Впрочем, серьезной надежды на свою способность убеждать я не возлагала и довольно скоро поняла, что «акция» совершенно неизбежна. Ребята уже завелись на полную катушку, и разумные доводы отскакивали от них как мячики.
– Ты че! Не соображаешь! Так интересней, да и свеклы больше слетит при торможении. Верняк, – самозабвенно частил Лесик.
– Дорога после дождя раскиселилась. А вдруг машина перевернется? – упреждала я, вытаскивая осторожность из глубоких закоулков своей «многоопытной» души.
– Талдычишь, талдычишь! Обрыдло твое занудство! И кто тебя рассусоливать учил? С чего артачишься? Не трусь! Нечего пенять на дорогу. Здесь аварий никогда не случалось, – с презрительным негодованием грубо отхлестал меня Ленька, развязавший самогоном свой находчиво-дерзкий острый язык.
Меня обидело обвинение в трусости. Я почувствовала себя задетой за живое и вознамерилась уйти домой. Но девочки упросили остаться.
Ждать пришлось долго. В голову лезли всякие глупые мысли. Почему-то вспомнилось раннее детство с деревенском детдоме, бесчисленные червяки на дорожках между грядками после дождя. Я их собирала в баночку и относила на луг, в ямку, чтобы их случайно не раздавили…. Смешная была….
Наконец, белые стрелы света пронзили черноту ночи. Буйная радость охватила пацанов. Они восторженно запрыгали вокруг кучи веток. Некоторое возбуждение передалось и мне, но беспокойство все еще тормозило сознание. А ребят ощущение опасности подхлестывало, звало к решительным действиям.
Грузовик двигался осторожно. Еще до поворота шофер заметил незнакомое препятствие, заподозрив неладное, свернул к обочине, вылез из кабины и в недоумении обошел ворох. «Вот дьявол? Что за чертовщина? Бред сивой кобылы, – совершенно искренне удивился он. – Дрова на дороге рассыпать стали. Так и голову можно потерять!»
Он перетащил часть веток в сторону от дороги и вернулся к машине. В темноте он не заметил, что прикрыл ветками яму, из которой женщины нашей улицы брали глину для хозяйственных нужд, и, объезжая препятствие, одним колесом угодил в нее. Машину сильно тряхнуло и накренило. На землю посыпалась свекла. Девчонки с радостным азартным визгом бросились собирать ее, а ребята, подпрыгивая, выхватывали корнеплоды из кузова, радуясь своей лихости. В темноте они не разглядели причины такой удачной «охоты».
Водитель приглушил мотор, выскочил на дорогу и, вспоминая весь алфавит, занялся обследованием места аварии, не представляя, в чем же он так досадно просчитался, и откуда на него свалились неприятности. Моих друзей как ветром сдуло, но шофер успел понять, что ветки – шалость детей. Сгоряча он схватил палку и кинулся за виновниками своего несчастья, но поскользнулся, шмякнулся оземь, прокатился на спине и ухнул в ту же яму. Теперь из нее в тишину ночи неслись эпитеты трехэтажного оформления. Я представила себе человека в мокрой, склизлой одежде, с ободранными руками, лицом, и горький стыд за наши безобразия приковал меня на месте. Жалость, к ни в чем не повинному дяде, не отпускала. Мне обязательно надо было знать, что все закончится хорошо. Я спряталась тут же у дороги за деревом. Шофер кое-как выбрался из глиняного плена, сел на ступеньку кабины и жадно закурил. Свет от горящей спички, зажатой в грязных ладонях со скрюченными от холода пальцами, на мгновение осветил измученное лицо пожилого человека. Он уже не матерился, а, привалившись спиной к теплой кабине, счищал палкой с одежды липкую грязь и удрученно бурчал себе под нос: «Чертова яма! Сукины дети! Вот подлость какая!» Тяжелые вздохи доносились все реже и реже. И только надсадный кашель разрывал тишину. Потом он втиснулся в кабину и долго умащивался в ней.
А я в это время предавала самоуничтожению свою неуверенность и неспособность предотвратить опасную ситуацию.
