Правда, накануне подхода к острову он долго рассказывал Ушакову о неудачах, которые постигали мореплавателей, пытавшихся высадиться здесь на берег.
– Но у нас в руках главный козырь, – успокоил растревоженного Ушакова капитан. – Время… Так рано корабли редко подходят к острову. Пока осматриваемся, ищем удобную стоянку, лед может прийти в движение. Вот поглядите – он не смерзшийся, легко двигается, в любую минуту может открыться разводье, путь к берегу.
Притихшие эскимосы сгрудились у борта и молча пристально вглядывались в землю, которая должна стать их новой родиной. Ушаков невольно посматривал в их сторону, выделяя среди них фигурку Иерока… Ни один из них ни разу не обернулся на капитанский мостик, и это беспокоило Ушакова. Они целиком и полностью были поглощены созерцанием незнакомого острова, и только по их внешнему виду можно было догадаться: кроме тревоги и смутного ожидания, других чувств новая земля у них пока не вызывала. Единственное, что успокаивало – она была похожа на оставленные берега.
– Моржи! – вдруг послышалось из толпы.
– Моржи! – подхватило несколько голосов. – Много моржей!
Иерок посмотрел на капитанский мостик и, обращаясь к Ушакову, крикнул:
– Смотри, умилык, моржи!
– Вижу, Иерок! – обрадованно ответил Ушаков.
– Надо спустить байдары! Охотиться надо!
Но как ни хотелось капитану пойти навстречу эскимосам, он не мог им позволить заняться охотой и отвлечься от главной задачи: подвести «Ставрополь» к берегу и выгрузить необходимое снаряжение, строительные материалы. Он позвал на мостик Иерока и объяснил ему ситуацию.
– Но если к вечеру не подойдем к берегу, можно будет заняться и охотой. Моржи никуда не уйдут, вон их сколько.
И действительно, скопления зверей виднелись тут и там, на льдинах и на берегу. Некоторые из них с шумом выныривали прямо у борта парохода, испуганно и настороженно оглядывая неведомое чудовище.
Через несколько часов осторожного хода сбылось предсказание Миловзорова: «Ставрополю» удалось не только подойти к острову, но и обогнуть его с северо-востока в поисках места для высадки.
Вечером показался мыс Уэринг, за ним – мыс Гаваи. Мрачные, темные скалы выделялись на фоне белой полосы прибрежного льда, который, похоже, никогда и не отходил от берега. Спустили корабельную шлюпку. Ушаков позвал с собой Иерока.
Иерок неотрывно вглядывался в незнакомые очертания новой земли, изредка провожая взглядом пролетающие птичьи стаи. Выражение его глаз менялось, вместо тревоги появлялась надежда, и на внешне невозмутимом лице – намек на улыбку. С громким всплеском у борта вынырнул лахтак, и Иерок, вздрогнув от неожиданности, потянулся к оружию.
– Охотиться будем потом, – спокойно сказал Ушаков.
Обилие жизни, моржей, тюленей – все это было добрым знаком, исполнением значительной части обещаний. Ушаков видел это по настроению эскимосов. Их мрачная настороженность сменилась возбуждением, радостью, громкими разговорами о будущей охоте.
Когда шлюпка ткнулась носом о берег, покрытый разноцветной галькой, Ушаков предложил Иероку первым ступить на остров.
– Вам быть хозяевами этой земли, тебе и честь сделать на ней первый шаг.
Иерок спрыгнул на гальку, поднялся на прибойную черту, переступив через полосу полузасохших водорослей, разноцветных панцирей рачков, морских звезд, и остановился.
Ушаков смотрел на него со шлюпки; эскимос не оборачивался, он стоял неподвижно, но по его виду можно было догадаться: он что-то говорит.
– Никак, молится? – тихо предположил один из матросов-гребцов.
– Не мешайте ему, – сказал Ушаков. – Пусть совершит свой обряд. У нас еще будет время для антирелигиозной работы.
Иерок медленно повернулся в сторону восхода. По движению его губ можно было понять, что он ведет какой-то неведомый разговор. Так он обратился ко всем сторонам света.
