Каждый раз, когда он заходил в телефонную будку, у него было чувство, что вот‑вот случится что‑то плохое, что, может быть, они проследили номер быстрее обычного, и полицейский в штатском уже получил сообщение по своей портативной рации и направляется к будке. У Зэка был пистолет, и он знал, что применит его, чтобы скрыться. Если бы дело дошло до этого, то ему пришлось бы бросить «вольво», припаркованное за несколько сотен метров, и уходить пешком. А вдруг какой‑нибудь идиот из публики захочет схватить его? Дело дошло до того, что когда он видел полицейского, идущего по улице, полной народа, откуда он собрался звонить, у него замирало сердце.
– Так что дай парню его ужин, – сказал он южноафриканцу.
Саймон Кормэк находился в своей подземной камере уже пятнадцать дней.
С того времени, как он ответил на вопрос о тетушке Эмилии и узнал, что его отец пытается освободить его, прошло тринадцать дней. Сейчас он понял, что значит сидеть в одиночной камере, и удивлялся, как люди могут выносить это в течение многих месяцев и даже лет. По крайней мере он слыхал, что в одиночках заключенные имели письменные принадлежности, книги и иногда телевизор, то есть что‑то, дающее занятие для ума. У него же ничего не было. Но он был твердым парнем и не намеревался поддаваться обстоятельствам.
Он делал регулярно зарядку, заставлял себя преодолевать летаргию заключенного, десять раз в день отжимался от пола и раз двенадцать совершал бег на месте. На нем до сих пор были его кроссовки, носки и майка, и он сознавал, что запах от него идет ужасный. Он очень аккуратно пользовался ведром, чтобы не запачкать пол, и был благодарен, что его меняли через день.
Пища была однообразная, в основном жареная или холодная, но ее было достаточно. У него, естественно, не было бритвы, так что на лице выросла жидкая борода и усы. Волосы у него тоже отрасли, и он пытался причесывать их пятерней. Он попросил и в конце концов получил пластмассовое ведро холодной воды и губку. Он никогда не представлял себе, как может быть благодарен человек за возможность помыться. Он разделся донага, спустив свои шорты на цепь, пристегнутую к ноге, чтобы не замочить их и протер себя губкой с головы до ног, обжигая кожу и пытаясь стереть грязь. После этого он почувствовал себя новым человеком.
Но он не делал попыток бежать – цепь сломать было нельзя, дверь была крепкая и заперта снаружи на засов.
Между упражнениями он пытался занять свой ум целым рядом вещей: он читал наизусть все стихи, которые помнил, делал вид, что диктует свою биографию невидимой стенографистке, вспоминая все, что происходило с ним за его двадцать один год. И он думал о доме, о Нью‑Хейвене и Нэнтакете, Йейле и Белом доме. Он думал о матери и отце, как‑то они там, надеялся, что они не слишком беспокоились за него, и все же ожидал, что они волнуются. Если бы только он мог сообщить им, что с ним все в порядке, что он чувствует себя хорошо, насколько это возможно в данных обстоятельствах…
В дверь три раза громко постучали. Он достал капюшон и надел его. Что это ужин или завтрак?..
* * *
В тот же самый вечер, когда Саймон Кормэк уже заснул, а Сэм Сомервиль лежала в объятиях Куинна, когда магнитофон дышал в электрическую розетку, за пять часовых поясов к Западу, комитет Белого дома собрался на вечернее заседание. Кроме членов кабинета и глав министерств присутствовали также Филип Келли из ФБР и Дэвид Вайнтрауб из ЦРУ.
Они прослушали пленки с записью разговора Зэка, когда он звонил Куинну, скрипучий голос британского преступника и уверенный тон американца, старающегося успокоить его. Такие разговоры они вели почти каждый день в течение двух недель.
Когда Зэк кончил говорить, Юберт Рид побледнел от шока.
– Боже мой, стамеска и молоток. Это не человек, а животное.
