Ох, хоть бы моя порция не досталась Слиму. Лучше бы она досталась Бобу, хотя и он та еще собака. Эти бандиты сейчас приступили к дележу, они заберут все мои вещи, а старшему офицеру скажут, что я ничего не имел. Слим и раньше воровал у меня туалетное мыло, видите ли, он не любит умываться простым, этот бродвейский разнаряженный жеребец.Yes,Sir , вы не поверите, на что они способны.
Ладно. Что мне теперь до этого корыта? По-настоящему меня тревожило только то, что в кармане денег не оказалось. Маленькая трусливая девочка так жалостливо рассказала ночью, что ее любимая мама умирает от тяжелой болезни, что я отдал ей все доллары, чтобы утром она смогла купить нужные лекарства. Я не хотел нести ответственность перед небом за смерть чудесной старушки, поэтому отдал девчонке все деньги, какие имел. Я ведь возвращался на корабль, где меня всегда накормят и напоят, а у девчонки мать была при смерти. Разве я не обязан был ей помочь?
3
Присев на какой-то ящик, я проследил весь путь «Тускалузы» в море. Очень надеялся, что скоро она напорется на морскую скалу и экипаж вынужден будет опустить шлюпки. Жаль, что она ловко обходит рифы, я так и не услышал о ней плохих новостей. Все равно я желал ей всех несчастий. Лучше всего, если бы она попала в руки пиратов, а они уж отняли бы у этой гадины Слима все мои вещи и так ему наподдали, что впредь зарекся бы к ним прикасаться.
Это были хорошие мысли. Я начал подремывать, но тяжелая рука коснулась моего плеча. Чей-то голос зазвучал так торопливо, что я ничего не мог понять. Это меня разозлило. «Черт! – сказал я. – Заткнитесь. Мне тошно от вашего треска. Я ничего не понимаю. Идите к дьяволу».
– Вы англичанин? – спросили наконец по-английски.
– Нет, янки.
– Аха, значит, американец.
– Ну да, – сказал я. – И оставьте меня в покое. Не хочу никого слышать.
– Но меня вам придется слушать.
– Это еще почему? Нуждаетесь в дружеском разговоре?
– Вы моряк?
– А вам какое дело?
– С какого корабля?
– С «Тускалузы». Новый Орлеан.
– «Тускалуза» ушла еще в три утра.
– Зачем вы мне это говорите? Неужели нет новостей более свежих? Эта уже смердит.
– Покажите ваши документы.
– Какие документы?
– Вашу корабельную книжку.
Ох, шоколадный крем с яблочным соком! Ох, яичница с беконом! Моя корабельная книжка! Понятно, она осталась в кармане моей тужурки, а тужурка лежала в моей сумке, а сумка уютно покоилась под койкой моей каюты. На «Тускалузе». Интересно, что сегодня подали на завтрак? Если негр пережарил сало для яичницы, я задам ему взбучку.
– Да, вашу корабельную книжку. Понимаете меня?
– Вроде бы да. Но корабельной книжки у меня нет.
– У вас нет корабельной книжки? Надо было слышать, как он это спросил.
«Вы не верите, что существуют моря и океаны?»
И что ему она далась? Явно не поверил мне и спросил в третий раз. Ему казалось непостижимым отсутствие корабельной книжки.
– Хоть какие-то документы у вас есть? Паспорт? Удостоверение личности?
– Нет, – уверенно сказал я.
– Тогда идите со мной.
– Куда? – я никак не мог понять намерения этого человека. Если он хочет потащить меня на какую-нибудь посудину, которая мне не нравится, я не пойду. И дозорное судно меня не устроит, эта служба не для меня. Я не видел поблизости никаких кораблей, но мне не нравилось, что он так энергично тащит меня.
– Куда? Сейчас поймете.
Не буду утверждать, что он произнес это любезно, хотя агенты по найму моряков бывают необыкновенно любезными, когда не могут найти матроса для какого-нибудь корыта. Значит, он имел в виду более приличное судно, не трещалку для каботажных рейсов? Не зря я говорил себе: не горюй, моряк, тебе повезет. Кораблей много, и везде нужны твои руки.
