И только «Сан-Бенту», по словам того же Мануэла де Перестрелу, «во много раз превосходящая все остальные в размерах и прочности», благополучно продолжала плавание.
Вначале корабль плыл вдоль североафриканских берегов. Оставив по левому борту Мавританию, где когда-то царствовал мифический Антей и Геспериды возделывали свои сады, «Сан-Бенту» повернул на юг и углубился в просторы безбрежного океана. Позади скрылась Мадейра, прошли знаменитый мыс, который тогда называли Зеленым, и проплыли среди «Счастливых островов», куда «некогда удалились любезные дочери «Геспериды», напишет Камоэнс, имея в виду Канарские острова.
Это был маршрут, известный тогдашним португальским морякам с тех пор, как три каравеллы Васко да Гамы в 1498 году дошли до заветного малабарского берега в Индии. Завершилась многолетняя эпопея, потребовавшая неимоверных усилий и многих человеческих жизней.
Следуя далее вдоль африканского берега, мореходы «Сан-Бенту» плыли мимо страны, «где в изобилии находят металл, составляющий горе и счастье скупого»; в Гвинейском заливе увидели «опознавательные знаки» – на голубом небе силуэты зеленых пальм. Пересекая «жгучую линию, разделявшую мир на две равные части», то есть экватор, и оказавшись в Южном полушарии, они любуются пальмовым островом Сан-Томе.
Преодолев этот рубеж, каравелла отважно устремилась на юг. Когда-то думали, что, если плыть дальше, неминуема встреча с ужасными чудовищами, обитающими в море, или того хуже – каждый будет обращен в пепел или «сварен заживо» в морской пучине.
Чтобы убедиться в этом, современнику достаточно было взглянуть на морские карты той эпохи. Сегодня они кажутся нам, как говорил писатель – мореход Дж. Конрад, «сумасбродными, но в общем интересными выдумками». В те же времена карты читались так, как теперь мы читаем фантастические романы. Об этом однажды написал Оскар Уайльд, мечтавший воскресить искусство лжи и не случайно вспомнивший при этом о прелестных древних картах, на которых вокруг высоких галер плавали всевозможные чудища морские.
Разрисованные пылким воображением их творцов, древних картографов, карты и в самом деле выглядели чрезвычайно красочно. На них пестрели аллегорические рисунки, были очерчены «страны пигмеев», обозначены мифические Острова Птиц, загадочные Гог и Магог, отмечены места, где обитают сказочные единороги и василиски, сирены, крылатые псы и хищные грифоны. Здесь же были указаны области, где будто бы жили люди с глазом посредине груди, однорукие и одноногие, собакоголовые и вовсе без головы.
Создатели этих карт не столько руководствовались наблюдениями путешественников, посетивших дальние страны, создателей ранних глав великого приключения человечества – познания Земли, сколько черпали сведения античных авторов Птолемея и Плиния, следуя за их «географическими руководствами» в описании мира.
Точно так же и рассказы древнегреческих писателей привлекали прежде всего сообщениями о таинственных, мифических странах и чудесах, которыми они знамениты. У Гомера поражало описание страны одноглазых циклопов, а у Лукиана удивляли легенды об «индийских чудесах».
Образы чудес загадочной Индии влияли и на средневековую фантастику. Тогда же начал складываться жанр вымышленного путешествия. Его творцы свои вымыслы о неведомых землях преподносили как достоверные свидетельства очевидцев, а подлинные сведения землепроходцев и мореходов переосмысливали, бывало, в традиционном ключе, стремясь лишь к тому, чтобы поразить чудесами впечатлительных современников.
Можно представить, как действовали на воображение, пребывавшее в плену тогдашних представлений, «свидетельства» об изрыгающих пламя дьяволах, обитающих в загадочной Индии, где якобы находилось и «Царство пресвитера Иоанна».
Следуя легенде, португалец капитан Себастьян Кабот на своей карте поместил эту святую землю обетованную в Восточной и Южной Индии. И не случайно Рабле, в эпоху которого легенда эта продолжала возбуждать всеобщий интерес, писал о предполагаемом сватовстве Панурга к дочери «Короля Индии» пресвитера Иоанна. Намечал автор «Пантагрюэля» и путешествие своего героя в эту страну, где будто бы находился вход в преисподнюю.
Представления о сказочных странах, населенных фантастическими существами, отразились и в творчестве других писателей. Отелло, рассказывая венецианскому Совету о своих скитаниях, о больших пещерах и степях бесплодных, упоминает и об «антропофагах» – людях с «головами, что ниже плеч растут». Легенды о призрачном острове Св. Брандана вдохновляли Т. Тассо при описании садов Армиды в поэме «Освобожденный Иерусалим». Описание «индийских чудес» встречается у Деккера и Бекона, Бен-Джонсона и Флетчера, у других авторов.
В середине XIV века французы и англичане зачитывались списками сочинения сэра Джона Мандевиля, поведавшего о своем поистине необычайном 34-летнем хождении по свету.
Где только не побывал сэр Джон: ступал по земле Кадилья, что к востоку от владений китайского хана, был в «стране пигмеев», видел и описал грифона, засвидетельствовал существование живого «баранца» и сказочной магнитной горы, притягивающей железные части кораблей, что ведет к их гибели, горы, которую после этого тщетно пытались отыскать; наконец, разрешил еще одну загадку – пояснил, что Нил берет начало в раю.
Долго верили этим выдумкам, сразу же переведенным чуть ли не на все европейские языки и оттиснутым в 1484 году только что изобретенным типографским прессом, пока не выяснили, что популярное сочинение – мистификация. Автором ее оказался некий Жан де Бургонь, бельгийский врач и математик. Было установлено, что он всего-навсего ловкий компилятор древних и средневековых авторов, искусно повторяющий за ними были и небылицы.
Еще в XVIII веке современники Свифта были уверены в реальном существовании тех стран и народов, о которых рассказывал капитан Гулливер. Эту уверенность разделяли и в отношении Утопии – страны, описанной Т. Мором, и даже намечали послать миссионеров на остров Тапробана (Цейлон), где, кстати говоря, предполагали заодно обнаружить и город Солнца, придуманный Т. Кампанеллой. Так же как на Бермудских островах со временем будут пытаться найти шекспировскую скалистую «державу Просперо».
Этот небольшой экскурс показывает, какой дерзкой отвагой надо было обладать, чтобы решиться выйти в море и пуститься в плохо изведанные морские просторы. Плавания Колумба, Васко да Гамы, Магеллана были все равно что в наш век полеты в космос. Это всегда был подвиг, ибо риск был слишком велик, а надежды на благополучное возвращение почти никакой. Моряков подстерегали многие опасности – штормы и бури, голод и болезни, свирепые пираты и стрелы туземцев.
«Сан-Бенту» миновал мыс Доброй Надежды – надежды на то, что отсюда легко достичь желанной Индии. Камоэнс увидел этот мыс в лучах утреннего солнца. Шторм, разразившийся ночью, кончился. Корабль благополучно обогнул южную точку Африканского материка и вошел в Левантское море, то есть в Индийский океан.
Продвигаясь дальше вдоль восточного побережья Африки на север, моряки «Сан-Бенту», как когда-то спутники Васко да Гамы, увидели на обрывистом берегу белый столб. Это была веха – «падран», поставленная Бартоломеу Диашом, «предел открытий другого португальского отряда, опередившего нас в этих отдаленных странах», – как сказал Васко да Гама.
Отсюда начинались новые пути, не известные европейцам.