В ее представлении все они — дяди, жены, дальние родственники — были красивым кланом. Сообщество энергичных и сильных людей с общим генетическим кодом и ощущением права на свое место в мире. Каждый из них был умным и вызывал интерес.
В то же время они могли быть эгоистичными и целеустремленными до жестокости. Но сейчас был момент, когда проявились их самые лучшие черты — осознание общей цели и истории, уверенность в том, что удар по одному является ударом по всем.
Все Редмонды собрались вместе ради нее, Джулии. Она была тронута.
— Я скорблю, — сказала одна из кузин. — Какая страшная потеря.
— Это ужасно, Джулия, — сказала другая кузина.
Один за другим они выражали свои соболезнования, пока ее вели в особняк с запахом холодного мрамора, старого дерева и ароматом печенья, доносившимся с кухни. И цветы. Она повсюду улавливала запах траурных букетов.
Джулия поблагодарила их и сказала в ответ, что тоже скорбит. Им хотелось знать подробности. Вспоминая историю убийства, она чувствовала, как злость, которую она с трудом сдерживала, вспыхивает вновь. Они также возмущались, их понимание на мгновение успокоило ее.
Подошел и представился священник. Хотя Джулия не была католичкой, ее мать принадлежала этой церкви. Комок подступил к горлу Джулии, когда он рассказывал ей о том, какой замечательной женщиной была Маргерит. Он пригласил в любое время заходить в церковь.
Жена Крейтона предложила ей поздний завтрак.
— Нет, не надо, — сказала Джулия. Она не могла есть. — Спасибо.
Она решила перейти сразу к делу.
— Вы помните вечер моего дебюта, Алексис?
— Я никогда не забуду его, дорогая, — мягко сказала Алексис и взяла Джулию за руку. — А почему ты спрашиваешь?
— Произошло ли тогда что-то необычное? Что-то, что могло бы вывести меня из равновесия?
Алексис Редмонд до сих пор говорила с легким южным акцентом, выдававшим ее происхождение из аристократических кругов Джорджии.
— Дорогая, это был великолепный вечер. Ты перед этим немножко волновалась, и потом зрители были слишком возбуждены, что было им на пользу... или тебе. Вот все, что я помню. Конечно, потом, когда мы все спали, погиб твой отец. Вплоть до этого момента вечер был очень успешным. — Она помолчала. — Думаешь, ты не выдержала, нервничая из-за зрителей? Конечно, ты дорого заплатила своей слепотой...
Разочарованная Джулия поблагодарила Алексис и направилась к своим двоюродным родственникам. Почему многие люди думают, что отсутствие физических травм должно было привести ее к смирению с недугом? Она продолжала спрашивать кузенов и кузин о вечере своего дебюта. Они вспоминали музыку и прием в Арбор-Нолле, но не могли добавить ничего нового. Некоторых этот вопрос смущал, вероятно, из-за того, что все происходило накануне смерти ее отца.
— Если я что-нибудь могу сделать, Джулия, прошу тебя, звони мне.
Это был ее кузен Мэтт. Она узнала его голос и вспомнила живого молодого человека аристократичной внешности, с ранней сединой на висках. Он был сыном Дэвида, юристом с Уолл-стрит и баллотировался в сенат США от Нью-Йорка. Мэтт пожал ей руку.
Она пробормотала слова благодарности.
Голос дяди Дэвида возник сбоку:
— Похоже, что место от Нью-Йорка уже у Мэтта в кармане, Джулия. У нас будет президент Крейтон и сенатор Мэтт. Неплохо для семьи, которая только что подалась в политику.
Он гордо захохотал. Конечно, эта семья уже давно оказывала влияние на политику штата и страны, но до сих пор делала это неофициально.
— Думаю, вас беспокоит нынешний сенатор, с которым Мэтту предстоит бороться. Он очень популярен... — сказала Джулия.
— И прекрасно сходит с дистанции, — засмеялся Дэвид.
