– Разумеется, я сделаю все, как ты скажешь, – ответил отец, хотя вовсе не намерен был исполнять приказы сына. – Когда её заберут?
– Не знаю. Мне понадобится несколько дней.
Старый крестьянин кивнул. Может быть, он всё‑таки последует советам сына – по крайней мере не будет приближаться к невзорвавшейся бомбе. Она, конечно, мёртвая, что бы там ни говорил его сын. Старик хорошо разбирался в судьбе. Если бы бомба хотела убить его, это бы уже свершилось. Какое ещё несчастье обошло его стороной?
– Жаль, – заметил Рик.
– Именно Ставракос возглавлял битву с католиками относительно церкви Рождества Христова в прошлом году – и, по‑моему, одержал верх. Это привело нескольких католических епископов в ярость. Но почему он здесь?
– Вот мы и ждём от тебя ответа на этот вопрос, Энджи! – воскликнул комментатор.
– Поспокойнее, Рик, ведь у тебя повышенное давление. – Энджи Мирилес устала от пререканий с телезвездами, у которых разреженное пространство вместо мозгов.
– Энджи Мирилес устала от пререканий с телезвездами, у которых разреженное пространство вместо мозгов. Она помолчала, отхлебнула кофе из чашки, задумалась и торжественно заявила:
– Думаю, мне всё ясно.
– Тогда, может быть, поделишься с нами?
– Мы признательны вам, что вы согласились присоединиться к нам, – обратился к нему госсекретарь Талбот.
– Разве можно отказаться от подобного приглашения? – ответил патриарх.
– Вы ознакомились с основными материалами? – Пакет с документами был доставлен патриарху курьером.
– Это – далеко идущая идея, – осторожно произнёс Ставракос.
– Согласны ли вы с ролью, которая вам отводится договором? События развиваются чересчур быстро, подумал патриарх. Но…
– Да, – просто ответил он. – Мне требуется полная власть над всеми христианскими святынями. Если нет возражений против этого, я готов присоединиться к соглашению.
Д'Антонио удалось сохранить бесстрастную маску на лице. Он заставил себя несколько раз глубоко вздохнуть и поспешно вознёс молитву, прося о божественном вмешательстве, но потом так и не сумел понять, последовало оно или нет.
– Уже слишком поздно рассматривать такое радикальное требование. – Головы участников повернулись в сторону говорящего. Это был Дмитрий Попов, первый заместитель министра иностранных дел Советского Союза. – Кроме того, будет опрометчивым стремиться к односторонней выгоде после того, как все присутствующие здесь пошли на столь значительные уступки. Неужели вы захотите помешать достижению всеобщего согласия лишь на основе собственных стремлений?
Ставракос не привык выслушивать такие прямые упрёки.
– Вопрос о христианских святынях не является основным в нашем соглашении, ваше святейшество, – заметил госсекретарь Талбот, обращаясь к патриарху. – Нас не может не разочаровать, однако, что вы оговариваете своё участие какими‑то предварительными условиями.
– Может быть, я не совсем разобрался в присланном мне материале, – ответил Ставракос, отступая перед натиском. – Не могли бы вы разъяснить, каков будет мой статус?
* * *
– Ни в коем случае, – фыркнул комментатор.
– Почему? – ответила Анджела Мирилес. – Разве может быть иное объяснение?
– Это уж слишком.
– Действительно, кажется невероятным, – согласилась Мирилес, – но иного объяснения у нас нет.
– Поверю только в том случае, если увижу своими глазами.
– Может быть, и не увидишь. Ставракос не испытывает особенно тёплых чувств к римской католической церкви. Их ссора в прошлое Рождество была весьма неприятной.
– Тогда почему мы не сообщили о ней?
– Да потому, что были слишком заняты разговорами о снижении спроса на рождественской распродаже, – бросила Мирилес и подумала про себя: Боже, какой идиот!
* * *
– Значит, будет создана отдельная комиссия? – Это совсем не нравилось Ставракосу.
– Митрополит хочет направить своего представителя, – заметил Попов. Дмитрий Попов все ещё верил в Маркса больше, чем в Бога, однако русская православная церковь была русской и участие русского представителя в соглашении должно быть реальным, хотя и будет касаться маловажных вопросов.