Слишком много людей было задействовано. Госдеп, на мой взгляд, не обеспечил стопроцентную секретность.
— Чертовски надоело искать врага! — Ахмат сжал кулаки. — Агрессия разлагает человека, а образ врага заставляет жить в условиях военного лагеря, не позволяет требовать демократических свобод. Проклятье, что же мы делаем?
— Давай лучше подумаем, как быть с Кендриком. Я предлагаю не суетиться и ждать, когда он даст о себе знать.
— И это все? Опять ждать?
— Нет, есть еще кое-что, — сказала Калейла. — Я бегу переодеваться, а ты пока выясни маршрут, вернее — дорогу, по которой их повезут, и в каком месте запланирован побег. И распорядись подогнать к подъезду самую крутую тачку. Я поеду ему навстречу.
— Вот у тебя точно бредовое безумие! — замахал руками Ахмат. — Ты и Бобби дружите много лет, но это не дает тебе права рисковать своей жизнью. Я категорически против.
— Речь идет не о моей жизни, — сдержанно возразила Калейла. — И не о твоей, честно говоря. Мы обязаны сделать, все от нас зависящее, чтобы освободить заложников и прекратить разнузданную вакханалию терроризма у тебя в султанате. Может, ничего и не выгорит, но получать достоверную информацию — моя работа, а твое дело — разрешить мне это.
— И дай ей номер, по которому она напрямую свяжется с тобой, — спокойно сказала Роберта Яменни. — Или со мной.
— Иди переодевайся! — велел Ахмат и покачал головой.
— Спасибо, Ахмат! Но прежде мне нужно кое с кем поговорить. Это не займет много времени.
* * *
Двое англичан с трудом выволокли из кабины лифта лысеющего соотечественника, в стельку пьяного, огромного, в скособоченном костюме в тонкую полосочку с Севил-роу. [27]
— Пьянь позорная, вит он кто! — сказал тот, что был слева. — Это же надо так набраться! — Он держал в левой руке гостиничный ключ с деревянным шаром, а правую, согнув в локте, упирал в бок пьяницы.
— Ладно, Дики, не заводись! — буркнул второй. — Мы и сами накачались пивом по этому случаю.
— На черта нам это было надо! Соотечественник, так его и разэдак... Ввяжись он в драку, нас бы повесили на фонарных столбах в этой варварской. Богом забытой стране! Где его номер?
— В конце коридора. Тяжелый стервец, правда?
— Зараза! Думаю, весь из жира, виски и дерьма.
— А казался довольно приятным мужиком. Так ведь нет, заболтала его болтливая шлюха! От таких стервозных баб кто угодно обделается. Разузнал, на кого он работает?
— На какую-то текстильную фирму в Манчестере. То ли Гвилингейм, то ли Берлингейм или что-то в этом роде.
— Ни о чем подобном не слыхивал! Ну-ка дай мне ключ — вот его дверь.
— Мы просто швырнем его на кровать, никаких любезностей, говорю я тебе.
— А ты думаешь, тот внизу откроет для нас бар? Я хочу сказать, пока мы выполняем здесь свой христианский долг, тот шельмец может запереть дверь.
— Лучше бы тому говнюку не делать этого! — сказал англичанин по имени Дики, и три фигуры ввалились в темную комнату. Свет из коридора высветил очертания кровати.
— Я дал ему двадцать фунтов, чтобы он держал бар открытым только для нас. Если думаешь, что я закрою глаза на одну секунду, пока не окажусь завтра в самолете, тогда тебе пора в дурдом. Не хочу, чтобы какой-нибудь черножопый с комплексом Мессии перерезал мне горло, говорю я тебе! Ну давай, раз-два, взяли!
— Дрыхни, жирный боров, — сказал англичанин по имени Дики. — И пусть всякие упыри утащат тебя куда подальше.
Здоровяк в однобортном костюме в, тонкую полосочку приподнялся и посмотрел на дверь. Шаги в коридоре затихли. Он опустил ноги на пол и прислушался. Было тихо. Он снял пиджак, брюки, аккуратно повесил их в шкаф и разгладил ладонями морщины.
