— Между прочим, по-персидски «меланхолия» звучит «молихулиё», что значит «страхи», «расстройство мысли» и «подозрительность»… Попробуйте попить чебрец с уксусо-медом и шафраном, пропорцию я вам сейчас напишу…
— А как делать этот самый уксусо-мед?
— Очень просто. Добавьте в мед треть воды. Кипятите смесь. Появится пена. Снимайте ее до тех пор, пока она не исчезнет. Затем медленно заливайте в эту жидкость разведенный уксус — полбутылки эссенции, полбутылки воды, — пока смесь не приобретет кисло-сладкий вкус. Вот и все. По две ложки перед едой. Всю жизнь. До восьмидесяти будете испытывать желание любить женщину, а это первый признак здоровья.
Славин неловко достал из кармана конверт с деньгами; Бензелев махнул рукой:
— Меня просил вас принять академик Вогулев, с друзей наших друзей я не беру гонорары, и потом вы очень хорошо слушаете — качество, теряемое человечеством…
Вернувшись в КГБ, Славин позвонил Груздеву:
— Поглядите-ка повнимательнее, нет ли пассии у нашего образцового семьянина. Он, видите ли, весьма радеет по этому поводу.
— Ее зовут Анастасией, — ответил Груздев скучным голосом. — Анастасия Викентьевна Морозова… Но и это не все… Тут у меня кое-что подошло, пока вы занимались проблемами укрепления здоровья… Можно к вам зайти?
Груздев никогда не появлялся с пустыми руками; сведения, которые называл «тещиными языками» — сплетни, слухи, анонимки, — отводил сразу же: «Грязное белье не по моей части»; оперировал фактами, этому учил молодежь.
— Любопытная деталь, Виталий Всеволодович, — сказал он, присаживаясь на краешек стула (в этом весь характер, кстати). — Геннадий Александрович когда-то был весьма и весьма пьющим человеком… Гуляка, каких свет не видывал… И вдруг — после поездки на конференцию в Вену — вернулся трезвенником. Не вшивался, упаси бог, к психиатрам не ходил, но завязал, как отрезал. Причем в тот день, когда крепко поднабрался на приеме в Вене, обзванивал членов делегации, был в панике, искал академика Крыловского, а тот беседовал с президентом, вернулся поздно, что-то около часа. Его потом посол пригласил к себе в резиденцию. Когда вернулся, сразу же позвонил Кулькову, в чем, мол, дело, а тот ответил, что наглотался снотворного, все в порядке, просто хотел посоветоваться о расписании дня на завтра, никаких проблем…
— Документы по конференции у кого были? — спросил Славин нахмурившись. — Хранились в посольстве?
— Документы в тот день находились у Геннадия Александровича. А сопровождающий был, понятно, с академиком… Полагаете, что с пьяненьким Кульковым могли сыграть партию в триктрак?
— А почему бы и нет? Опросили членов делегации?
— Думаем, как это половчее сделать. Все они добрые знакомцы Кулькова, дело деликатное, да и было их там девятнадцать человек, слишком с многими придется говорить, не спугнуть бы…
И в это время позвонил генерал:
— В четверг, накануне партии в преферанс, ваш подопечный попросил академика Крыловского остановить машину возле Сокольников, голова, сказал, раскалывается, хочу прогуляться перед сном… Это было в двадцать три тридцать… А в двадцать два часа по Сокольникам гулял мистер Юрс. Видимо, тогда и состоялся обмен информацией, Кульков вполне мог взять контейнер… Он всегда ходит с вместительным «дипломатом», там пень уместится, не то что «булыжник»… С мистера Юрса и его команды наблюдение снимайте, смотрите в оба за Кульковым, он будет забирать контейнер не сегодня, так завтра.
…Анастасия Викентьевна Морозова, Настена, Настенька, оказалась очаровательным двадцатисемилетним созданием, с пронзительно-черными глазами, стриженная под мальчика. Волосы ее такие густые, что было непонятно, как она их расчесывает.