И мы пошли.
И оказались где?
Правильно, в полицейском участке.
Тут меня основательно обыскали. Не найдя ничего, стоящего внимания, человек, торжественный, как первосвященник, спросил сухо:
– Оружие? Инструменты?
Я был поражен. Вполне нормальный на вид человек. Неужели он думает, что я могу припрятать за поясом пулемет? Или держать в кармане бинокль? Неужели он думает, что у меня непременно окажется то, что он ищет? Я и так стоял перед столом, за которым суровый человек, похожий на первосвященника, смотрел на меня так, будто я спер у него бумажник. Он даже раскрыл толстый альбом, в котором было наклеено много фотографий. Все, наверное, его приятели. Он внимательно сличал мое лицо с фотографиями в альбоме. Никак не мог отыскать нужный снимок.
Когда во время войны европейцам требовались наши солдаты, они нас узнавали издалека, а здесь нет, здесь успех ему не сопутствовал. Он сто раз взглянул на мое лицо и на фотографии. Напрасно. Ему только казалось, что он вот-вот меня узнает. Этого не произошло. Он опустил глаза и закрыл книгу. А я не помню, чтобы фотографировался в Антверпене. Дешевка мне не по душе, а в дорогих ателье нужны деньги.
Хотел бы я знать, почему европейцы называют завтраком то, что мне подали в какой-то серенькой комнатушке. Кофе и хлеб с маргарином. Наверное осталось еще со времен войны. Или они все-таки проиграли войну, несмотря на весь этот шум в газетах?
Все же они дали мне хлеб с маргарином, и я с отвращением его проглотил.
Меня незамедлительно потащили к первосвященнику.
– Хотите во Францию? – спросил он.
– Нет, я не люблю Францию. Французы большие привереды, всегда им не сидится на месте. В Европе они хотят все захватить, а в Африке всех запугать. Я от этого нервничаю. Им, наверное, опять скоро понадобятся солдаты, а у меня нет моей корабельной книжки. Они могут подумать, что я француз. Нет, во Францию я не хочу.
– А что вы думаете о Германии?
Ох, уж эта его внимательность!
– В Германию тоже не хочу.
– Почему? Германия спокойная страна, там легко найти нужный корабль.
– Нет, немцы мне не нравятся. Когда они представляют счет, нельзя не пугаться. А когда не платишь по счету, они хватают тебя и бросают на какую-нибудь самую грязную посудину, чтобы ты отработал их нелепую стряпню. Она у них немногого стоит, но я всего лишь палубный рабочий, и мне никогда не заработать столько, чтобы пообедать в приличном немецком кафе. Я, наверное, никогда не стану достойным представителем среднего класса при таких заработках.
– Перестаньте болтать! – прикрикнул первосвященник. – Отвечайте, да или нет. Ничего больше. Хотите в Голландию?
– Нет, не люблю голландцев… – начал я, решив рассказать подробно, почему я их не люблю.
Но рассказать мне не позволили.
– Плевать мне на то, любите вы голландцев или нет! – заорал первосвященник. – Это не наша забота. Любите вы их или нет, но отправитесь вы к голландцам. Во Франции вы бы устроились лучше всего, но вы не хотите туда. И Германия недостаточно хороша для вас. Тогда пойдете прямо в Голландию. Все, конец! Ради вас мы не станем перекраивать границы и заводить других соседей. Отправитесь в Голландию, и не смейте возражать! Радуйтесь, что так дешево отделались.
– Но я не хочу в Голландию.
– Заткнитесь! Вопрос решен. У вас есть деньги?
– Вы же обыскали меня. И ничего не нашли. Зачем вы это спрашиваете?
– Все ясно, – сказал первосвященник. И хлопнул кулаком об стол.
4
После обеда мы поехали на вокзал.
Два человека занимались мною, один из них был переводчиком.
Видимо, оба считали, что я никогда не ездил поездом, потому что ни на минуту не оставляли меня одного. Пока один брал билеты, второй еще раз тщательно проверил мои карманы, хотя после досмотра в полицейском участке даже вор не мог бы там ничего найти. Билет в руки мне не отдали.