– К бабушке увезли на два дня.
– Отдыхаешь от нее?
– Скучаю. Она такая забавная. Ты знаешь, как я укладываю ее спать? Ложусь рядом и начинаю громко дышать вместе с нею. Она успокаивается и быстро засыпает. Или еще потихоньку говорю: «шш,… шш..ии». Ветру подражаю. Тоже помогает. Вчера закапризничала Юля и говорит маме: «Включи радио». А мама ей: «Не могу», а Юля в ответ: «Ты тоже старенькая как наша бабушка?
– К нам как-то баба Маня зашла, а Юленька взяла мяч и говорит: «Пойду одна гулять, я большая. Открой мне дверь». А мама ей: «Если большая, сама открой». И тут она давай ластиться к маме, головой об коленки трется, в глаза заглядывает.
Юле было девять месяцев, когда она меня первый раз перехитрила. Я не пускала ее на крыльцо. Палкой дорогу перегородила. Малышка тянется, а я палку выше поднимаю. Вдруг она хитренькое личико сделала, и как юркнет под палку. Я и глазом моргнуть не успела, как она на крыльце очутилась, и помчалась от меня на четвереньках. Ходить еще не умела. Шустрая!
Как-то говорю ей: «Ты хитрая, как лиса». А она: «У меня же нет хвоста!» Выучила Юля, в какой стране живет, адрес, фамилию и очень гордилась своими познаниями. Вот раз бабушка при соседке спросила: «Юля, где ты живешь?» «В Евлопе», – отвечает. А мама засмеялась. Поняла малышка, что ошиблась, что над нею смеются, в лице изменилась, напряглась, глазки обидой заблестели. Подбежала ко мне и спрашивает шепотком:
– Как наша стлана называется?
– СССР, – подсказываю.
– Бабушка, СССЛ, поняла? – повторяет Юля.
Бабушка, конечно, подыгрывает ей:
– Ах, ты моя разумница!
А когда Юля ушла, бабушка маме замечание сделала:
– Внимательней будь, не смотри, что два года. Она уже понимает насмешку, юмор. Конечно, надо ребенка готовить к жизни, но ласково.
Тут вмешался Вовик:
– Я вчера твоей Юле говорю: «Не рви картинку, а то волк придет и съест тебя».
А она мне в ответ:
– Не хочу, не съест.
– А маму пусть ест? – спрашиваю.
– Нет.
– А деда с бабой?
– Тозе нет.
– А кого же ему есть?
–Лемень, – говорит.
– Дед уже «познакомил» ее с ремнем. Пришлось на стенку повесить, как наглядное пособие для непослушных, – засмеялась Катя. – Юля иногда бывает очень упрямой.
Азарий молчал, молчал да и заговорил.
– Мы раньше жили на хуторе в Западной Украине. У меня был друг молдаванин. У них пасека и огромный сад. Мы всей компанией к нему заваливались. Мед ложками ели из тарелок. Моя старшая сестренка маленькой была некрасивой, и ребята сначала сторонились ее. А потом мой папа сказал: «Она такая умная, интересная и с юмором. Анекдотов много знает». Ребята присмотрелись и приняли ее в компанию. В школу за три километра ходили ватагою. Учительницу любили. Огромные букеты ей носили. На речку с семи лет одни бегали. Родители не волновались, доверяли. Большая речка была, – вздохнул Азарий.
– Наша тоже хорошая. Кое-где даже «с ручками», – попытался успокоить его Лесик.
Девочки, наконец, «открыли магазин», и мальчишки пришли за «покупками».
– Сегодня лопаты завезли. Несите по пять штук яиц за каждую, – Катя хорошо играла роль строгой продавщицы.
– У вас все «под яйца»!? Мало паевой книжки? С каких это пор? – солидно возмущается Лесик, отсчитывая «деньги».
– Ситец в цветочек появился! Но не дам, пока два десятка яиц долгу не принесешь, – заявила Катя Толику.
– Принесу. Вечером на чай заходите к нам всей семьей. «Копытца» обмывать будем. Не забудь.
– Керосин завезли?
– Нет пока.
– А ситро?
– Нет. Только леденцы «монпасье» в железных коробках и соленые кукурузные хлопья.
– Давай хлопьев на все….
Мы дружно едим хлопья и похваливаем мою бабушку, позволившую взять для игры целую пачку.