Ослабив узел галстука, снял его через голову, расстегнул рубашку с пятнами от виски, снял ее и бросил в корзину для грязного белья, затем пошел в ванную, пустил горячую воду, вымылся до пояса, взял флакон одеколона и щедро расплескал его по всему телу.
В спальне он снял с полки чемодан, открыл его, выбрал черные брюки, черную рубашку из крепдешина. Застегнув рубашку, заправил ее в брюки, подошел к окну, вынул коробку спичек; из кармана брюк. Чиркнув спичкой, он дал пламени разгореться, а затем трижды прочертил полукруг перед оконным стеклом.
Выждав секунд десять, он подошел к столу, у стены слева и, включил лампу. Затем поставил на «собачку» защелку замка. После этого, положив себе под спину пару подушек, опустился на кровать, посмотрел на часы и стал ждать.
У двери кто-то завозился. Едва слышно трижды царапнули по дверному косяку.
— Войдите!
В номер вошел смуглый араб. В новенькой белоснежной джелабе, в готре без единого пятнышка, он явно благоговел перед хозяином номера люкс.
— Вы трижды подали священный знак в виде полумесяца, и вот я здесь, эфенди. [28]
— Благодарю покорно! — усмехнулся англичанин. — Входи и закрой, пожалуйста, дверь.
— Да-да, эфенди!
— Доставил все, что мне нужно?
— Да, эфенди. И снаряжение, и информацию...
— Сначала снаряжение давай!
— Да, конечно! — Араб сунул правую руку в складки джелабы и вытащил пистолет, казавшийся чересчур громоздким из-за перфорированного цилиндра, прикрепленного к стволу. Это был глушитель. Запустив левую руку в карман штанов, достал коробочку с патронами. Затем араб подошел к кровати. — Пистолет заряжен, сэр. Полный боекомплект, сэр. Всего тридцать шесть пуль, сэр.
— Спасибо, — сказал грузный англичанин. Араб подобострастно попятился.
— Выкладывай информацию! Что там?
— Прежде всего, я должен сообщить, что женщина, что в отеле на соседней улице, недавно уехала во дворец.
— Что? — Англичанин даже подскочил. — Ты уверен?
— Да, эфенди. За ней прислали лимузин.
— Когда это было?
— Примерно четверть часа назад. Разумеется, мне немедленно сообщили. Сейчас она уже там.
— А что насчет коммерсанта? Она вступала с ним в контакт?
— Да, сэр, — ответил араб. — На Вади-эль-Кебир она выпила кофе с человеком по имени Хайязи. Он занимается импортом. А позже встретилась с ним на рыночной площади в Сабат-Айнубе. Она фотографировала, она за кем-то следила...
— За кем?
— Не знаю, сэр. На площади было полно туристов, и я потерял ее след.
— Значит, во дворец поехала? — Англичанин поднялся в полный рост. — Невероятно! Уму непостижимо!
— Это правда, сэр! Я не стал бы сообщать непроверенную информацию такой августейшей особе, какой вы являетесь. По правде говоря, эфенди, я возношу хвалу в своей ежедневной молитве за то, что встретил истинного последователя Махди!
Англичанин бросил быстрый взгляд на араба:
— Тот, кто это тебе сказал, просто мне польстил!
— Мне никто ничего не говорил, эфенди! Аллах благословил меня даром провидения, выделив из множества моих братьев по вере.
— Истинный последователь Махди... Надо же! А кто еще знает об этом?
— Клянусь жизнью, сэр, больше никто! Ваша священная привилегия как раз и заключается в том, что вас никто и не слышит и не видит. Сходя в могилу, я унесу с собой тайну, что вы были в Маскате!
— А неплохая идея! — сказал англичанин и вскинул руку с пистолетом.
Прозвучали два выстрела. Глушитель снизил звук... Араба оросило к стене, а его безукоризненно белые одежды обагрились кровью.
В баре отеля было сумеречно. Лампы дневного света с голубоватым свечением над стойкой давали скудное освещение. Бармен сидел в углу и время от времени бросал усталый взгляд на двоих мужчин в кабинке у ближайшего окна. Снаружи их почти не было видно из-за приспущенных жалюзи. «Англичане все-таки тупари'» — подумал бармен. Не потому, что дрейфят.