– Давайте! – Райан взял газету – и открыл рот от удивления. Фотография оказалась на первой странице. Какой‑то кретин переправил её в газету. Вот они все – Головко, Райан, директора научно‑технического, оперативного, разведывательного отделов, отдела кадров и архива – увлечённо обедают. Ни один из американцев не скрывался от репортёров, и их лица были известны, но всё‑таки…
– Не слишком удачная фотография, сэр, – улыбнулась женщина‑сержант. Райан тоже засмеялся.
– Когда ждёте пополнения, сержант?
– Ещё пять месяцев, сэр.
– Ну что ж, надеюсь, ваш ребёнок будет жить в гораздо лучшем мире, чем тот, в котором оказались мы с вами. А сейчас присядьте и отдохните. Я ещё не достиг такой степени эмансипации, чтобы за мной ухаживала беременная женщина.
* * *
Газета «Интернэшнл геральд трибьюн» представляет собой совместное детище «Нью‑Йорк таймc» и «Вашингтон пост». Это единственная газета в Европе, позволяющая путешествующим американцам следить за матчами любимых команд и самыми интересными комиксами, что позволило ей увеличить тираж и проникнуть в те страны, которые раньше входили в Восточный блок. Теперь в бывшие коммунистические страны хлынул поток американских бизнесменов и туристов, а вслед за ними попала и газета, удовлетворяющая их интересы. Местные жители тоже покупают её – как средство улучшить своё знание английского языка, а также как источник информации о событиях, которые происходят в Америке, что представляет собой предмет острого любопытства для тех, кто хочет брать пример со страны, с детства являвшейся для них объектом ненависти. К тому же отличный источник информации – лучший из всех, что были раньше доступны в этих странах. Газету начали покупать так активно, что американская дирекция приняла меры, направленные на расширение круга читателей.
Одним из таких читателей был Гюнтер Бок. Он жил в Софии, столице Болгарии, после того как несколько месяцев назад в изрядной спешке покинул Германию – её восточную часть, получив предупреждение от бывшего приятеля из Штази. Дело в том, что Бок вместе со своей женой Петрой был руководителем подразделения банды Баадер‑Майнхоф, а после разгрома этой группировки западногерманской полицией перешёл во «Фракцию Красной армии». Два ареста, произведённых федеральной полицией, спугнули его, и Бок вместе со своей семьёй успел скрыться в Чехословакии, а потом переехал в ГДР, где и жил спокойно жизнью полупенсионера. У него были новые документы на другое имя, хорошая работа – он никогда там не показывался, но его служебные бумаги находились в полном порядке – in Ordnung. Он считал себя в безопасности. Ни он, ни Петра не сумели предугадать начала народного восстания, которое свергло правительство Германской Демократической Республики, но решили, что переживут эти перемены под прикрытием анонимности. Они не сумели предугадать также и штурма штаб‑квартиры секретной службы госбезопасности ГДР – Штази, во время которого были уничтожены буквально миллионы документов. Однако очень много документов осталось. Среди тех, кто штурмовал Штази, было немало агентов Бундеснахрихтендинст – Западногерманского разведывательного управления, – которые находились в первых рядах и точно знали, какие комнаты им нужно громить. Прошло несколько дней, и люди из «Фракции Красной армии» начали таинственно исчезать. Сначала этим исчезновениям не придавали значения. Телефонная сеть в ГДР была настолько ветхой, что позвонить друг другу всегда казалось непросто, и по очевидным причинам бывшие сотрудники ФКА старались не жить рядом. Но когда ещё одна семейная пара не явилась на заранее назначенный обед, Гюнтер и Петра заподозрили неладное. Было, однако, слишком поздно. Пока муж поспешно готовился к тому, чтобы увезти семью за границу, пятеро вооружённых до зубов коммандос выбили тонкую дверь квартиры Баков в Восточном Берлине.
В квартире они обнаружили Петру, ухаживающую за одной из своих дочерей‑близняшек, однако не проявили чувства сострадания при виде такой трогательной сцены. Всякое доброе чувство исчезало при воспоминании о том, что Петра убила трех западногерманских граждан, причём с исключительной жестокостью. Сейчас Петра находилась в тюрьме строгого режима, отбывая пожизненное заключение в стране, где этот термин означал, что преступник может покинуть тюрьму только в гробу – или не покинуть совсем. Двойняшек удочерила семья капитана полиции в Мюнхене.
Как странно, думал Гюнтер, что это причиняет ему такую боль. В конце концов, он – революционер, участвовал в заговорах и убивал ради достижения блистающей вдали цели. Просто абсурдно испытывать такую ярость из‑за попавшей в тюрьму жены… и утраты своих детей. Но у девочек были глаза и нос Петры, и они улыбались, завидев его. Гюнтер знал, что их не будут учить ненависти к нему. Девочкам даже не скажут, кем были он и Петра. Он посвятил свою жизнь делу, намного более значительному и величественному, чем простое телесное существование. Он и его коллеги приняли сознательное и обоснованное решение построить новый, более справедливый мир для простого народа и всё‑таки… всё‑таки они с Петрой решили, тоже сознательно и обдуманно, принести в этот мир детей, которые узнают о том, на какие жертвы шли их родители, станут новым поколением Боков, пожнут плоды героических усилий своих родителей. И вот теперь Гюнтера охватила ярость из‑за, того, что этому не суждено сбыться.
Но ещё хуже было его замешательство. Он не мог примириться с происшедшим. Всё это было Unmoglich, Unglaublich
Что‑то несправедливое заключалось в том, что сразу происходило столько невозможных событий. Когда Гюнтер раскрыл газету, купленную им в семи кварталах от квартиры двадцать минут назад, его внимание привлекла фотография на первой странице – именно к этому и стремился редактор.
ЦРУ ПРИНИМАЕТ ПОЧЁТНОГО ГОСТЯ ИЗ КГБ – гласила надпись под фотографией.
– Was ist das denn fur Quatsch?
Бок отложил газету и посмотрел в окно.