Скажите, что скучаете по семье и еще что‑нибудь. Заставьте его разговориться.
Помолчав, Конрад произнес:
– Мне Лонни нравится. Не по душе мне это задание.
– Мне не до ваших переживаний. Меня заботит безопасность и жизнь людей.
– Хорошо, – кивнул он, внимательно поглядев на меня. – А не боитесь обращаться за помощью к одному из подозреваемых?
– Я вас ни в чем не подозреваю, – ответил я. – И никогда не подозревал.
Он молча глядел на меня какое‑то время, затем проговорил:
– Скажите то же самое Мэри, хорошо? – Он отвернулся и направился к двери. Я подошел к керогазу. Мэри Стюарт посмотрела на меня серьезно и спокойно.
– Конрад велел сообщить вам – вы меня слушаете? – что он не состоит в списке подозреваемых.
– Это хорошо, улыбнулась девушка, но не слишком весело.
– Мэри, – произнес я, – вы мною недовольны.
– Ну и что?
– Что – ну и что?
– Вы мне друг?
– Конечно.
– "Конечно, конечно..." – Она очень похоже передразнила меня. – Доктор Марлоу – друг всего человечества.
– Доктор Марлоу не обнимается всю ночь напролет со всем человечеством.
Снова улыбка. На этот раз повеселей.
– А Чарльзу Конраду? – спросила она.
– Он мне нравится, но я не знаю его мнения обо мне.
– И мне он нравится. Насколько мне известно, и я ему нравлюсь. Поэтому мы все друзья. – Я чуть было не сказал «конечно», но только кивнул. – Так почему бы нам троим не делиться секретами?
– Женщины – самые любопытные существа на свете, – ответил я. – Во всех смыслах этого слова.
– Не надо считать меня дурой, прошу вас.
– А вы сами‑то делитесь секретами? – спросил я. Мэри нахмурилась как бы в недоумении, и я продолжал:
– Предлагаю детскую игру. Вы сообщите мне свой секрет, а я в ответ – свой.
– Что вы имеете в виду?
– Вашу тайную встречу вчера утром. Во время снегопада, на верхней палубе. Когда вы были так милы с Хейсманом.
Я ожидал немедленной реакции и очень удивился, когда на мои слова девушка никак не отреагировала. Она лишь взглянула на меня и проронила:
– Так вы за мной шпионили?
– Я случайно оказался поблизости.
– Что‑то я вас поблизости не заметила, – закусив губу, сказала она, правда, не очень расстроенным голосом. – Очень жаль, что вы это видели.
– Почему же? – Я хотел произнести эту фразу с иронией, но удержался.
– Потому что не хочу, чтобы люди знали.
– Вполне очевидно, – терпеливо продолжал я. – Но почему?
– Потому что мне нечем гордиться. Мне нужно зарабатывать на жизнь, доктор Марлоу. Я приехала в Великобританию всего два года назад и ничего не умею. Актриса я никудышная, я это знаю. У меня ни крупицы таланта. Две последние картины с моим участием были сплошным кошмаром. Не удивительно, что все" на меня косятся и спрашивают друг друга вслух, с какой это стати я снимаюсь уже в третьем фильме киностудии «Олимпиус продакшнз». Теперь вы знаете причину. Мне покровительствует Иоганн Хейсман. – Мэри слабо улыбнулась. – Вы удивлены, доктор Марлоу? Может быть, шокированы?
– Нет.
Улыбка исчезла с ее губ. Лицо помертвело. Безжизненным голосом девушка произнесла:
– Выходит, вы легко поверили, что я такая?
– Нет.
Наоборот. Я вам не верю.
Девушка посмотрела на меня растерянно и грустно.
– Не верите, что я такая?
– Не верю. Мэри Стюарт не может быть такой. Дорогая Мэри не может быть такой, какой она хочет себя выставить.
Лицо ее вновь ожило, и она проговорила в волнении:
– Для меня это самый лучший комплимент. – Девушка помолчала, разглядывая свои руки, потом, не поднимая глаз, произнесла:
– Иоганн Хейсман – мой дядя. Мамин брат.
– Ваш дядя? – Как ни готов я был ко всяческим неожиданностям, но подобный вариант мне никогда бы и в голову не пришел.
– Дядя Иоганн. – И снова мимолетная, едва заметная улыбка, в которой светилось лукавство. Как же хорошо она смеется от восторга и счастья, подумал я. – Можете мне не верить. Сами пойдите к нему и спросите. Только без свидетелей, пожалуйста.
Ужин в тот вечер прошел не слишком весело. Недоставало товарищеской, теплой атмосферы, какая обычно возникает, когда собирается компания друзей.
Большинство унесли еду к себе в спальни, остальные сидели за столом или стояли кучками, " рассеянно ковыряя в тарелках бобы с тушеным мясом.
Но главное, у всех было такое ощущение, будто мы присутствуем на некоем подобии последней вечери. И потому очень часто то один, то другой поднимал глаза от миски, окидывал быстрым взглядом соседей, рассчитывая по каким‑то признакам разоблачить предателя. Конечно, таких явных признаков налицо не было; обстоятельство это усугублялось тем, что в большинстве своем присутствующие вели себя не вполне естественно. Таково уж свойство человеческой натуры: даже ни в чем не повинный человек, зная, что его подозревают, начинает подчеркнуто показывать свое равнодушие и невозмутимость, тем самым лишь усиливая общую подозрительность.
Естественно, Отто к числу такого рода людей не принадлежал. Оттого ли, что его считали совершенно невиновным, или оттого, что он был президентом компании и продюсером фильма, он смотрел на всех свысока и чувствовал себя хозяином положения. Как ни казалось это прежде невероятным, Отто, обычно вялый и нерешительный, похоже, был из тех, кто проявляет свои лучшие качества в кризисных ситуациях. Когда он поднялся, чтобы в конце трапезы обратиться к нам с речью, от нерешительности и вялости его не осталось и следа.
– Мы все помним, – произнес он энергичным голосом, – кошмарные события, происшедшие в течение последних двух суток. Полагаю, иного объяснения случившемуся, кроме предложенного доктором Марлоу, быть не может. Более того, боюсь, мы должны серьезно отнестись к его прогнозу на будущее. От реальности нам никуда не скрыться, поэтому прошу не считать, что я недооцениваю серьезность обстановки. Мы оказались отрезанными от внешнего мира и не вправе рассчитывать на чью‑либо помощь. В то же самое время, памятуя о наших коллегах, которые умерли насильственной смертью, не следует упускать из виду, что это может повториться. – Отто спокойным взглядом обвел аудиторию, его примеру последовал и я. Заявление Отто произвело впечатление на многих. Он продолжал:
– Именно потому, что ситуация, в какой мы оказались, совершенно невероятна и неестественна, предлагаю вести себя наиболее разумно. Если поддаться панике, это делу не поможет и лишь усугубит наше положение.
Мы с моими коллегами решили продолжать, естественно соблюдая все меры безопасности, ту работу, для выполнения которой сюда прибыли. Уверен, и вы со мной согласитесь, что лучше занять наше время и внимание полезным и целеустремленным трудом, чем сидеть сложа руки и предаваться мрачным мыслям.
Я вовсе не предлагаю делать вид, будто ничего страшного не произошло. Я предлагаю действовать так, как мы действовали бы в обычных условиях. Тогда это принесет нам пользу. Если позволит погода, завтра три группы начнут натурные съемки.