— Это все потому, что в вашем кабинете большое французское окно. С таким же успехом вы могли бы публично высечь майора на площади перед церковью. Теперь он клянется, что никогда вам этого не забудет.
— Ну что он может сделать? — с досадой в голосе спросил отец.
— А вы уверены, что сами-то чисты перед законом?
— В конце-то концов, главное, чтобы в этом было уверено мое начальство, — с легким раздражением заметил отец.
— Вот в том-то все и дело, — протянул Джон.
— Слушай, Джон, уж не поменяться ли нам местами? Я вижу, что ты лучше моего знаешь, как управлять этим островом.
— Это было бы ужасно, сэр… — с чувством произнес Джон.
— Ну то-то!
— …я про лошадей, сэр… Мисс, р-рысью! Короче повод…
Отец призвал чуму на голову Джона, однако Бесс не услышала в его голосе обычного воодушевления, и ушел он с весьма задумчивым видом.
Потом Бесс часто вспоминала этот разговор. Когда ей было четырнадцать, папа внезапно уехал в Лондон. Делами теперь заправлял тот самый Мэллэрд, теперь уже полковник. Через год после этого у Бесс исчезла гувернантка, а еще через полгода — и пони. Бесс с матерью по-прежнему жили в губернаторском доме, однако со временем пришлось рассчитать большую часть слуг, расстаться с китайским фарфором и столовым серебром. Конюшня стояла пустая. Барбадосские плантации давно — со времен смерти дедушки Вильяма — почти не приносили дохода, и денег на содержание дома постоянно не хватало.
Бесс повзрослела. Больше всего ей хотелось вернуть отца — тогда бы все беды кончились. Однако папа прочно заштилел за океаном, и редкие письма лишь ненадолго рассеивали ее тревогу.
Она частенько забегала проведать Волверстона — его кабачок «У одноглазого Нэда» был по-прежнему популярен в городе. Разумеется, она заходила не через общий зал, но и так эти визиты были, с точки зрения дам Порт-Ройяла, вопиющим нарушением приличий. Однако Нэд оставался ее единственным другом. Сидя с ним в задней комнатке, куда едва доносился гомон общего зала, Бесс рассказывала старому пирату о своих проблемах или, гораздо чаще, расспрашивала об отце. Нэд понимал, в чем тут дело: девочка выросла, и ей не хватало уже детских воспоминаний. Ей хотелось знать что-то еще, а что — она бы и сама не сказала. Ну и, конечно, она скучала по отцу и волновалась за него. Отсутствие писем пугало ее все больше. Нэд, как мог, успокаивал ее, хотя и сам не очень-то верил своим утешениям.
— Не горюй, Бесс, — говорил он. — Твоего отца не так-то просто пустить ко дну. Лондон, конечно, место гнилое, да только даже плантации проклятого Бишопа — то есть, извини, твоего двоюродного дедушки, — и те не свели его в могилу. Или тогда, в девяносто втором: все же его уже, считай, и похоронили, так ведь выбрался он, через две недели вышел и людей вывел. Ты-то, наверное, этого не помнишь, совсем малышкой была…
Бесс ненадолго успокаивалась, но через день-другой прибегала снова.
Арабелла старалась скрывать от дочери свою тревогу. Совершенно напрасно, — думала Бесс. Мама не хотела пугать дочь, — а ведь Бесс и сама прекрасно все понимала. Насколько было бы легче, если бы можно было поговорить, тихонько поплакать вместе. Но Арабелла замкнулась, и говорить с ней об отце было невозможно.
Наконец, настал день, когда денег не стало совсем, их едва хватало на существование. Слуги разбегались, и дикие перцы в саду больше никто не поливал. Мать заложила все, что смогла. Дальше была нищета. И Бесс решилась.
Деньги на поездку ссудил тот же дядюшка Нэд: его кабачок, в отличие от барбадосских плантаций Арабеллы, процветал.
— Конечно, было бы проще сесть на какое-нибудь английское или голландское судно, — сказал Нэд. — Да только сезон кончается — все они уже на полпути домой. Есть, правда, выход: испанский флот, как всегда, запаздывает, можно перехватить какой-нибудь галеон в Картахене, или Порто-Белло, или Гаване. А на рейде как раз стоит «испанец» — комендант разрешил ему заменить здесь треснувшую мачту. Надо думать, не задаром. Кстати, они уже кончают. Так вот, этот их сторожевик везет почту и груз в Порто-Белло, и испанский галеон будет его дожидаться. Оно и к лучшему: их караваны хорошо охраняются. Попробуй поговорить с капитаном.
Да, думала Бесс, направляясь к гавани. Подумать только — «испанец» гостит в Порт-Ройяле! Видно, после смерти их Карла в Еевропе заварилась такая каша, что комендант уже сам не знает, кого куда можно пускать note 7 … Или ему попросту все сходит с рук? Что бы подумал папа!
О месте пассажира Бесс договорилась легко. Оставалась, однако, еще одна проблема. Арабелла наотрез отказалась отпустить дочь без сопровождения. Сама она то и дело болела, и Бесс понимала, что дорога будет для нее слишком тяжела. Нужна была компаньонка, но просить у дяди Нэда денег еще и на «дуэнью» она не хотела, да и не чувствовала себя нуждающейся в присмотре. Возвращаясь домой из порта, Бесс лихорадочно размышляла.
Размышления эти, однако, не помешали ей заметить в конце улицы знакомую фигуру. Бесс приветливо помахала рукой. Навстречу ей, держась в тени стен и тщательно прикрывая лицо от солнца белым ажурным зонтиком, семенила мадемуазель Дени, очередная гувернантка двух дочерей полковника Мэллэрда.