Я хотела извиниться перед ним, но он сделал вид, что не замечает ни меня, ни моей примирительной улыбки. Отвернувшись, Кэлторп прошел мимо меня, нарочито громким голосом продолжая беседовать с Брютоном. Возможно, я заслужила подобное отношение с его стороны и уж, во всяком случае, не собиралась придавать особого значения этой выходке, если бы не оброненная им фраза, пропустить которую мимо ушей я никак не могла.
— Что? Что вы сказали?! — Я вспыхнула и, сбежав на несколько ступенек вниз, заступила им дорогу.
Приятели остановились и с ухмылкой переглянулись. Оба уже изрядно выпили, но Брютон еще держался, а Кэлторпа уже заметно покачивало.
— Я сказал, что с купеческим отродьем еще можно как-то смириться, — раздельно повторил Кэлторп, — но матросская шлюха — это уж чересчур!
Они снова переглянулись и дружно расхохотались. Думайте обо мне, что хотите, но спокойно выслушивать столь гнусные оскорбления в наш с Уильямом адрес оказалось свыше моих сил.
— По крайней мере, он не повеса и распутник, как некоторые, а честный офицер, рискующий жизнью на службе королю. Да кто вы такие, чтобы в подобном тоне отзываться о людях в синих мундирах, которые вас же защищают и проливают за вас свою кровь?!
Моя пылкая речь лишь еще больше развеселила обоих, и я не снесла обиды. Бросив исполненный презрения взгляд на ухмылявшуюся физиономию Кэлторпа, я размахнулась и от души ударила его кулаком в нос. То была не пощечина и даже не оплеуха, а короткий и точно рассчитанный боксерский джеб от плеча, которому научил меня в свое время братец Нед. Случись он сейчас рядом, наверняка похвалил бы меня за хорошо усвоенный урок. Носовая перегородка Кэлторпа от удара хрустнула, и из ноздрей брызнула кровь прямо на светло-серый атлас его щегольского камзола. Кэлторп с криком отшатнулся и схватился обеими руками за разбитый нос, чуть не свалившись с лестницы. Брютон вовремя успел схватить его за руку. Джеймс, тщетно пытаясь остановить кровь, шмыгал носом и одновременно изрыгал заплетавшимся языком чудовищные ругательства. Я не стала дожидаться, чем все закончится, и спокойно удалилась.
Приближалась буря. К вечеру ветер усилился, а после полуночи стихия разыгралась уже не на шутку. Шквал за шквалом прокатывались по узким городским улочкам, зловеще завывая между домами и дробно стучась в окна тугими дождевыми струями. Миссис Уилкс приходилось повышать голос, чтобы быть услышанной слугами, но никаких признаков тревоги она не выказывала. Если мачеха чего и опасалась, то только того, что ветром может снести часть черепицы с крыши и сорвать колпачки дымовых труб. Другое дело, Сьюзен. Как многие из тех, кто родился и вырос на берегу моря, она отличалась обостренной чувствительностью к капризам погоды.
— Не нравится мне этот шторм, — заявила она, помогая мне раздеться перед сном. — Уж если здесь такое творится, могу себе представить, что сейчас происходит в Бристоле, не говоря уже о Канале![11]
Стекла жалобно звенели от непрерывного натиска бури, угрожая выскочить из оконных рам и разлететься вдребезги. Сьюзен с опаской выглянула на улицу, но там была сплошная темень.
— Многие пойдут ко дну сегодня ночью, — вздохнула она, зябко ежась и потирая покрывшиеся гусиной кожей руки. — Помяните мое слово.
Мы обе, не сговариваясь, опустились на колени и долго молились во спасение и избавление всех, кто сейчас в море и рискует утонуть или разбиться о прибрежные скалы. Уильяма я помянула в своей молитве отдельно, благодаря Господа за то, что он сейчас на берегу, и прося защитить и сохранить моего возлюбленного от всех невзгод и опасностей.
Против ожиданий, шторм к утру не только не утих, но и заметно усилился. Позже я узнала, что даже старожилы не могли припомнить столь жестокого и яростного разгула стихии.
