— Вы себе и не представляете, куда мне сейчас хочется.
— Рискну, сэр! Была не была!
— А что, если я поймаю вас на слове и поеду невесть куда?
— Замётано, сэр! Положитесь на меня, — говорил старик с какой-то напускной бодростью. — Продам вам книжечку, и будем квиты.
Может быть, ему был противен искательный тон старика, а может, и его запах, но Роу вдруг не захотелось оказывать ему услугу.
— Почему бы вам не заплатить швейцару, чтобы он и поднёс чемодан?
— Я ему не доверяю, а вдруг не отдаст?
— Но вы можете проследить, чтобы он поднял его наверх.
— Все дело в лестнице, сэр, под конец тяжёлого дня. — Он откинулся на спинку. — Если хотите знать, сэр, мне нельзя было его нести. — Он показал рукой на сердце-жест, на который не было ответа.
«Что же, — подумал Роу, — я могу сделать хоть одно доброе дело, прежде чем уйду навсегда», — но что-то ему во всем этом не понравилось. Правда, старик и в самом деле выглядел настолько больным и усталым, что это оправдывало его хитрость, но уж больно легко она ему удалась. «Почему, — думал Роу, — я сижу в такси с чужим человеком и собираюсь тащить тяжёлый чемодан с книгами восемнадцатого века в комнату другого чужого человека?» Он чувствовал, что его на что-то вынудили, что им управляет чья-то воля.
Они остановились возле «Ригел-корта» — эта странная пара запылённых, небритых людей. Роу ещё не дал согласие выполнить просьбу спутника, но понимал, что у него нет выбора; ему недоставало той неумолимой силы воли, которая позволила бы ему уйти и предоставить хилому старику самому тащить свою ношу. Он вышел из такси, чувствуя за спиной подозрительный взгляд швейцара, и потащил тяжёлый чемодан.
— У вас заказан номер? — спросил швейцар и нехотя добавил: — Сэр…
— Я не собираюсь здесь жить. Мне надо передать чемодан мистеру Траверсу.
— Справьтесь у портье, — сурово сказал швейцар и кинулся обслуживать более представительного приезжего.
Букинист не соврал: тащить чемодан по длинной широкой лестнице отеля было тяжело. Эту лестницу, видно, построили для того, чтобы по ней плавно спускались дамы в вечерних туалетах; архитектор был романтиком, он не предвидел, что по ней будет карабкаться мужчина с двухдневной щетиной на щеках, таща тяжёлый чемодан с книгами. Роу насчитал пятьдесят ступеней.
Портье за барьером внимательно его оглядел и заявил прежде, чем Роу открыл рот:
— К сожалению, свободных комнат нет.
— Я принёс книги для мистера Траверса из шестого номера.
— Да, он вас ждал, — сказал портье. — Он вышел и распорядился, чтобы вас провели к нему в номер. — Распоряжение было явно ему не по душе.
— Я не буду его дожидаться. Я хочу оставить ему книги.
— Мистер Траверс распорядился, чтобы вы его обождали.
— А мне наплевать на его распоряжения.
— Мальчик! — сердито крикнул портье. — Проведи этого человека в шестой номер к мистеру Траверсу. Мистер Траверс распорядился, чтобы его впустили к нему в номер.
Речь портье состояла всего из нескольких фраз, и он повторял их почти дословно. Роу подумал: сколько фраз ему нужно, чтобы прожить жизнь, жениться и народить детей? Он шёл за посыльным по бесконечным коридорам, освещённым скрытыми в карнизах лампами; как-то раз навстречу из какого-то номера с писком выскочила женщина в розовых шлёпанцах и халате.
— Вам, наверное, приходится, как Ариадне, разматывать за собой нить в этом лабиринте? — спросил Роу, пошатываясь под тяжестью чемодана — лакей и не думал ему помочь — и чувствуя лёгкое головокружение. Но спина впереди — туго обтянутые ягодицы в синих брючках и кургузый китель — шествовала безмолвно.
