Правда, работа на самой вершине забирает слишком много знаний и таланта. В обмен на приподнятое настроение...
Он посмотрел на часы. Спать еще рано, читать не хочется. Он решил поехать к себе и дозвониться до Филис. А уж потом можно будет поваляться с газетой или посмотреть что-нибудь по телевизору.
Он подписал чек и встал. Пощупал карман пальто, чтобы удостовериться, на месте ли ключ, вышел из коктейль-холла и пошел налево, к кабинам лифта.
По дороге, проходя мимо журнального киоска, заметил двоих мужчин в хорошо отутюженных, дорогих костюмах, которые явно за ним наблюдали. У лифта они встретились. Один из них вытащил из кармана маленькую черную карточку – удостоверение. Второй последовал его примеру.
– Мистер Тривейн?
– Да, это я.
– Специальная служба Белого дома, – мягко представился первый. – Не могли бы мы поговорить, ну, скажем, вон там?
Он указал на закуток между лифтами.
– Конечно...
Второй протянул Тривейну удостоверение.
– Взгляните, пожалуйста, мистер Тривейн, – предложил он. – Мне надо отойти на минуту...
Взглянув на фотографию и на лицо агента, Тривейн убедился, что удостоверение истинное, и кивнул, подтверждая это, и агент тут же удалился.
– В чем дело?
– Я хотел бы подождать, пока вернется мой коллега, сэр. Он вам все объяснит... Не хотите ли закурить?
– Нет, благодарю. Но все-таки объясните, что это значит?
– Сегодня вечером вас хочет видеть президент.
Глава 5
Коричневая машина спецслужбы стояла рядом с отелем. Водитель предупредительно открыл заднюю дверцу Тривейну, все сели, и машина, набрав скорость, рванула на юг, к Небраска-авеню.
– Мы едем не в Белый дом, – пояснил агент. – Президент сейчас в Джорджтауне...
Через несколько минут машина уже катила среди жилых кварталов по узкой дороге, вымощенной булыжником. Теперь они ехали на восток, в район, застроенный огромными домами – памятниками давно ушедшему доброму времени. Вскоре остановились у массивного кирпичного здания с множеством окон. Вдоль дома тянулся длинный ряд ухоженных деревьев. Один из агентов вышел из машины и сделал Тривейну знак следовать за ним. У входа в здание стояли двое в штатском. Узнав агента, переглянулись и вынули руки из карманов.
Человек, который первым заговорил с Тривейном в отеле, провел его через коридор к лифту. Войдя в кабину, захлопнул медную решетку и нажал на кнопку с цифрой четыре.
– Тесновато здесь, – удивленно сказал Тривейн.
– Посол говорил, что тут играют его внуки, когда к нему приезжают. Может, это детский лифт.
– Посол?
– Посол Хилл. Уильям Хилл... Это его дом... Уильям Хилл... Богатый промышленник с Восточного побережья, друг президента, посол по особым поручениям, герой войны, разменявший совсем недавно восьмой десяток. Большой Билли Хилл... Именно таким не совсем почтительным прозвищем наградил в свое время журнал «Тайм» этого рассудительного сдержанного человека с ровным, спокойным голосом.
Лифт остановился. Они вышли и снова двинулись по коридору, в конце которого стоял еще один агент в штатском. Завидев приближавшихся к нему людей, он быстро достал из кармана какой-то предмет, чуть побольше пачки сигарет, и несколько раз как бы перекрестил им Тривейна.
– Похоже на благословение, – сказал агент. – Не так ли? Можете считать, что вы его получили!
– Что это?
– Сканнер. Не обижайтесь, таковы инструкции... Идемте!
Человек с прибором распахнул перед ними двери, и они оказались в огромной библиотеке с высокими, до самого потолка шкафами, толстыми восточными коврами и массивной деревянной мебелью. Комната была освещена мягким, падающим под углом светом из шести ламп. В ней стояли несколько кожаных кресел и огромный стол красного дерева. За столом сидел Уильям Хилл, а справа от него, в кресле, – президент Соединенных Штатов.
– Господин президент, господин Хилл... господин Тривейн! – Агент спецслужбы повернулся и вышел, плотно закрыв за собою дверь.