Буря продолжалась еще двое суток и достигла такой свирепости и мощи, что даже в Кинг-Роуде, считавшемся абсолютно безопасной стоянкой, корабли срывало с якорей и выбрасывало на берег. К концу третьего дня ветер начал стихать, но нанесенный ураганом ущерб оказался слишком велик. В Бристоле подсчитывали убытки. Погибли сотни судов и тысячи людей.
Сведения о подлинных масштабах бедствия дошли до Бата с большим опозданием. Дороги перегородило поваленными деревьями, реки вышли из берегов, и только два дня спустя мы получили весточку из дому. Послание от отца привез Роберт, преодолевший верхом около тридцати миль по грязи и бездорожью. Поспешно вскрыв и прочитав письмо, миссис Уилкс страшно побледнела, но не сочла нужным поделиться ни со мной, ни с кем-то еще.
— Что там случилось? — первым делом спросила Сьюзен, уведя Роберта на кухню, чтобы покормить с дороги.
Никогда прежде я не видела его таким серьезным и озабоченным. В ответ он лишь устало покачал головой:
— Хозяин приказал всем срочно возвращаться домой.
7
Отец сидел в своем кабинете мрачный, как туча, в мятой одежде, словно спал в ней, не снимая, парик набекрень. Он выглядел исхудавшим, а щеки и скулы потемнели от трехдневной щетины, глаза покраснели от бессонницы. С тех пор как я видела его в последний раз, он казался постаревшим лет на двадцать. Он ожидал караван судов с Ямайки, но в порт прибыло всего одно.
— И нечего тут причитать понапрасну! — прикрикнул он на миссис Уилкс, отмахиваясь от нее обеими руками, как от назойливой мухи. — Мне и так тошно!
— Отец… — начал было Джозеф.
— А ты бы вообще помолчал! — Отец наполовину привстал в своем кресле. — Это ты по большей части виноват в том, что нашу семью постигло разорение! Твое деяние граничит с преступлением. Куда ты подевал те деньги, что я передал тебе для страховки судов и грузов?!
Брату нечего было возразить. Он даже не покраснел, только понурил голову и весь сжался, как десятилетний мальчишка, пойманный за руку на воровстве сладостей приказчиком кондитерской лавки.
— Ты присвоил страховку в надежде на прибыль, а теперь все погибло. Все на дне морском! — Отец поднялся, тяжело опершись на крышку письменного стола, чтобы посмотреть в лицо сыну. — Как я теперь расплачусь с кредиторами? Как покрою убытки плантаторов, доверивших нам свой товар? Что отдам торговцам, уже купившим его под мое честное слово? Без моих судов и денег мне нечем с ними рассчитаться. Может быть, ты мне ответишь? Я обвиняю тебя в мошенничестве, Джозеф Кингтон, и ты сам это знаешь! Я мог бы отдать тебя правосудию — и это как раз то, чего ты заслуживаешь! — однако я воздержусь… на этот раз. Но предупреждаю: тебе придется вести себя предельно внимательно… — Джозеф открыл рот, собираясь что-то сказать, но отец резко оборвал его: — Поговорим позже. А теперь — прочь с моих глаз!
Решив, что ко мне это тоже относится, я направилась к выходу вслед за мачехой и братом, но отец окликнул меня:
— Останься, дочка. Мне нужно поговорить с тобой.
Я вернулась к столу и замерла в ожидании, но отец как будто позабыл о моем присутствии. Он сидел в кресле, погрузившись в раздумья и безучастно взирая в окно на раскинувшийся внизу город.
— Отец? — напомнила я о себе.
— Тебе уже подыскали жениха?
Я покачала головой.
— Ну, а хотя бы кандидатуру подходящую? В последнем письме твоя мачеха писала, что имеет виды на одного молодого человека…
Я мысленно представила распухшую физиономию Джеймса Кэлторпа с перебитым носом и снова покачала головой.
— Вот и хорошо! — Он потер руки, словно пытаясь согреть их. — Я всегда говорил, что от этих младших сыновей никакого проку, только напрасный перевод денег.