К Славину она выбежала прямо с репетиции, танцевала в ансамбле: фигурка точеная, улыбка ослепительная и до того добрая, что у Славина даже сердце защемило от жалости к ней, особенно когда он заметил синеватый кружок на безымянном пальце, образовавшийся вокруг того самого колечка с камушком, который всего пять дней назад он рассматривал в кабинете генерала…
— Я из Госконцерта, Анастасия Викентьевна, — представился Славин. — Мы давно присматриваемся к вашему ансамблю и к вам, любопытно работаете… Почему бы вам не сделать сольный номер? Заглянули бы в Госконцерт сегодня, я вам телефон оставлю, ладно? Там комплектуют группу для поездки в Финляндию, вы прекрасно работаете финскую летку-енку, номер пройдет, по моему мнению, на ура.
Через полчаса Анастасия Викентьевна позвонила Кулькову на работу, голос ликующий, поделилась новостью. Тот сухо ответил: «Я заеду к вам завтра, спасибо, что позвонили, Глеб Нилыч, поздравляю, сегодня, увы, занят, собрание…»
…Собрание было посвящено персональному делу; на конструктора Якулова жена написала заявление: разрушает семью, завел любовницу, страдают дети.
Славин с интересом слушал, как выступал Кульков.
— Что может быть для советского человека святее, чем простое и емкое слово «семья»? — начал он свое выступление, не глядя в зал, сосредоточившись в себе. Горестные морщины изрезали лоб, уголки рта скорбно опущены. — Семья — это, если хотите, родина. Измена жене, матери твоих детей, — шаг на пути к предательству… Я не могу иначе квалифицировать поступок такого рода… Сколько лет вы прожили с женой, товарищ Якулов?
Тот медленно поднялся, усмехнулся и ответил вопросом:
— Вы бы Анне Карениной такой вопрос задали, Геннадий Александрович?
— Но это же демагогия, — устало возразил Кульков. — Демагогия чистейшей воды… Если полюбили другую, придите к женщине, с которой растили детей, и скажите ей правду. Нет ничего прекраснее правды, как бы тяжела она порой ни была, товарищ Якулов. Я не ханжа, в жизни всякое может случиться, но найдите же в себе мужество! Откройтесь той, которую вы любили!
— Так я и открылся, — усмехнулся Якулов. — И вот чем кончилось…
— Нет, товарищ Якулов, как мне сообщили, вы признались лишь после того, как жена застигла вас, что называется, на месте… Уверяю вас, найди вы в себе мужество открыться, честно поговорить с матерью ваших детей — исход был бы совершенно иным…
Славин встал и вышел из зала — не мог слушать, гнусь…
…В двадцать два часа тридцать минут Кульков взял в Сокольниках «ветку» — контейнер ЦРУ, спрятал его в портфель и отправился домой.
Через десять минут генерал срочно собрал у себя в кабинете контрразведчиков, проводивших операцию.
Закончив совещание, вернулся к изучению материалов по делу Пеньковского.
Вопрос : Вы сказали, что в Париже у вас была встреча с представителем разведки США?
Пеньковский : Да.
Вопрос : Чем интересовался этот человек?
Пеньковский : Он беседовал со мной минут тридцать. Фамилии его я не помню, так как в момент знакомства и во время представления разведчики быстро произносили фамилии и я их не улавливал. Беседа носила общий характер.
Вопрос : О возможности вашей поездки в Америку спрашивали или нет?
Пеньковский : В данном случае был разговор о предстоящей советской выставке в США, которая намечалась на апрель 1962 года. Они спрашивали, приеду ли я туда. Я сказал, что твердо еще не знаю, поеду я или нет, но не исключено, что такая возможность будет.
Вопрос : Вы все время говорите о ваших совместных встречах с представителями американской и английской разведок, а раздельные встречи с представителями одной из этих разведок были?
Пеньковский : Да, была одна такая встреча.
Вопрос : Расскажите о ней.
Пеньковский : Эта встреча была в гостинице, где жили американские разведчики.