Тривейн направился к президенту, который при его приближении встал со своего кресла, как, впрочем, и Хилл.
– Добрый вечер, господин президент! – поздоровался Тривейн, пожимая протянутую ему руку.
– Весьма признателен, мистер Тривейн, за то, что вы пришли к нам. Надеюсь, я не очень вас затруднил?
– Вовсе нет, сэр.
– Вы знаете мистера Хилла?
– Рад познакомиться. – Тривейн пожал руку послу.
– Сомневаюсь, чтобы в столь поздний час! – засмеялся тот, подходя к столу. – Позвольте предложить вам виски, Тривейн. Насколько мне известно, в конституции ничего не говорится о том, что необходимо воздерживаться от выпивки при встрече, назначенной после шести вечера!
– Что-то я не припомню параграфов, воспрещающих выпивку и до шести! – сказал президент.
– Уверен, что при желании какие-нибудь фразы в духе восемнадцатого века обнаружить можно! Так что вы будете пить, Тривейн?
Тривейн попросил виски, понимая, что подобным вступлением и президент, и хозяин дома старались дать ему время освоиться. Президент указал ему на кресло, а Хилл подал стакан со спиртным.
– Мы уже встречались с вами, мистер Тривейн. Если вы помните...
– Конечно, помню, господин президент! Это было четыре года назад...
– Да, именно так! Я тогда был сенатором, вы служили стране. Наслышан о вашем нашумевшем выступлении на конференции профсоюзов. Знаете ли вы, что тогдашний госсекретарь был весьма раздражен вашей деятельностью?
– Какие-то слухи до меня доходили, но сам он ничего мне не говорил.
– А как бы он, интересно, мог это сделать? – удивился Хилл. – Ведь вы справлялись с работой, и ему оставалось одно: не высовываться!
– Что было весьма забавным, – добавил президент.
– Мне казалось, что в то время это был единственный путь растопить лед, – сказал Тривейн.
– Это была прекрасная работа, прекрасная! – произнес президент, подаваясь вперед и глядя на Тривейна. – Когда же я говорил о том, что вы оказались в затруднительном положении, неожиданно получив приглашение на сегодня, я имел в виду, что завтра вам все равно придется ко мне приехать. Однако мне показалось крайне важным увидеть вас сегодня. Впрочем, не стоит попусту тратить время. Уверен, что вы жаждете вернуться в отель.
– Мне некуда спешить, сэр...
– Благодарю вас, весьма любезно с вашей стороны, – улыбнулся президент. – Как прошла встреча с Бобби Уэбстером?
– Прекрасно, сэр! По-моему, я все понял. Весьма ценю ваше предложение о помощи.
– Она вам понадобится... Наше сегодняшнее свидание зависело от Уэбстера. Как только вы расстались, он сразу мне позвонил, и мы поняли, что должны встретиться именно сегодня...
– О-о-о... Но почему?
– Вы сказали Уэбстеру, что не говорили о подкомитете ни с кем, кроме Болдвина... Так?
– Да, сэр. Фрэнк меня предупредил... Но поверьте, и без предупреждения я бы ни с кем не стал беседовать на эту тему! К тому же ничего еще не решено...
Президент Соединенных Штатов взглянул на Уильяма Хилла, а тот, в свою очередь, внимательно посмотрел на Тривейна. На мгновение повернувшись к президенту, Хилл снова сконцентрировал свое внимание на Тривейне.
– Вы в этом абсолютно уверены?
– Конечно!
– Может быть, ваша жена? Ведь вы ей сказали?
– Да, но дальше это не пошло, я абсолютно уверен! А почему вы спрашиваете?
– Дело в том, мистер Тривейн, – вступил в беседу президент, – что мы намеренно проговорились о том, что вы подходите для этой работы, как никто другой...
– До меня дошли слухи, господин президент...
– Этого мы и хотели... А известно ли вам, что в Комиссию по обороне входят девять профессионалов, которые являются не только лидерами в своих отраслях, но и самыми уважаемыми людьми в стране?
– Фрэнк Болдвин мне говорил...
– А он сказал о том, что им нужен человек, который не допустит утечки информации, сумеет хранить все решения в тайне?
