Он уже давно среди нас.
– Думаю, что не удастся, и надеюсь на это. Точнее сказать, мне очень хотелось бы этого, хотя, конечно, это человек, которому прекрасно всё известно. И, хотя таким типам платят не ахти как щедро, вы просто поразитесь, как даже небольшой мешочек с золотом может повлиять на преданность человека.
– После двадцати пяти лет пребывания в море меня уже ничем не удивишь. А те, уцелевшие, которых мы сняли с танкера вчера вечером... лично я не осмелился бы никого из них назвать братом по крови.
– Ладно, ладно, боцман. Проявите, пожалуйста, хотя бы чуточку христианского милосердия. Это был греческий танкер, а Греция, если вы помните, считается нашим союзником. Да и команда была вся греческая. Точнее, среди них не только греки, но и киприоты, ливанцы, готтентоты, если хотите. Не могут же все быть похожи на шотландцев. И, насколько я заметил, к богачам их не отнесешь.
– Это точно. Но у некоторых, я имею в виду тех, кто совсем не пострадал, были чемоданы.
– На некоторых плащи, а у троих, по крайней мере, даже галстуки. А почему бы и нет? «Аргос», после того как подорвался на минах, часов шесть держался на плаву. Этого времени было вполне достаточно, чтобы люди могли упаковать свои ценности или то немногое, что может быть у греческих моряков. Я думаю, Арчи, было бы несколько преувеличенным считать, что на борту несчастного, греческого танкера в центре Баренцева моря среди команды мог оказаться мешок с золотом или, точнее, опытный диверсант.
– Но и такое случается не каждый день. Госпиталь будете ставить в известность?
– Безусловно. Кто там на дежурстве сейчас?
Боцман всегда был в курсе того, что происходит на борту «Сан‑Андреаса», вне зависимости от того, имеет это к нему отношение или нет.
– Доктор Сингх и доктор Синклер только что закончили операцию.
Прооперировали одного человека с переломанным тазом, а другого – с обширными ожогами тела. Они сейчас находятся в послеоперационной палате, так что всё будет нормально. За ними присматривает сиделка Магнуссон.
– Чёрт побери, Арчи, похоже, вы всегда единственный в курсе того, что происходит.
– Сиделка Магнуссон – с Шетлендских островов, – ответил боцман, как будто это всё объясняло. – В палате А – семь раненых, которым двигаться нельзя, но хуже всего обстоит дело со старшим помощником «Аргоса», правда, как утверждает Джанет, он вне опасности.
– Джанет?
– Я имею в виду сиделку Магнуссон. – Боцмана сбить было просто невозможно. – Десять человек – в палате В для выздоравливающих. Те, кто уцелел с «Аргоса», расположены в каютах по левому борту.
– Я немедленно туда спущусь. Сходите и предупредите команду. Когда закончите, зайдите в корабельный лазарет. И возьмите с собой пару матросов.
– В корабельный лазарет? – Боцман посмотрел в сторону палубы. – Только постарайтесь, чтобы сестра Моррисон не слышала, как вы их называете.
Боуэн улыбнулся.
– А‑а, грозная сестра Моррисон. Ну хорошо, госпиталь. Там двадцать человек раненых. Не говоря уже о сёстрах, сиделках и санитарах, которые...
– И врачей...
– И врачей, которые ни разу в жизни не слышали, как стреляют. Внимательно за всем наблюдайте, Арчи.
– Вы ждёте худшего, капитан?
– Я не жду, – с мрачным видом ответил Боуэн, – ничего лучшего.
Площадь, которую на «Сан Андреасе» занимал госпиталь, была в высшей степени просторной и вместительной, в высшей степени, но это и не удивительно, так как «Сан‑Андреас» в первую очередь был госпиталем, а не судном, и более половины пространства нижней палубы было отдано под медицинские цели.
Проходы между водонепроницаемыми переборками, а госпитальное судно, как таковое, теоретически в них не нуждалось, увеличивали как ощущаемое, так и подлинное пространство. На этой площади размещались две палаты (операционная, послеоперационная), госпитальная аптека, стационар, камбуз, не имевший никакого отношения к судовому камбузу, обслуживавшему команду, каюты для медицинского персонала, две столовых (одна для персонала, а другая – для выздоравливающих) и небольшая комната отдыха. Именно в последнюю и направился капитан Боуэн.
Там сидели трое: доктор Сингх, доктор Синклер и сестра Моррисон. Они пили чай. Доктор Сингх был симпатичным человеком среднего возраста с пакистанским акцентом и в пенсне. Он принадлежал к тому немногочисленному типу людей, которым шли такие очки. Он был квалифицированным и опытным хирургом, который терпеть не мог, когда к нему обращались «мистер», а не «доктор». Двадцатишестилетний доктор Синклер, рыжеволосый и почти такой же симпатичный, как его коллега, покинул интернатуру в большой больнице на втором году практики и отправился служить добровольцем во флот. Никто никогда не осмелился бы назвать сестру Моррисон красавицей. Примерно такого же возраста, как доктор Синклер, рыжеватая, с огромными карими глазами и благородными формами рта, но все это как‑то не сочеталось с её привычно натянутым выражением лица, очками в стальной оправе, которые она обычно носила, И с едва заметной, но ощущаемой аурой аристократической надменности. Капитану Боуэну всегда хотелось знать, как она выглядит, когда улыбается, и улыбается ли она вообще. Он быстро объяснил причину своего прихода. Реакция присутствующих была вполне предсказуемой. Сестра Моррисон вытянула губы, доктор Синклер поднял брови, а доктор Сингх с едва заметной улыбкой заметил:
– О боже! Диверсант или же диверсанты, шпион или шпионы – на борту британского судна! Просто уму непостижимо! Впрочем, – добавил он задумчиво, – не всех на корабле можно назвать британцами в буквальном смысле этого слова. Ну, например, меня.
– Ваш паспорт утверждает обратное, – с улыбкой ответил Боуэн. – А то обстоятельство, что вы находились в операционной в тот самый момент, когда наш диверсант орудовал в другом месте, автоматически исключает вас из числа подозреваемых. К несчастью, у нас нет списка подозреваемых, ни потенциальных, ни... Среди нас, доктор Сингх, действительно есть немало людей, родившихся не в Британии. Например, у нас тут есть двое индусов‑матросов – ласкаров, двое генуэзцев, двое сингальцев, двое поляков, один пуэрториканец, один ирландец и, по какой‑то странной причине, один итальянец, который как официальный противник должен быть объявлен военнопленным или отправлен в какой‑нибудь лагерь для интернированных. Ну и, наконец, оставшиеся в живых с «Аргоса». Они все до единого иностранцы и британскими подданными не являются.
– И не забудьте обо мне, – холодно заметила сестра Моррисон. – Я наполовину немка.
– Вы? А как же объяснить ваше имя? Маргарет Моррисон?
Она сжала губы. Видимо, подобное было для неё вполне естественным.
– А почему вы считаете, что моё имя Маргарет?
– У капитана есть список членов команды. Нравится вам это или нет, но вы – её член. Но не в этом дело. Шпионы и диверсанты могут быть любой национальности. И чем более невероятно предположение – в данном случае о том, что диверсанты являются британскими подданными, – тем более успешны их действия. Но, как я уже сказал, в данный момент это не имеет значения. Важно другое. Боцман и его люди будут здесь с минуты на минуту. В случае чрезвычайных обстоятельств он возьмет на себя полное руководство, за исключением, конечно, самых тяжелых раненых. Думаю, вы все знаете боцмана?
– Удивительный он человек, – сказал доктор Сингх.