Очень смелые стали…
Мой саратовский коллега со шрамом, по-моему, ужасно огорчался, что ему не удалось никого задержать, и вполне мог прихватить с собой этого гегемона. Нравы здесь, как я успел заметить, патриархальные.
— Подвезете меня? — пресек я своим вопросом зарождающийся скандальчик. К тому времени «Макаров» был мне услужливо возвращен, а мой дипломат бережно держал на руках, словно младенца, один из трех моих бывших преследователей. Это, как видно, означало высокую степень саратовского гостеприимства. К слову сказать, на обороте той карты города, которую я изучал перед приездом, мелкими буковками напечатан был список городских достопримечательностей. Под номером восьмым значился там Саратовский калач. Вполне возможно, троица оперативников уже досадовала из-за собственной неоперативности: им следовало бы всегда держать под рукой Саратовский Калач N 8 и вручать вкупе с солонкой своим несостоявшимся арестантам. Как знак вечной любви местного Минбеза.
— А куда вам надо ехать, товарищ капитан? — с готовностью поинтересовался у меня Коваленко-со-шрамом. — Мы мигом…
— В гостиницу «Братислава», — объяснил я. — У меня там номер забронирован.
— «Братислава»? — переспросил один из моих новых друзей. — Да это же рядом, пешком можно дойти!
Коваленко поморщился. Определенно он желал оказать мне хоть какую-то услугу, дабы загладить инцидент с моим захватом.
— Что значит пешком? — укоризненно спросил он своего подчиненного. — Зачем капитану твои прогулки? Домчим — и дело с концом.
— Ну и ладно, — согласился я, поскольку мне было решительно все равно, чем добираться. И вскоре мы, оставив компанию грузчиков, уже сидели в салоне бежевой «волги», которую я заметил еще на площади. Мне было любезно предоставлено переднее сиденье, а троица втиснулась на заднее. Шофер нисколько не удивился, что объект наружного наблюдения внезапно стал лучшим другом, а сразу лихо вдарил по газам.
— Между прочим, — осведомился я у старшего лейтенанта Коваленко, — растолкуйте мне, в самом деле, что тут за игры? Или действительно «Зарницу» проводите среди личного состава?
Коваленко виновато откашлялся и пробормотал:
— Так мы думали, вы этот… ну, который в розыске Интерпола…
— Кто этот? — с нарастающим интересом переспросил я.
— Ну, как его… международный террорист Нагель…
Вероятно, расхохотался я чересчур громко для салона автомобиля — поскольку даже водитель нервно дернулся, как после хорошего тычка в спину. Коваленко же со товарищи пережидали мое гыгыканье со страдальческими гримасами. В панорамное зеркало заднего вида я отчетливо видел их лица: то одного, то другого, то третьего. Шрам на лице старлея стал заметнее и покраснел еще больше.
— Так он же толстый, этот Нагель… — с трудом выдавил я сквозь смех. Мне самому было неловко усугублять идиотское положение, в котором оказалась троица, но остановиться я уже не мог. — У него же будка… ох… раза в два крупнее моей физиономии! В любой же ориентировке его фото… Не мог бы он так шустро похудеть, уверяю вас!…
Коваленко с разнесчастным видом протянул мне сложенную вчетверо бумажку.
— Здешним телефаксам, — произнес он, с ненавистью выделяя слово «телефаксы» как ругательство, вроде матерного, — портреты не очень удаются. Текст еще так-сяк, а вот физиономии… маму с папой не узнаете!
Я развернул листок, оказавшийся стандартным интерполовским факсом, и вынужден был признать правоту старлея. Международный террорист Нагель пропечатался здесь настолько нечетко, что, при желании, за него можно было бы теперь принять любого жителя Земли. Независимо от комплекции, пола и расы. На негра он даже больше смахивал. Живи старлей Коваленко в США, его розыскная активность наверняка стала бы причиной расовых волнений.