– Нет, но это я понял сам.
– Хорошо... Далее. Неделю назад мы распространили другие слухи – одобренные, надо заметить, комиссией. Мы постарались, чтобы как можно больше людей знало о том, что вы категорически отказались от предложенного вам поста. Особое ударение делалось на том, что вы резко отвергли всю концепцию, считая ее агрессивной, и обвинили мою администрацию в том, что она применяет методы, свойственные полицейскому государству. Чтобы в это поверили, мы представили все как утечку секретной информации.
– И что же? – не скрывая возмущения, спросил Тривейн. Никто, даже сам президент, не имеет права приписывать ему подобные инсинуации!
– Очень скоро мы узнали о том, что вы не отказались, а, напротив, приняли предложение. Гражданская и военная разведки установили, что именно так считают и в некоторых влиятельных кругах. Наше опровержение просто игнорировали...
Президент замолчал. Молчал и Хилл. Видимо, они полагали, что их откровения должны подействовать на Тривейна. Так и произошло: Тривейн явно растерялся, не зная, как реагировать на то, что услышал.
– Значит, – произнес он наконец, – в мой «отказ» не верят... Впрочем, это неудивительно – для тех, кто меня знает. Во всяком случае, их должна была насторожить форма...
– Даже если об этом говорил сам президент? – спросил Уильям Хилл.
– И не только я, мистер Тривейн, но и все мои сотрудники! Кем бы ни были эти люди, они занимают высокое положение. Так просто их лжецами не назовешь. Особенно здесь.
Тривейн обвел обоих взглядом. Он начинал что-то понимать, хотя до полной ясности было еще далеко.
– Значит, – сказал он, – следовало создать атмосферу замешательства? И не важно, кто возглавит подкомитет?
– Нет, важно, мистер Тривейн! – ответил Хилл. – Мы прекрасно знаем, что за подкомитетом ведется наблюдение, и это понятно. Но нам неизвестно, насколько оно серьезно. Мы использовали ваше имя, а затем стали усиленно отрицать ваше согласие. Казалось бы, этого достаточно, чтобы переключить внимание на других кандидатов. Однако трюк не удался. Заинтересованные лица, серьезно озабоченные услышанным, принялись копать дальше и копали до тех пор, пока не узнали правды...
– Извини, Хилл, что я вмешиваюсь, – прервал посла президент, – но все сказанное означает, что возможность вашего назначения встревожила слишком многих и они сразу стали выяснять, кто вы и откуда. Им хотелось убедиться в вашем отказе, но выяснилось, что это не так, и слухи на сей счет распространились мгновенно. Думаю, они и сейчас готовятся...
– Господин президент, – ответил Тривейн, – я понимаю, что подкомитет заденет много крупных фигур, если станет работать как следует. И я сразу понял, что за мной будет наблюдать множество глаз.
– Наблюдать? – Хилл даже привстал со своего кресла. – Вы думаете, то, что будет происходить вокруг вас, уложится в простое понятие «наблюдать»? В таком случае знайте, что речь пойдет об огромных суммах, старых долгах и целой серии весьма опасных ситуаций, угрожающих самыми непредсказуемыми последствиями! Уверяю вас, так и произойдет!
– И мы хотим, – сказал президент, – чтобы вы знали об этом... Более того, хотим предупредить вас, мистер Тривейн, что слишком многие сейчас напуганы, и этим испугом они обязаны вам!
– Вы предлагаете мне, господин президент, – Тривейн медленно поставил стакан с виски на столик, стоявший рядом с его креслом, – пересмотреть мое отношение к назначению?
– Ни одной минуты! Ведь вас рекомендовал Фрэнк Болдвин, так что вряд ли вы относитесь к людям, которых можно запугать! И еще: ваше назначение ни в коей мере не какая-то дежурная акция, цель которой – остудить слишком горячие головы с помощью известного на всю страну предпринимателя. Отнюдь нет! Мы хотим видеть в первую очередь результаты. И я просто обязан предупредить вас о той грязи, с которой вам придется иметь дело, став председателем.
– Мне кажется, я для этого достаточно подготовлен.
