Молча поделили они между собой приговоренных к смерти, привязали их к дереву, остальных в качестве зрителей отогнали в сторону по десяти воинов вместе, чтобы потом под конвоем переправить их на другую сторону Миссисипи. Живая изгородь из вооруженных солдат окружила пленников.
С каменным сердцем наблюдал Заремба, как выстроился отряд карателей, как, взяв карабины наизготовку, ждали они команды к залпу. И не мог не заметить, что делали это без пыла, без той горевшей огнем ненависти и жажды мести, во власти которой был сам генерал.
За минуту до того, когда раздалось последнее «пли!», до сознания Зарембы дошел голос Белого Корня:
– Братья мои, скоро я вступлю на Тропу Заходящего Солнца и прошу о последней услуге: у меня остался сын, он пропал в горах. Найдите его и передайте: пусть никогда не уйдет он с родной земли, умирать в отчем краю не страшно, если…
Раздавшийся залп заглушил последние слова вождя. Когда ветер развеял серый дым, Заремба увидел повисших на веревках индейцев. Они еще были живы. Густые потоки крови заливали их лица, струились по обнаженным телам. Но глаза смотрели гордо и вызывающе.
Комок, поднявшийся откуда-то изнутри к горлу молодого офицера, заслонил дыхание. И чтобы не дать ему выхода наружу, как это случилось со многими солдатами, он круто повернулся и пошел прочь от страшного зрелища.
– Огонь! Огонь! – раздался за его спиной голос генерала. – Немедленно покончить с ними!..
Две недели продолжалась облава на укрывшихся в горах индейцев, – продолжал Сагамор, не отрывая взгляда от костра. Временами казалось, что он, забыв о присутствующих, разговаривает сам с собой.
– Пойманных мужчин, женщин и детей помещали в лагеря. Спустя месяц генерал Скотт начал жестокое переселение чироков в глубь континента. Шел 1838 год. К этому времени офицеру Зарембе шел двадцать первый год. Он уже полностью оправился от контузии, и только шрам, оставшийся от удара томагавка, напоминал о случившемся.
Чем больше восстанавливалось здоровье офицера, тем становился он замкнутее, неразговорчивее. Не принимал участия в офицерских пирушках и развлечениях, мало общался со своими когда-то близкими товарищами. Зато сам вызвался сопровождать экспедицию по переправке чироков на другую сторону Миссисипи.
Сагамор взглянул на своего белого гостя и, прочитав в его глазах недоумение, проговорил:
– Почему? Это мой брат хочет спросить? Видишь ли, – проговорил он, не дожидаясь ответа, – Зарембе стало известно, что начальником экспедиции назначен Гарри Том, прозванный из-за его лютой ненависти к индейцам «Кровавый Том».
Выдержав паузу, Сагамор продолжал:
– С Кровавым Томом Зарембе приходилось встречаться еще в то время, когда ни тот, ни другой не носили армейского мундира. Случилось это в Виргинии. Зайдя как-то в бар, чтобы утолить жажду, Заремба обратил внимание на пьяного молодого человека, отчаянно ругавшегося с барменом. Заметил Зарембу и пьяный…
– Хелло, мальчик, – направился он к нему неровной походкой, – я вижу, что в твоей компании мне удастся выпить чего-нибудь крепкого!
– Имеешь плохой нюх, приятель, – ответил тот, спокойно усаживаясь за свободный столик.
В этот момент в бар вошел негр. Окинув беспокойным взглядом сидящих за столиками, он сделал несколько неуверенных шагов в глубь помещения.
В глазах Гарри Тома сверкнули озорные огоньки. Быстро отойдя от стойки, он подошел к негру и положил ему руку на плечо.
– Ты, наверное, ищешь меня, черномазый, и хочешь перемыть в пыли мое горло?
– Нет, сэр, я ищу человека, который хотел получить жилище.
– Не выкручивайся. Пока я жив, всегда найдется тебе место в пекле, – проговорил Гарри, занося руку над головой негра.
И тут раздался голос Зарембы:
– Давно ли ты, приятель, состоишь в услужении у дьявола? Не трогай малого, он ищет меня.
