Раздалось гудение поднимающихся гаражных ворот, и они въехали внутрь какого-то здания.
Павла вытащили из машины и, как прежде, поволокли вперед.
Он спотыкался на каждом шагу и едва не упал, поднимаясь по крутым ступеням.
Тогда сопровождающий, что-то вполголоса пробормотав, грубым рывком стащил мешок с его головы и втолкнул Павла в просторную полутемную комнату.
Окна в этой комнате были задернуты плотными бежевыми шторами, в углу стоял антикварный письменный стол, посреди комнаты — глубокое тяжелое кресло, возле него — стойка с несколькими лампами, как в операционной.
В первый момент Павлу показалось, что в комнате никого нет, и только когда глаза привыкли к полутьме, он разглядел за столом удивительно маленького человека лет шестидесяти, с выпуклым лбом, глубокими залысинами и густыми кустистыми седыми бровями, под которыми прятались маленькие пронзительные глаза.
— Здравствуйте, батенька! — проговорил этот человек и выкатился из-за стола, потирая маленькие ручки.
Стоя он оказался еще меньше, самый настоящий карлик. Мелкими шагами пересек кабинет, подкатился к Павлу и снизу вверх уставился на него с неприязненным любопытством.
— Вот вы какой! — протянул он и повернулся к безмолвным спутникам Павла: — Что же вы, ребятки, усадите нашего гостя, он, должно быть, устал с дороги!
Две пары сильных рук подхватили Павла, подтащили к креслу, швырнули в него и затянули ремни на руках и ногах.
Все вернулось на исходную точку.
Карлик подкатился к Павлу, заинтересованно взглянул на него и промурлыкал, как сытый кот:
— Ну что, батенька, поговорим о жизни, о радостях ее и печалях?
Павел промолчал.
Карлик снова потер ручки и вдруг цепко ухватил пальцами левое веко Павла. Павел мотнул головой, попытался увернуться, но карлик с неожиданной ловкостью кусочком клейкой ленты закрепил веко, соединив его с бровью, так что глаз больше не закрывался. Через секунду он сделал то же самое с правым глазом.
Глаза слезились и невыносимо болели. Павлу мучительно хотелось закрыть их или хотя бы моргнуть, но клейкая лента лишила его такой возможности.
— Ну как, батенька, вам удобно? — участливо поинтересовался карлик, снова потирая свои ручки.
— Идите вы к черту… — выдохнул Павел.
— Ну зачем же так! Мы с вами немножко побеседуем, а уж там решим, кто из нас куда пойдет… причем что-то мне подсказывает, батенька, что к черту из нас двоих пойду не я…
Он приблизился к самому лицу Павла и негромко, доверительно проговорил:
— Ну так что — может быть, вы сразу расскажете мне, кто вы такой, на кого работаете, кто послал вас в Лондон?
— Опять двадцать пять… — протянул Павел. — Мне эта песня еще у чеченов надоела…
— Это вы зря, батенька! — В голосе карлика прозвучала легкая обида. — Не нужно нас сравнивать! Это даже как-то обидно! Ваши чеченские знакомые, друзья Ахмата Закаева — дикие люди! У них примитивные интересы и примитивные методы! Видел я этого их специалиста по развязыванию языков… тупое животное с двумя извилинами в голове! Конечно, иногда его методы дают результат, но согласитесь — в двадцать первом веке это выглядит как-то несовременно!
Он внимательно оглядел Павла и удовлетворенно произнес:
— Могу только порадоваться, что мои мальчики успели вовремя, до того как Шамиль с вами поработал. После него люди превращаются в никуда не годный отработанный материал, а с вами пока можно продуктивно работать…
Карлик снова потер ручки и жизнерадостно воскликнул:
— Ну-с, батенька, приступим!
Он щелкнул выключателем, и лампы на стойке вспыхнули.
В беззащитные глаза Павла хлынул безжалостный и ошеломляющий белый свет. Этот свет проник прямо в мозг, казалось, он сжигает все на своем пути — разум, волю, память.