Под дружными усилиями лед наконец не выдержал, и дорога на восток открылась. 28 августа красинский караван вышел на чистую воду. К нему примкнул и «Седов». В штабе царило ликование…
Но что же с сибиряковцами? Нас очень беспокоила их судьба.
27 августа нагрянула другая беда. Рано утром меня разбудили дежурные радисты — телеграмма Папанину из Диксона. А. И. Минеев радировал о нападении «Адмирала Шеера». Помню, радиограмма была на целую страницу. Ареф Иванович подробно описывал события. Закончил так: «Немцы высаживают десант. Прощай, Ваня. Минеев».
Немного удивившись необычному обращению к Папанину, я тут же выехал с донесением к нему домой. Едва проснувшийся, Иван Дмитриевич долго вчитывался в телеграмму.
— Ну вот, дождались! Нашкодит нам еще фашист. А кто виноват? Константин Сергеевич, а что это Минеев: «Прощай, Ваня»… Что это с ним? Ну ладно, пойдем к командующему. — Папанин быстро надел китель, и мы поехали по улицам спящего города на набережную Ленина в штаб БВФ.
Забегая вперед, скажу, что Минеев не писал последних слов, удививших и Папанина. Их приписал радист Диксона для своего друга, нашего старшего радиста Ивана Прокопьевича Евтеева, и он должен был их из текста изъять. Но Евтеева в тот момент не оказалось на месте…
Командующий флотилией вице-адмирал Степанов тоже провел бессонную ночь за столом. Прочитав телеграмму, он воспринял ее довольно хладнокровно.
— Теперь рейдер в ловушке, — сказал Папанин. — Вы его запрете накрепко. — И добавил не совсем уверенно: — Наверно, за два дня все силы подняли? Глаз с него не спускайте, товарищ Степанов.
— Постараемся, Иван Дмитриевич, чтобы не ушел.
По возвращении от командующего Папанин приказал мне и моему заместителю по штабу Евгению Матвеевичу Сузюмову ехать на радиостанцию, находящуюся примерно в 20 километрах от Архангельска. Хорошей дороги для автотранспорта туда не было, и Иван Дмитриевич распорядился дать нам паровоз. Договорились на станции, чтобы вся корреспонденция с Диксона без всяких задержек попадала прямо к нам, а мы бы сообщали о ней по телефону Папанину.
В этот день штаб получил еще две телеграммы от Минеева. Они успокоили всех нас. Больших повреждений в порту не оказалось. От обстрела крейсера пострадал лишь ледокольный пароход «Дежнев», о котором я скажу немного позже. Десанта на остров не было. В общем, отделались сравнительно легко, и, главное, рейдер уходит обратно, на запад.
На следующий день в Архангельске опять прозвучала воздушная тревога. Налетели «юнкерсы», сбросили много зажигательных бомб. Снова горели дома и лесные склады.
Приходила в голову мысль, что эта бомбардировка как-то связана с «Шеером». Может быть, немецкое командование хотело отвлечь внимание от своего крейсера? Может быть, он застрял где-нибудь во льдах? По чистой воде, дав полный ход машинам, он мог выйти из Карского моря через 14 часов после обстрела Диксона.
Для уничтожения корабля противника выслали несколько самолетов. Мы думали, что рейдеру не сдобровать. Больше о нем мы ничего не услышали. Как потом стало известно, «Шеер» обогнул мыс Желания и, прижимаясь ко льдам, поспешил выбраться из Карского моря, которое могло стать для него могилой. У острова Медвежий крейсер встретили свои эсминцы охранения, и к вечеру 30 августа он отдал якорь в порту Нарвик. А вражеские подводные лодки продолжали оставаться в наших полярных водах вплоть до 9 сентября.
Поиски потерпевших бедствие на «Сибирякове», несмотря на то что мы знали довольно точно место нападения на пароход, велись чуть ли не по всему пути его плавания.
