Только глядите, чтобы все у вас было по уму.
- Отдохнем, починяшки устроим, - сказала Галка, которой тоже задумка командора показалась вполне разумной. - А то уж так все оборвались, будто нас росомахи рвали.
Вчера полдня лезли мы через каменные осыпи, заросшие кошкарой. Не зря этот колючий кустарник геологи штанодралом прозвали. Весь он точно рыболовными крючками увешан. Камни под ногами разъедутся, ну и валишься прямо на колючки.
- Галя, ты иди-ка подмети в доме, а я накошу травы, - распорядился командор. - Давайте будем располагаться, да надо уж и об обеде подумать.
Золотничники давно уж нас не тревожили. Мы их не видели с тех пор, как ушли от озера Кругляша. Промышляют где-то на своей старанке.
35
Ванюшка принес чабреца духовитого. До чего же пахнет он хорошо! У нас его не зря же богородской травой зовут. Спать на такой ароматной перине одно удовольствие. Да еще после столь мучительного похода по таежным дебрям.
В доме у Федула все было точно так же, как и в наших старинных кержацких домах: сени просторные с примыкающими к мим кладовками, черная изба-кухня и горница. В кладовках и комнатах полнейший порядок, словно хозяева только что отлучились ненадолго, если не считать того, что истлело все тряпье. В кути у русской печки, массивной и тяжелой, как танк, аккуратно расставлены чугунки и кастрюли на широких лавках, в запечье сложены ухваты, сковородник и деревянная лопата ставить тесто на под и вынимать испеченный хлеб, над лежанкой-ленивкой вбитый в потолок кованый крюк, на котором качалась зыбка... В горнице большой стол, самодельные деревянные кровати, обшитая железом круглая печка-голландка...
Мы расположились на полу. Тучи только попугали нас: ветер унес их куда-то за горизонт.
Утром Ванюшка встал чуть свет, быстро позавтракал. Рюкзак его был уложен еще с вечера. Взял он с собой еды на три дня, Кольчин морской бинокль, ружье, патронташ и Дружка. Проводив его за порог, мы опять спать завалились. Какая благодать, когда можно поваляться вот так сколько тебе захочется!
Кольча проснулся раньше нас с Галкой. Пристал ко мне: пойдем да пойдем осмотрим окрестности, пробы на гольце возьмем. Я отказался. У меня все тело болело и ныло, особенно руки и спина. На моей спине словно дрова кололи - намаял рюкзаком и ружьем.
- Дай поспать! - взмолился я, отбиваясь от Колокольчика.
А он прилип ко мне как смола. Поставил в пример академика Сеченова, который по 16 часов в сутки якобы вкалывал и дико презирал всех лентяев и лежебок. Потом Кольча вспомнил про жирафа. Оказывается, жирафу вполне достаточно поспать двадцать минут, и он снова бодр и полон сил. А вот змея дрыхнет 22 часа в сутки.
Я разозлился и больно лягнул Кольчу. Тот наконец оставил меня в покое и удалился. Галку тормошить он не посмел. Она и так каждый день недосыпает: раньше всех встает завтрак готовить и спать ложится позже. Надо перемыть посуду. Кольча попробовал было ей помочь однажды, но она не приняла его помощи. Я слышал, как она тихонько бросила ему: "Хочу себя испытать на излом, как ты выражаешься. Понял? Ну и отвали, пожалуйста!"
Полазил Кольча по чарану, еще не успевшему отряхнуть с себя утреннюю росу, оглядел близкий голец, похожий на огромную муравьиную кучу, попил ледяной воды из родничка неподалеку от Федулова дома и сел писать свой путевой дневник. Кстати, на первой странице он еще дома старательно вывел красной тушью высказывание знаменитого русского путешественника Н. М. Пржевальского: "Ценою тяжелых трудов и многоразных испытаний, как физических, так и нравственных, придется заплатить даже за первые крохи открытий". Это у Кольчи как эпиграф.
Что верно, то верно сказано.
Ничего мы еще ровным счетом не открыли, а трудов эта затея стоила нам страшенных и мучений "многоразных" тоже приняли под завязку...