– Так ли, Тривейн? – воскликнул Хилл, снова вставая с кресла. – Вы действительно так считаете?
– Да, мистер Хилл! Я довольно долго думал над всем этим, советовался с женой, а она весьма благоразумная женщина... И я далек от иллюзий, что это популистское назначение...
– Хорошо, – сказал президент. – Необходимо, чтобы вы поняли это.
Хилл встал и взял с бювара коричневую папку с металлическими застежками, необычайно толстую.
– Мы можем поговорить сейчас кое о чем другом? – спросил он.
– Да, конечно, – ответил Тривейн.
Он чувствовал на себе пристальный взгляд президента, но когда к нему повернулся, тот быстро перевел взор на посла. Не очень-то приятно.
– Это ваше досье, мистер Тривейн, – нарушил неловкое молчание Хилл, указывая на папку, которую как бы взвешивал в руке. – Чертовски тяжелая! Вы не находите?
– Толще, чем я думал... Сомневаюсь, чтобы содержимое было особенно интересным...
– Почему же? – улыбнулся президент.
– Потому что моя жизнь не богата событиями, поражающими воображение...
– Мне кажется, история любого человека, который к сорока годам достиг такого богатства, всегда представляет интерес, – сказал Хилл. – Одна из причин толщины этой папки в том, что я запрашивал дополнительную информацию. Замечательный документ! Правда, кое-что в ней неясно... Не могли бы вы, мистер Тривейн, помочь мне разобраться в некоторых деталях?
– Конечно.
– Вы покинули факультет права в Йеле за шесть месяцев до получения степени и более не пытались ни вернуться на факультет, ни заняться юридической практикой. И все же ваше положение не пошатнулось. Руководство университета уговаривало вас остаться, но безуспешно... Все это довольно странно...
– Ни в коей мере, мистер Хилл. К тому времени вместе с мужем сестры мы уже начали работать в нашей первой компании в Меридене, штат Коннектикут. Ни на что другое не хватало времени...
– А вашей семье не было тяжело обучать вас?
– Я получал стипендию... Неужели этого нет в досье?
– Я имею в виду налоги, мистер Тривейн.
– А-а-а... Понимаю, куда вы клоните. Не следует придавать этому такое значение! Да, действительно, в пятьдесят втором году мой отец объявил себя банкротом.
– При неясных обстоятельствах, полагаю. Вас не затруднит просветить нас на сей счет, мистер Тривейн? – спросил президент Соединенных Штатов.
– Конечно, нет. – Тривейн спокойно выдержал их взгляды. – Отец потратил тридцать лет на то, чтобы построить небольшой завод по производству шерстяной ткани в Хэнкоке, маленьком городишке неподалеку от Бостона, штат Массачусетс. Товар его был довольно высокого качества, и компаньоны из Нью-Йорка потребовали, чтобы на нем стоял фирменный знак. Они стали спонсорами фабрики, пообещав отцу сохранить за ним место управляющего до конца его дней. А потом обманули: присвоили его фирменный знак, закрыли фабрику и укатили на Юг, где дешевые рынки. Отец решил снова использовать старый фирменный знак – что было незаконно, – снова открыл фабрику и разорился...
– Грустная история, – спокойно сказал президент. – А ваш отец не пробовал обратиться в суд? Чтобы заставить компанию возместить убытки: ведь она не выполнила свои обязательства.
– Так ведь не было невыполнения каких бы там ни было обязательств. Отец ничего не смог подтвердить документально! С точки зрения права, он был обречен!
– Понятно, – сказал президент. – Тяжелый удар для вашей семьи, должно быть.
– И для города тоже, господин президент, – добавил Хилл. – Статистика...
– Это было тяжелое время, но оно прошло... – сказал Тривейн.
Да, время было тяжелым. Эндрю прекрасно помнил ярость, крушение... Разъяренный и сбитый с толку отец пытался что-то доказать молчаливым людям, а те лишь улыбались и показывали ему какие-то параграфы и подписи.
– Поэтому вы и оставили юридический факультет? – спросил Уильям Хилл. – Эти два события совпадают по времени... К тому же оставалось всего шесть месяцев до окончания университета, и вам предложили финансовую помощь...