— Похоже, ему сделали предложение стать главным исполнительным директором большой фармацевтической компании в Сан-Диего. У него будет много-много привилегированных акций и контракт с огромным возмещением в случае отставки. Конечно, если он выиграет повторные выборы, такая сделка не состоится. Пытаясь решить эту дилемму, он так растерялся, что не смог провести убедительную выборную кампанию. Так что Мэтт выиграет без труда.
— Спасибо, папа. — Голос Мэтта завибрировал от удовольствия.
— Это все вы сделали. Дэвид? — спросила Джулия, хотя и знала ответ.
Семья всегда получала желаемое. Деньги — это еще не власть. Важным было то, чего они помогали добиться.
— Это все ваши связи?
Она услышала довольный ответ Дэвида:
— Недавно мы взяли на себя долг фармацевтической компании по очень выгодной для них процентной ставке. Администрация была рада выслушать мое предложение о новом исполнительном директоре, особенно с учетом компетентности сенатора.
Но Джулия знала — у Дэвида была еще масса вариантов, для того чтобы выманить сенатора подачкой, на случай если бы тот оказался «не компетентен» для фармацевтической должности. Ее всегда ошеломляло циничное использование Редмондами своей власти, но для семьи это было обычное дело.
К ним присоединился дядя Крейтон. В его голосе звучала доброта и забота.
— Ты, должно быть, устала, Джулия. Пошли в рабочий кабинет, там тихо. Нам нужно поговорить о будущем. Дэвид, хочешь с нами? Брайс уже ждет.
Он взял ее под руку и повел к дому.
В дверях Джулия остановилась. Она смогла ощутить знакомый прямоугольник света справа от себя, который подсказал ей, где она находится. Импульсивно она выпустила руку Крейтона:
— Я сама.
Подобно тому, как сталь притягивает магнит, ее влек большой «Стейнвей». Может быть, произойдет чудо...
Но нет. Мрак не рассеялся, а его покров стал болезненным. На мгновение она испугалась, что это навсегда. Подавив разочарование, она сосредоточилась на рояле. В семье больше никто не играл, но управляющий следил за тем, чтобы его регулярно настраивали.
Колено коснулось стула. Она села.
— Джулия, — спросил Крейтон. — Ты уверена, что можешь играть?
— Я ценю вашу заботу. Вы очень добры.
Она смогла уловить, как ее дяди в нерешительности уступили ее желанию. И тогда она поняла, что нужно играть. Прекрасный фрагмент. Он без слов расскажет им все о матери.
Пальцы вспорхнули над клавишами, и живое начало шопеновского ноктюрна си бемоль минор хлынуло в комнату. Тихая сила и мягкость засверкали в музыке. Вскоре она перешла к средней части с ее красочными хроматическими нотами, великолепным языком, выражающим жизнелюбие и обаятельность Маргерит. Она ясно увидела мать, ее высоко поднятый подбородок, искрящиеся глаза и естественность, с которой та создавала вокруг себя атмосферу непринужденности.
Играя, Джулия могла слышать, как люди, тихо переговариваясь, собирались в кабинете. В финале она увидела смерть. Смерть матери. Ноты взмывали ввысь от страсти, скорби, любви и неукротимости человеческого духа. Ноктюрн превращал трагедию одновременно в смерть и рождение, в инь и ян, в полноту человеческого опыта. В жизнь.
Как только руки вновь застыли на коленях, она ощутила снизошедший на нее покой.
В кабинете стояла тишина. И вновь она почувствовала тепло солнца.
— Это было прекрасно, Джулия, — сказал Крейтон. — Очень красиво.
— Да, великолепно, — добавил Брайс.
Она повернула голову и сразу поняла, что комната полна людьми. Потрясенная, она на мгновение закрыла глаза. Как? Потом она поняла, что все эти люди собрались, пока она играла.
Мысль, что она начала терять остроту восприятия и не слышала, как люди входили в комнату, испугала ее. Она больше не могла позволить себе роскоши полностью уходить в музыку.