Жгучее желание помочь не находило практического выхода. «Может позвать шофера к себе ночевать, а утром найти трактор? Но как я объясню родителям свое ночное появление на дороге? Наверное, дядю семья ждет, волнуются, – переживала я, переминаясь с ноги на ногу. – А ребята где? По домам разбежались или пекут свеклу?» Мысленно почувствовала запах паленого сахара и ощутила на губах сладкий вкус. Он был с привкусом горечи. Для очистки совести решила стоять у дороги «до победного конца».
И все-таки наш шофер оказался везучим. Боже мой, как он обрадовался, завидев далекий свет фар, направленный в сторону нашей дороги!
– Слава тебе, Господи. Снизошел! – со слезой в голосе бормотал он, выбираясь из кабины.
И вдруг радостно воскликнул:
– Не верю своим глазам! Петро, какими судьбами тебя Бог послал мне в помощь?
– К теще на часок заскочил, вот и припозднился. Трос у тебя есть? Привязывай, а я ветками займусь. Колеса сильно просели в глину, мать ее…! – беззлобно ворчал Петр.– Как тебя угораздило? Не вписался в поворот?
– Пацаны здесь шастали. Шалопаи, паршивцы! Игрища на дороге затеяли. Безмозглые, безответственные мерзавцы! Ни дна им, ни покрышки! Машина – это еще пол беды. Промок я насквозь. Холод собачий. Чуть совсем не загнулся. Ни сном, ни духом не ожидал подлянки. Изрядно вымотался, – с трудом ворочая языком, отвечал водитель.
– Успокойся, помогу. Чего теперь антимонии разводить? Негоже на шершавые слова силы тратить. Тащи лопату, – добродушно успокаивал друга долговязый сухопарый Петр.
Наш шофер ни в чем не возражал. Он готов был на все, лишь бы поскорее выбраться из пакостного места.
Долго натужно ревели и кряхтели моторы. Наконец, машины тронулись. Я облегченно вздохнула и направилась домой. Искать ребят не хотелось. Промерзла до костей. Непроницаемая густая тьма скрыла ночное происшествие. А в душе осталось жгучее обессиливающее недовольство собой.
ПЕСТРАЯЛЕНТАДНЯ
Что-то не спится мне сегодня. Может, оттого, что день прошел бурно? Утром соревнование «выбило меня из колеи». Отец ехал на мотоцикле, а Коля на велосипеде пытался его перегнать. Я стояла у колодца и нервничала: «Нашли место для гонок! Поля им мало? Людно ведь здесь». Метров за сто до дома отец затормозил, а брат не смог. Скорость развил большую. По лицу видела, что он лихорадочно пытается найти выход из создавшейся ситуации Наверное, думал: «Что делать? Свернуть на тропинку? Там люди идут. Вскочить в нашу калитку? Рискованно! Узкая. А вдруг бабушка во дворе? Сшибу». Проходившие на тот случай женщины притихли и смотрели на происходящее с широко открытыми глазами напряженно и выжидательно. Соседский Колька, со вздернутым облупленным розовым носом и яркой россыпью веснушек по лицу, открыл рот и закатил глаза. Бабушка Сима цыкнула на него и тревожно поджала губы.
Отец уже понял, к чему привел их азарт, остановился и испуганно смотрел вслед сыну. Я с ужасом ожидала развязки. Коля врезался в забор. Его выстрелило из седла, и он полетел вверх тормашками в траву. Голову ему сберег твердый козырек школьной фуражки. Я подбежала. Лицо брата было бледным. Переведя дух, он прошептал: «За бабушку испугался».
Коле повезло. Удачно приземлился. Отделался ушибами и ссадинами. А рама велосипеда в дугу согнулся. «Счастливчик! Бесспорно это перст судьбы», – многозначительно прошептала тетя Ксеня….
Потом я участвовала в воскреснике по сбору металлолома. Мы по всему селу железки собирали, а Павлушка Иванов попросил отца привезти на тракторе списанную сеялку. Мол, позарез нужно первое место. Ребята из других классов возмутились: «Пусть колхоз сам сдает технику. Не зачтем сеялку. Не честно родителей привлекать!» Не удалось пятому «а» первое место заполучить. Они помалкивали, понимали, что не правы. Глаза в землю опускали.