В общем, сидит Кольча за своим дневником, описывает Федулову пустынь, вспоминая рассказы дедушки Петрована, и воображение рисует ему картины давно минувшего.
Добрый молодец, похожий на былинного богатыря Микулу Селяниновича, пашет сохой землю. Заколосилась рожь на чаране, никогда не видевшем земледельца. Урожай сказочный.
А у эвенков - беда. Зима выдалась буранная, снегу навалило очень много, и лег он на заледь, сковавшую землю, осенью дожди холодные хлестали. Не могут прокопытить эту толстую корку олени, добраться до ягеля. Дикие стада уходят искать корм в другие места, домашние мрут от голода. На ближнем эвенкийском стойбище люди в отчаянии. Все племя ждет голодная смерть.
Федул мчится на собаках спасать своих соседей. Переднюю упряжку ведет его работник эвенк, которого он больного подобрал в тайге и вылечил, поставив на ноги. На задней упряжке сидит сам хозяин. В караване несколько нарт, и все загружены мешками с мукой.
Федул учит эвенкийских женщин печь лепешки, угощает детей картошкой. Все в восторге от его еды, не знают, как и отблагодарить своего благодетеля. Но ничего не берет у них Федул.
Повеяло весной. В доме Федула свадьба. Шаман выдает за лючи* свою единственную дочь. Неслыханное дело!
_______________
* Л ю ч и - русский (эвенк.).
Дом еще не этот, большой, доживший до наших дней, а поставленная на скорую руку изба. Тесно в ней, гостей много съехалось, гулеванят на вольном воздухе.
Лето. С помощью своих друзей эвенков Федул засеял большую пашню. Урожай обещает быть не хуже прошлогоднего. А к началу уборки надо успеть дом поставить. Настоящий дом. И эвенки охотно помогают Федулу - только знай руководи, показывай.
Шаман заговаривает ошкуренные бревна, потрясая над ними бубном, посыпает их каким-то пеплом, чтобы века они не знали, чтобы их ни жук-короед не точил, ни сырость-гниль не брала, не расшатывал таежный бродяга буян-ветер...
Пишет Кольча и не замечает, что перед самым носом у него зашевелился высокий густой пырей. Мелькнул в траве бурый живой комочек.
Поднял Кольча голову, хотел посмотреть на дом Федула, описывая его, и увидел медвежонка в нескольких шагах от себя.
- Принц таежный! - вскочил Кольча.
Зыркнул глазами по сторонам: нет медведицы. Он заблудился!
- Сфотографируемся и отпустим! - сказал себе Кольча и кинулся за медвежонком.
Тот изо всех сил задавал лататы, смешно подбрасывая жирный зад. Но Кольча бежал резвее, расстояние между ними стало быстро сокращаться. Звереныш кинулся к толстой сучкастой сосне, одиноко стоявшей на чаране. Кольча и глазом не успел моргнуть, как он по-кошачьи проворно вскарабкался на дерево.
- Теперь ты от меня никуда не уйдешь! - Кольча подпрыгнул с разбегу, ухватился за толстый сук и полез на сосну.
А в это время поднялась дремавшая в траве мамаша и поковыляла разыскивать свое дитя. Запах повел ее к сосне.
Кольча успел уже поймать медвежонка и сел с ним в обнимку на сук, свесив ноги. Всхрапывая, медвежонок кусал его беззубым ртом, яростно отбивался передними лапами.
- Я же тебя не в лапшу! - смеясь, уговаривал Кольча.
А мать уже подбегала к сосне.
36
Мы с Галкой в это время еще безмятежно спали. Разбудил нас бешеным лаем Чак, бросившийся на кого-то.
- Тревога! - Галка схватила ружье, висевшее на стене.
Я тоже кинулся к своему ружью, взвел курки, и мы выскочили из дома.
Чак захлебывался от ярости. Я еще никогда не слышал от него такого нападистого лая.
Меня больно хлестнула по глазам ветка сосны, когда я прыгнул с высокого порога.
Бах! Бах! Прогремели два выстрела дуплетом. Я так и присел от страха.
- Чего ты копаешься?! - гневно оглянулась Галка. - Скорей!
"Золотничники!" - ударило как обухом по голове.
...