Но чем больше слышала о «пакостях» жизни, тем грустнее и тоскливее, становилось у меня на душе, возникало тягостное впечатление о взрослой жизни.
Странно, я с Олей хожу в один суд, слушаю одни и те же речи, но когда мы сидим на лавочке у дома и она обо всемрассказывает соседкам, то получается, будто мы присутствовали с ней в разных местах. Меня беспокоит судьба людей, волнует трагедия их жизни, а она находит в каждой истории какие-то гадкие, не понятныеподробности. Я поделилась своим непониманием с Валей. Она засмеялась:
– Папа дал одному знакомому почитать биографию Карла Маркса для расширения кругозора, а потом спросил, что ему понравилось в этой книге? Товарищ ответил: «Оказывается, Маркс успешно ухаживал задевушками!» Зря тетя Оля водит тебя в суд.
Но еще противнее мне бывает, когда некоторые женщины начинают пересказывать и подробно обсуждать где-то услышанные имипошлые бесстыдные истории. Мне совестно, а они совсем не стесняются, употребляют фразы, от которых меня коробити в буквальном смысле тошнит. Сидеть на лавочке для меня сталобожьим наказанием. Наконец, я не выдержала и дала честное Ленинское, что не буду шалить и вообще стану самой послушной, если мне позволят оставаться дома. Оля милостиво согласилась.
Как же ялегко себя почувствовала!
КРЕСТНИК
Мои друзья сидят на крыльце второго подъезда и заворожено слушают седого, нестарого человека. Подхожу ближе, прислушиваюсь.
– Бегу на работу, ног под собой не чувствую. Опаздываю. Жена в тот день заболела. Поутру пока до ума довел троих детей, чуть мозгами не сдвинулся. Меньшого – на горшок сажаю, старшего – в школу собираю, дочурку завтракать заставляю.А она то ложку уронит, то в кашу рукой залезет.Малец штанишки забыл снять. Стоит, трясет мокрой мошной, орет во все горло… Детейстрасть как люблю, но ведь деньги зарабатывал в семье я один…. Так вот, бегу, спотыкаюсь о гравий, ноги запутываются в широких штанинах. Они полощутся на ветру на моих тощих ногах, как флаги на древках. Уж совсем близко моя контора. Вдруг до моего чуткого на детский плач уха донесся глухой, сдавленный крик грудничка. Звук слышу, а до мозгов не доходит, что бы он мог означать.Все мысли о работе.Все же остановился, прислушался и побежал в дом, откуда доносились беспокоившие меня звуки. Лето было. Окно во дворе со стороны садика оказалось открытым. Впрыгнул я одним махом в комнату и пошел на крик. В углу спальни под потолком на толстых шнурах висела деревянная, самодельная колыбелька-лодочка. Под ее донышком трепыхалось тельце младенца. Я быстро выкинул тряпье из люльки, увеличил дыру в прогнившем дне и осторожно высвободил головку ре-бенка. Потом осмотрел расцарапанную шейку мальчика, пощупал позвон-ки ирастер посиневшее тельце. Когда дыхание восстановилось, завернул его в пеленку. Измученный малыш «вырубился» мигом, продолжая во сне вздрагивать и вскрикивать. В это время в комнату влетела мамаша с продуктами. Увидев чужака с ребенком на руках, конечно, остолбенела. Ярким образным языкомотхлестала меня, выхватила сыночка, положила на кровать и стала теснитьядреным грудастым телом к выходу, попутно прихватив утюг, стоявший на столике у кровати. Я, не дожидаясь ее более решительных действий, выскочил через окно, так как оно располагалось ближе, чем дверь. На работу, конечно, опоздал. Мне даже не дали возможности объяснить ситуацию: «Идите работать. На собрании рассмотрим ваше поведение». До войны это было. Работал я тогда младшим бухгалтером. И хотя боялся выговора, и понимал, что могутне поверить в столь странную историю, на душе было радостно: спас мальчонку. Выговор получил. Не строгий, по первому разу. А как-то прихожу с работы домой, а у нас в гостях та самая дородная мамаша. Жена моячаем ее потчует. Бросилась гостья мне на шею и давай целовать. Еле отбился.