В довершение всего он вытянул из-за пояса кисет, развязал его и разбросал вокруг черный черкасский табак.
– Иди сюда! – весело крикнул он Ушакову. – Здесь хороший, добрый берег…
Дальше Иерок повел себя так, словно он уже давным-давно жил здесь. Он легко и быстро шагал по прибрежной гальке, по тундровым кочкам, вспугивая гусей, полярных сов, куличков.
С моря на тундру наползал туман.
– Может, остановимся, переждем? – предложил Ушаков.
– Этот туман ненадолго, – уверенно сказал Иерок. – Не будем терять время.
Ушаков шел рядом с эскимосом, стараясь не отставать.
Так они прошли несколько километров. Еще издали увидели флагшток, на котором заметны были остатки флага, поднятого в 1924 году капитаном Давыдовым с канонерской лодки «Красный Октябрь». За два года ткань совершенно выцвела, и флаг представлял собой лоскутки белой материи. Ее тут же заменили на новый кумач.
Шагать по мокрой вязкой гальке было мучительно, а переходя в тундру, на качающиеся кочки, люди рисковали вывихнуть себе лодыжки. С непривычки некоторые спотыкались и падали.
Но Иерока охватил какой-то непонятный азарт, странное возбуждение, и он все шагал и шагал.
Наконец, остановившись передохнуть, усевшись на большой камень, Ушаков тяжело вздохнул и сказал:
– Дальше полетим на гидроплане.
– Как полетим? – не понял Иерок. – Железная птица осталась на пароходе…
– Это верно, – усмехнулся Ушаков. – Я хочу сказать, что неразумно нам мерить тундру ногами, когда в нашем распоряжении самолет. Завтра же отправимся на нем на разведку и окончательно выберем место для поселения.
Капитан Миловзоров, похоже, был даже несколько разочарован тем, что ледовая обстановка вокруг острова оказалась такой благоприятной для плавания.
– Ну, тебе повезло, Георгий. Такое бывает раз в несколько лет.
– Когда наладим научные исследования, мы будем идти сюда не наугад, как сейчас, а уверенно. Дадим тебе телеграмму: товарищ Миловзоров, можете плыть к нам, в этом году у нас ожидается благоприятная ледовая обстановка…
– Так и должно быть, – улыбнулся капитан. – Если мы хотим эксплуатировать Северный морской путь, то прежде всего надо его оснастить метеорологическими станциями, оборудовать радиосвязь.
– Все будет, – ответил Ушаков. – Нам с тобой повезло: мы у самого истока великого дела!
Но как все великие дела, даже внешне простое – высадка на остров и выбор места для строительства поселения – оказалось далеко не таким легким. Требовалось время, чтобы тщательно взвесить все условия и обстоятельства, учесть интересы переселенцев-эскимосов. А времени не было: «Ставрополь» торопился уйти из этих опасных мест, чтобы избежать зимовки во льдах. Каждый час, каждая минута были на строгом учете.
Льды часто окружали корабль, но продвижение его вдоль острова не задерживалось. В полдень девятого августа «Ставрополь» вошел в бухту Роджерс.
Ушаков вместе с Иероком сошли на берег.
– Тебе нравится это место? – спросил Ушаков.
Эскимос огляделся, сделал несколько шагов, поднявшись на гребень небольшой галечной косы, из-за которой блестели воды небольшой лагуны, и с удивлением произнес:
– Очень похоже на Урилык!
– Только здешний ручей не такой шумный, как у нас на родине, – заметил Ушаков.
– Но он такой же полноводный, – возразил Иерок.
– Если тебе нравится это место, то будем выгружаться, – сказал Ушаков. Лично ему бухта и чуть приподнятый берег над галечной косой показались самыми подходящими из того, что он успел за это короткое время осмотреть на острове.
– А тебе, умилык, нравится здесь? – спросил в свою очередь Иерок. – Мы должны думать и о тебе, о твоих товарищах.
– Мне это место подходит.