Чтобы окончательно рассеять заблуждение саратовских коллег, я поманил пальцем вежливого соглядатая сзади, получил у него из рук свой дипломат и покопался в нем. Этих факсов с Нагелем нам наприсылали столько, что я стал использовать листы для всяких мелких хозяйственных нужд. Если поискать, то наверняка отыщу хоть одну нагелевскую обертку… Вот, например. Я освободил от бумажки мыльницу с зубной щеткой, разгладил листок и протянул его Коваленко на заднее сиденье.
— Вот ты какой, северный олень, — протянул старший лейтенант. — Что ж, спасибо за информацию. В следующий раз не спутаем.
Коваленко, по-моему, пребывал в странной уверенности, будто Нагеля рано или поздно занесет в их городок. И вот тогда…
— А что может делать такой Нагель в Саратове? — не выдержав, полюбопытствовал я.
Вопрос мой поставил моего коллегу со шрамом в тупик.
— Мало ли что… — отозвался он после мучительной паузы. — Мост здесь через Волгу стратегического назначения, химический комбинат… Главу администрации области мог бы попытаться грохнуть… или, допустим, председателя облсовета…
Последние слова были произнесены с оттенком некоей несбыточной надежды. Я припомнил все запросы депутата Безбородко и немедленно проникся симпатией к старшему лейтенанту Юрию Коваленко. Видно, представительная власть и в Саратове всех достала. М-да, гримасы юной демократии. Когда же она у нас повзрослеет, черт возьми? Сколько прошло, а она все малолеточка.
— Довожу до вашего сведения, — сказал я, мысленно собирая все свои знания о Нагеле, — что Карл Нагель, во-первых, предпочитает столицы европейских государств, не меньше. Ему что Саратов, что Москва — провинция. И, во-вторых, он не немец, как вы подумали, а швед.
Коваленко на заднем сиденье вновь покаянно кашлянул. Если он не возьмет со своих подчиненных страшную клятву помалкивать, старлеевский крик «Хенде хох!» наверняка войдет во все местные анекдоты про КГБ.
— Шведского языка я не знаю, — сдержанно сообщил Коваленко. — Немецкий знаю, чешский вот еще не забыл…
В то же самое автомобильное зеркало в салоне я разглядел, как при упоминании о чешском языке старлей непроизвольно прикоснулся пальцами к своему ужасному шраму. Тут до меня вдруг дошло, что фамилия Коваленко мне знакома. Как, наверное, знакома она всему нашему Управлению. Просто я не ожидал встретить этого человека в Саратове. Надо же!
— Приехали, — кротко произнес шофер «волги». — Это и есть гостиница «Братислава».
Мне показалось, что ехали мы к гостинице, расположенной на той же набережной, чересчур долго. Наверное, водитель организовал круг почета в мою честь. Ладно, не будем придираться.
Благодаря присутствию человека со шрамом моя прописка в «Братиславе» заняла всего-то пять минут. Я получил ключик от двухместного номера (на двухместности особенно настаивал напарничек Юлий), выяснил, что никто с фамилией Маковкин в этот номер пока не заселялся и искренне понадеялся на нелетную погоду. Пока я поднимался на лифте на пятый этаж, осматривал свой номер (неплохой, солнечный) и распаковывал свой дипломат, троица коллег не сидела без дела. Она по моей просьбе отыскивала, через свою местную контору, адрес гражданки Селиверстовой. Поскольку я уже был так и так разоблачен здешними орлами, то пусть, по крайней мере, помогут — сэкономят мне время.
Когда я, умывшись и сменив рубашку, спустился в гостиничный холл, дело было сделано. Старлей Коваленко вручил мне бумажку с адресом — торжественно, прямо как легендарный Саратовский Калач.
— Это не очень далеко отсюда, на улице Чапаева, — пояснил он.
— Подбросите на место? — спросил я.