– Не вмешивайся не в свои дела. – Занесенная над негром рука оказалась над головой Зарембы.
Предвидя удар, Заремба наклонил голову и резко отвел ее в сторону. Кулак повесы с силой рассек воздух. А уже через минуту и он сам, получив сокрушительный удар, тяжело рухнул на пол.
Вокруг Зарембы раздались возбужденные голоса. Победа над Кровавым Томом была делом не каждого дня.
– Покажи, на что ты способен, Гарри!
– Неужели позволишь, чтобы какой-то чужак посмеялся над тобой?
Не обращая ни на кого внимания, Заремба подошел к стоящему в стороне негру:
– Пойдем. Покажи, где ты приготовил мне комнату.
– Господин сильный, очень сильный, но он не знает, кого он проучил, – говорил негр в то время, когда они вместе выходили из бара, – этот человек очень злой и еще… он любит снимать с индейцев скальпы, чтобы продавать их за большие деньги.
Только они завернули за угол бара, как их нагнал Том.
– Встретимся еще, – бросил он угрожающе, глядя на Зарембу.
– Ну что ж, если мало получил, изволь. Буду рад.
На другой день Заремба уехал из Виргинии. Прошло время. Гарри Том дослужился до офицерских погон. Начальство любит таких, не знающих страха в борьбе со слабыми. Среди офицеров ходили слухи, что он действительно не гнушался увеличивать свой капитал за счет скальпов, снятых с индейцев…
Сагамор оторвал взгляд от пылающего костра, медленно перевел его на сидящего рядом белого:
– Тебе, конечно, хорошо известно, что вашими людьми введен был порядок, по которому за каждого убитого индейца – мужчину, женщину или ребенка – выдавалась плата. Стоило только принести в доказательство скальп. Так вот, – продолжал он, поправив горевшие сучья, – хорошо представляя, что может позволить себе этот Кровавый Том по дороге к Миссисипи, Заремба и решил пойти вместе с ним. «Может, – думал он, – я хоть в какой-то степени смогу облегчить участь несчастных, а может, кто знает, удастся сделать для них и нечто большее».
Наступило утро, когда более шестисот фургонов, набитых пленными индейцами, тронулись в путь. При первых лучах солнца, позолотивших вершины гор, была пройдена уже большая часть дороги. Желая проверить цельность колонны, Заремба поднялся на крутой обрыв скалы, которую индейцы называли «Скалой любви и смерти».
Когда-то у подножия этой горы тянулась дорога, ведущая к Великим Западным Равнинам, вокруг нее паслись бесчисленные стада бизонов, на которых раз или два в году охотились индейские племена. И всегда, идя на охоту или возвращаясь с нее, они проходили мимо этой скалы.
Легенда рассказывала, что в один прекрасный день, возвращаясь после удачной охоты, охотники увидели на самой высокой площадке скалы прекрасную девушку.
Задрожали их сердца под пламенными взорами красавицы и стали мягкими, как соты меда в лапах медведя. А когда переглянулись, не смогли не заметить, что в лице каждого притаилась смерть, если дерзнет он на любовь незнакомки. А та, читая во взглядах воинов, что происходит с ними, подняла руку и проговорила:
«Отважные мужи напрасно смотрят друг на друга глазами орлов-убийц. Не стану я женой даже того, кто окажется наиважнейшим из вас и не побоится вступить в схватку один с целым стадом бизонов. Но буду принадлежать тому, в этом клянусь прахом умерших отцов, кто отважится броситься вниз со скалы, на которой стою. Иначе напрасно вылетают ваши сердца из груди и кружатся вокруг моей головы, как крылатые птицы».
Один за другим бросались охотники вниз и гибли, не произнося ни звука. А девушка надменно стояла на скале и громко смеялась. Была она подобна Духу Смерти, который наслаждается богатой жатвой.
Ни один из юношей не уцелел. Ни один не вернулся в свой дом. Когда погиб последний, налетел северный ветер, схватил жестокую красавицу, поднял высоко вверх и со страшной силой бросил вниз на тела погибшие воинов.