У нас, конечно, было мало надежды, что «Сибиряков» уцелел. Но что сталось с командой, с пассажирами? Еще много времени их судьба оставалась для нас загадкой.
В предполагаемый район гибели парохода были посланы шхуны полярной гидрографии и самолеты ледовой разведки. Летали ежедневно целую неделю. Безрезультатно. Все полярные станции, расположенные поблизости, следили за морем и сушей. Поиски затруднялись сложными очертаниями берегов и множеством островов, больших и малых.
Мы надеялись, что сибиряковцам удалось спустить хотя бы одну шлюпку и где-либо высадиться.
Прошло более десяти дней, пока нам стало известно, что строители, работавшие на мысе Де-Колонга, расположенном в 25 милях от острова Белухи, слышали 25 августа орудийные выстрелы и видели далеко на горизонте корабль, окутанный дымом. Это сообщение дало возможность сконцентрировать поиск.
Затем и с других полярных станций стали поступать донесения о находках: к берегу волны прибивали обгоревшие деревянные предметы, принадлежавшие пароходу. Мы все это проверили, и сомнения у нас не осталось: «Сибиряков» потоплен.
В один из тревожных вечеров в штабе появился Николай Сергеевич Шарыпов. В дрейфе на «Георгии Седове» он был самым молодым из нас. Сейчас Николай Сергеевич выглядел грозно, был обвешан оружием.
— Нас два батальона, — с гордостью сказал он. — Помощь Северного флота Сталинграду. Все добровольцы.
Посидели, вспомнили прошлое. Незаметно стемнело
— Зайду домой, к родным, Константин Сергеевич, — сказал Шарыпов, поднимаясь со стула, — Попрощаться надо. Отпущен командиром до двадцати четырех ноль-ноль. Будь здоров, капитан, дай бог увидеться.
Мы обнялись.
Глава девятая. События на острове Диксон и героические дела «Дежнева»
Как теперь известно, противник придавал большое значение захвату острова Диксон или хотя бы разрушению его порта. «„Адмирал Шеер“… должен был внезапно высадить на остров 180 человек. Цель десанта: захватить руководящий состав штаба западного сектора Северного морского пути, поджечь угольные склады, уничтожить радиостанцию и прервать связь с Красноярском. Гарнизон острова состоял всего из нескольких десятков пограничников, но, чтобы гарантировать успех десанта, крейсер должен был поддерживать его своим огнем» note 32 .
К моменту появления вражеского рейдера в порту находилось только три корабля. У внешней стенки причала стоял ледокольный пароход «Дежнев»; только что пришел из Архангельска пароход «Кара» с разным грузом, в том числе с 250 тоннами аммонита, а с Енисея — пароход «Революционер» с пиломатериалами note 33 .
Начальник операций западного сектора А. И. Минеев приказал и этим судам уйти в Енисейский залив, в район Гольчихи, и находиться там до особого распоряжения.
За какой-то час до вторжения врага Диксон выглядел на редкость мирно, даже идиллически.
«Ночь была тихая и ясная, — писал впоследствии Минеев. — Спокойное море блестело, как зеркало. Хотя солнце уже зашло за горизонт, но света было много. Над морем стлался редкий туман. Солнечные лучи, вырывавшиеся из-за горизонта, окрашивали туман в розовый цвет, и от этого вода казалась розовой, как будто в ней разлили кармин…»
Во втором часу ночи на 27 августа дежурный, следивший за морем, разглядел в дымке большой и явно военный корабль, идущий к острову. Встревоженный дежурный позвонил начальнику штаба морских операций Н. А. Еремееву. Немедленно была объявлена тревога.
«Шеер» вошел на внешний рейд проливом между островами Диксон и Берн, занял самое удобное и безопасное в навигационном отношении место для глубокосидящего корабля и тут же открыл залповый огонь.
Ровно через полминуты ему ответили пушки «Дежнева». Еще через минуту загремели 152-миллиметровые орудия береговой батареи и пушки парохода «Революционер».
Батарея старшего лейтенанта Н. М.