– Мы знаем это, – сказал Оделл. – Но, по крайней мере, сейчас есть договоренность о выкупе.
Это не человек, а животное.
– Мы знаем это, – сказал Оделл. – Но, по крайней мере, сейчас есть договоренность о выкупе. Два миллиона долларов в виде бриллиантов. Есть возражения?
– Конечно, нет, – сказал Джим Дональдсон. – Наша страна легко заплатит это за сына президента. Меня удивляет лишь, почему на это потребовалось две недели.
– На самом деле это довольно быстро, так мне сказали, – заявил Билл Уолтерс.
Дон Эдмондс из ФБР кивком подтвердил это.
– Будем ли мы еще раз слушать остальное? Я имею в виду пленки из квартиры? – спросил вице‑президент.
Все отказались.
– Мистер Эдмондс, как насчет того, что мистер Крэмер из Скотланд‑Ярда сказал Куинну? Можете ли вы прокомментировать это?
Эдмондс посмотрел искоса на Филипа Келли, но ответил за Бюро.
– Наши люди в Куантико согласны со своими британскими коллегами. Зэк находится на последней стадии напряжения, он хочет поскорее совершить обмен и покончить с этим делом. Напряжение чувствуется в его голосе, вероятно, отсюда и угрозы. Они также согласны с аналитиком в Англии еще в одном моменте, в том, что Куинну удалось установить с этой скотиной что‑то вроде настороженно‑доброжелательных отношений. Кажется, что его усилия, – на что ушло две недели, – он взглянул на Джима Дональдсона, – показать, что он хочет помочь Зэку и всем нам, в то время как скверные люди создают проблемы, – увенчались успехом. Зэк в какой‑то степени доверяет Куинну и никому другому. Это может оказаться решающим фактором во время обмена. По крайней мере, так говорят специалисты по анализу голоса и психологи, эксперты в области человеческого поведения.
– Бог мой, ну и работа – мило беседовать с такими подонками, – брезгливо заметил Джим Дональдсон.
Дэвид Вайнтрауб, смотревший в потолок, бросил взгляд на государственного секретаря. Для того, чтобы эти невежи держались в своих креслах, приходилось иметь дело с такими же паскудными тварями, как Зэк.
Он мог бы это сказать, но промолчал.
– Хорошо, джентльмены, – сказал Оделл. – Мы согласны на сделку. По крайней мере, мяч снова у нас в Америке, так что давайте действовать быстро. Лично я думаю, что Куинн проделал хорошую работу. Если он сможет доставить мальчика живым и здоровым, мы будем ему признательны. Теперь насчет алмазов. Где мы их достанем?
– Нью‑Йорк, – сказал Вайнтрауб, – алмазный центр страны.
– Мортон, вы из Нью‑Йорка. Есть ли у вас надежные контакты, которые вы могли бы задействовать быстро? – спросил Оделл бывшего банкира.
– Конечно, – ответил Стэннард. – Когда я работал у «Рокман‑Куинз», у нас были клиенты, занимавшиеся торговлей алмазами. Крайне осторожные люди, как и положено в этой сфере. Хотите, чтобы я занялся этим? А как насчет денег?
– Президент настаивает, что он сам заплатит этот выкуп, его решение окончательное, – сказал Оделл. – Но я думаю, что нас это не должно беспокоить. Юберт, может ли Министерство финансов устроить личный заем, пока президент ликвидирует свои фонды?
– Нет проблем, – ответил Юберт Рид. – Считайте, что деньги у вас в кармане, Мортон.
Совещание закончилось. Оделлу нужно было пойти к президенту в Административное здание.
– Действуйте как можно быстрее, Мортон, – сказал он. – Мы должны собраться здесь максимум через два‑три дня.
На самом деле на это потребовалось еще семь дней.
* * *
Только утром Энди Лэинг смог добиться встречи с мистером Аль‑Гаруном, управляющим отделения. Но он не терял времени ночью.