Солнце заглядывает в наши шатры, горячий ветер колышет белые, розовые и малиновые головки «елочек». Голосов невидимых птиц не счесть.
В нашем царстве-государстве мир, покой и благодать.
Глава вторая
В НОВОМ КЛАССЕ
Из второго класса меня сразу перевели в четвертый.
На первом уроке новая учительница Анна Васильевна, проверяя присутствующих, поставила точку около моей фамилии и вдруг сказала с улыбкой: «Ну, о тебе я все знаю».
Я вздрогнула. Неужели она знает про детдом? Я же всем говорю, что раньше жила у дедушки Яши. Некоторое время я терпела нахлынувшее отчаяние, но грустные мысли все набегали и набегали. Я подняла голову кверху, закусила губу и попыталась отогнать навязчивые мысли, но слезы все равно брызнули. Они текли по рукам, капали на книгу. Я боялась всхлипнуть, чтобы соседка по парте не заметила моего состояния, но тело содрогалось, и я ничего не могла поделать. Страх, что дети поймут, отчего я плачу, еще больше усилил поток слез, а потом началась истерика. Учительница сначала удивилась, а потом сделала вид, будто ничего не произошло. «Как учительница воспринимает мое поведение? Не могу себе представить. Что думают ребята о причине моих слез? Наверное, считают, что я загрустила без своих друзей из третьего класса», – подумала я. Эта мысль обрадовала. Постепенно я успокоилась и к концу урока даже попыталась понять новую тему. На перемене дети не приставали ко мне с расспросами. Я была им благодарна. И к доске меня в этот день Анна Васильевна не вызывала.
Вот так неудачно началось мое знакомство с новым классом. Но потом все наладилось. Я не чувствовала трудностей в учебе. И это главное. А с ребятами я быстро перезнакомилась и подружилась.
СПАСИТЕЛЬ
Все еще продолжается неспешное прощание природы с летом. Уже сшиты осенние наряды лесов и полей. Октябрь вышивает на них яркие узоры. Жаркие кленовые костры, оплетенные бесконечной паутиной «бабьего лета», дарят последнюю надежду на теплые яркие деньки. Капризна синева неба. Все чаще то набегают, то медленно надвигаются завесы туч и облаков, грозя дождями. И ветров ретивых карусель старательно полощет золото ветвей. Это печальный ноябрь принесет тревожную молчаливую усталую тишь, потом загрустит природа нудными дождями и смоет блистательное убранство осени.
А пока у нас восхитительная погода! Сегодня мы вспахали огород. Отец поручил мне отвести Чардаша на луг и спутать задние ноги, чтобы далеко не ушел. Я попросила разрешения поехать верхом. Отец ответил: «Садись и езжай».
Я и справа заходила, и слева подпрыгивала, цепляясь за гриву, никак не удавалось взобраться на гладкий круп коня. Высокий он для меня. Мучилась я, мучилась, и придумала. Привязала Чардаша к столбу калитки и по плетню взобралась ему на шею. Потом отвязала вожжи на упряжи, гордо взглянула в сторону отца и медленно тронулась в путь. «На лошади, и черепашьим шагом?» – засмеялся отец и со всей силы хлестнул Чардаша. Тот взвился и пустился в галоп. В первый момент мои ноги подбросило, чуть ли не до головы, но я чудом удержалась. Тело пронзила острая боль, и я судорожно вцепилась в густую гриву. Каждый скачек коня неприятно отзывался то в ногах, то в копчике. Костлявый хребет Чардаша долбили мои кости. Я пыталась менять положение тела, чтобы удары не попадали по одному и тому же месту. Сначала сползла на круп, там было мягче, но оттуда проще свалиться. Потом попробовала подтянуться к шее. Удалось. Зажала между ног холку лошади и буквально легла на шею. Но Чардаш вертел головой, стараясь сбросить непутевого седока. У меня закружилась голова. Снова перебралась на хребет.
Вожжи остались на плетне, поэтому я не могла управлять конем, и была полностью в его власти. А он, утомленный плугом, осознав волю, несся легко и быстро. Чувствую, сбавляет ход. Но рано обрадовалась. Из переулка прямо под ноги Чардашу вынырнул грузовик, и он наметом помчался по ухабистой дороге к скотному двору.