Роу показалось, что отсюда до самой смерти не найдёшь дороги назад, только портье за конторкой будет знать, куда ты запропал, но и сам он вряд ли отважится далеко заходить в эти дебри.
Правда, воду здесь можно нацедить из крана, а в сумерки выйти на добычу и набрать банок с консервами… Он шёл, вглядываясь в убывающие номера: 49, 48, 47, и вдруг его захватила давно забытая жажда приключений. Потом они срезали угол и вышли мимо шестидесятых номеров прямо к тридцатому.
Дверь одной из комнат была отворена, и оттуда доносились странные звуки, будто там попеременно свистали и вздыхали, но мальчика ничто не могло удивить. Он шёл и шёл вперёд — законный отпрыск здешних мест. Сюда заезжали на ночь самые разные люди — с багажом и без багажа, а потом уезжали прочь; иногда здесь умирали, и трупы тайком увозили в служебном лифте. Поэтому мальчик все принимал как должное. Роу спросил:
— А назад вы меня проводите?
На каждом углу висела надпись: «Бомбоубежище»— со стрелкой, показывающей дорогу. Натыкаясь через каждые несколько шагов на эти надписи, Роу испытал такое чувство, будто они кружат на одном месте.
— Мистер Траверс распорядился, чтобы вы его ждали.
— Но мистер Траверс мне не указчик.
Здание было очень современное, в нем царила восхитительная и тревожная тишина. Вместо звонков бесшумно зажигались и гасли лампочки, словно здешние обитатели сигнализировали друг другу о важнейших и неотложных новостях. Тишина теперь, когда они перестали слышать свист и вздохи, стояла такая, какая бывает на потерпевшем крушение корабле: машины перестали работать, и ухо ловит только зловещий плеск воды в отсеках.
— Вот и шестой номер, — сказал мальчик.
Если бы не хромированная цифра, дверь нельзя было бы отличить от стены, словно здешние обитатели были изолированы. Мальчик сунул в скважину отмычку и толкнул дверь внутрь. Роу едва успел произнести: «Я только поставлю чемодан», как дверь за ним захлопнулась. Мистер Траверс был, видимо, очень влиятельное лицо; он отдал распоряжение, и, если Роу его не выполнит, ему самому придётся искать дорогу назад. Во всей этой бессмысленной истории было что-то увлекательное; теперь, когда он уже все решил и справедливость и обстоятельства требовали, чтобы он покончил с собой (оставалось только выбрать способ), он мог насладиться превратностями судьбы. Гнев, раскаяние, ненависть — все это кипение чувств слишком долго заслоняло от него дурацкий лик жизни. Он отворил дверь гостиной.
— Ну, это уж слишком, — сказал он. Там была Анна Хильфе.
— Вы тоже пришли к мистеру Траверсу? Разве и вы интересуетесь художественным садоводством?
— Я пришла, чтобы повидать вас…
Наконец-то он имел возможность её разглядеть. Она была очень маленькая, тоненькая и выглядела слишком молодо для того, что пришлось ей испытать; здесь, вне служебной обстановки, она не казалась и деловитой, словно она только играла в деловитость, да и то лишь> ; когда под рукой были игрушки взрослых: письменный стол, телефон, чёрный костюм. Без всего этого она про сто радовала глаз и казалась очень хрупкой, но он-то знал, что даже жизнь не могла её сломать. Все, что ей удалось, — это начертить несколько морщинок возле глаз, ясных и широко открытых, как у ребёнка.
— Вам тоже нравится машинерия в парках? — спросил он. — Статуи, которые выбрасывают струю воды?
Сердце его забилось, когда он её увидел, словно он юноша и пришёл на первое свидание в кафе или во двор провинциальной гостиницы, где шли танцы… На ней были старенькие синие брюки — она подготовилась к ночной бомбёжке — и вишнёвый джемпер. Он меланхолически подумал, что более красивых бёдер, чем у неё, ему не приходилось видеть.
— Ничего не понимаю, — сказала она.
— Как вы узнали, что я потащу мистеру Траверсу тяжелейшую груду книг — кто бы он ни был, этот мистер Траверс? Я ведь сам об этом узнал десять минут назад.