С тех пор зову Алешку крестником. Он отзывается.
Задерживаться у крыльцадольше я не могла. Пришлось покинуть интересного рассказчика. Позже узнала, что седой мужчина – это дядя Гоша – друг детворы нашей улицы.
ДЯДЯ ГОША
Рядом с нашим домом находится магазин, и сторожем при нем работает дядя Гоша. Вообще-то по-настоящему, его зовут дядя Игорь. Он инвалид войны. Нога у него железная. Он добрый и веселый человек. Мы с удовольствием слушаем его байки про войну. А историю про его ногу, которая "родемая" от взрыва мины заковыляла в воздухе как старая кочерга, мы знаем наизусть. Рассказывает он легко, интересно. На наши головы падают самолеты, в тыл отступают измученные солдаты,пули и снаряды разрезают предутренний туман. Но нам не страшно. Мы вместе с ним преследуем врага до Берлина. Юмор, солдатские негрубые шуточки, красивый русско-украинский мягкий говор заражает нас своей бесконечной верой и восторженной любовью к простым солдатам, уважением к их уму, расторопности, деловитости, сноровке. С дядей Гошей мы словно дышим воздухом той канувшей в лету героической эпохи. Мы всегда с нетерпением ждем его дежурства. А так как мне приходится уходить раньше всех, то я прибегаю первая, чтобы не про-пустить хотя бы начало разговора.
А сегодня никто не поднес дяде Гоше ни чарочку, ни кружку пива, и он сидел на крыльце задумчивый,грустный.
– Дядя Гоша, еще расскажитепро войну. Почему Вы молодой, а совсем седой? – обратился к нему самый старший из нас, тринадцатилетний Володя.
– Хорошие вы ребята. Люблювсех вас, – сказал он, обнимая и крепко прижимая к груди стоявших рядом самых маленьких.
Костыльупал. Кто-то тут же подхватил его и поставил рядом. Дядя Гоша пригладилежик густых, короткихволос, и начал:
– А случилось это зимой 42-го …
Он вдруг замолк и неожиданно спросил:
– Ребятки, а было ли в вашей жизни такое, что тронуло душу или пролетели годики незаметно без боли, без радости?
Мы переглянулись и задумались. Первый заговорил шестилетний Васек:
– Мне недавно было плохо. Я засунул шарик себе внос. Мама повела меня к доктору. А та начала говорить страшные вещи про то, что теперь в нос надо проволочку вставлять, укол делать и еще много всякого ужасного. Я так испугался, что закричал во все горло: «Не хочу!». Тут шарик пулей вылетел из ноздри. Взрослые захохотали. Мне стало обидно, что они не понимают моего страха, и я заплакал.
Дядя Гоша поцеловал Ваську в затылок и успокоил:
– Сынок, все они понимают. Ты на них не обижайся. Просто онизабыли, как сами были маленькими.
Тихоня Эля начала рассказ почти шепотом:
– Мне тогдабыло семь лет. Папа ушел на рыбалку. Вдруг поднялся ветер. Небо заволокло черными тучами. Потом пошел град. За окнами бушевал ураган, а может даже смерч. Деревья трещали, а некоторые вырывались с корнем. Мне стало страшно за папу. В голову полезли плохие мысли. Мама, не в силах ожидать папу дома, вышла на веранду. Я осталась в комнате одна. На тумбочке в углу у насстояла икона. Я встала перед ней на колени и принялась просить Бога уберечь моего папу от беды. Пыталась вспомнить все молитвы, которым учила меня бабушка. Вспомнила «живые помощи…». Скоро папа вернулся живой и здоровый. Он прятался от урагана в огромной железной трубе. А у меня было такое чувство, что это я спасла ему жизнь.
– А я помню цветы, яркие шары, красные флаги и много-много людей, потому что было 1 Мая, – заторопилась рассказать свою историю Ирина. – Рядом со мной шли родители с моей маленькой сестренкой. Они все время останавливались, чтобы ее перепеленать или успокоить. Она почему-то все время кричала. Мне совсем не уделяли внимания. Я шла и думала о том, что теперь им совсем не нужна. Никому! Ни папе, ни маме! И вдруг поняла, что потерялась.