К тому времени он уже почти окончательно поистратился, но все же повел ее и купил ей коробку конфет. Они говорили о том, как нынче жарко, и он сказал, что на этой неделе они пойдут на бейсбольный матч. Он рассказал ей, что "Тампа" идет в Пенсаколу за лесом, а потом на ту сторону, за океан.
Они ждали трамвая, чтобы поехать на Виргинский пляж, расхаживая взад и вперед и отмахиваясь от москитов. Когда он сказал, что отправляется за океан, она прямо изменилась в лице. Прежде чем Джо сообразил, что он делает, он сказал, что он не вернется на "Тампу", а постарается найти работу тут, в Норфолке.
Ночью было полнолуние. Они долго валялись в купальных костюмах на пляже у небольшого костра, который Джо сложил, чтобы отогнать москитов. Он сидел скрестив ноги, а она положила ему голову на колени, и он все время гладил ее по волосам и нагибался и целовал ее; она сказала, какое у него смешное опрокинутое лицо, когда он ее целует. Она сказала, что они поженятся, как только Он получит постоянную работу, и что вдвоем они чего-нибудь добьются. С того самого дня, как она первой ученицей кончила среднюю школу, она все время чувствовала, что она должна работать и чего-то добиваться.
- Здешней публике грош цена, Джо, я даже иногда сомневаюсь, живые ли они вообще.
- Знаешь, Делл, ты мне ужасно напоминаешь мою сестру Джейни, честное слово. Черт побери, она уже многого добилась... Она тоже ужасно хорошенькая...
Делл сказала, что она надеется, они когда-нибудь познакомятся, и Джо сказал, конечно, они познакомятся, и он поставил ее на ноги и привлек к себе и крепко обнял и поцеловал. Было уже поздно, и в ярком свете луны пляж казался холодным и пустынным. Делл начала дрожать и сказала, что нужно одеться, не то она насмерть простудится. Им пришлось бежать всю дорогу, чтобы поспеть на последний трамвай.
Рельсы звенели, когда трамвай летел по залитой лунным светом песчаной равнине, поросшей соснами, полной звона и стрекота цикад и кузнечиков. Делл вдруг съежилась и заплакала. Джо спрашивал, в чем дело, но она не отвечала, только плакала да плакала. Он прямо вздохнул с облегчением, когда довел ее до дому и пошел один по пустынным, тихим улицам в меблированные комнаты, где он жил.
Всю следующую неделю он бродил по Норфолку и Портсмуту в поисках подходящей работы. Он даже съездил в Ньюпорт-Ньюс. Обратно он ехал на пароме, у него не хватило денег на билет, и он уговорился с кондуктором, что вместо платы за проезд подметет паром. Хозяйка требовала платы за неделю вперед. Все должности, на которые Джо претендовал, требовали сноровки или стажа или среднего образования, да и вообще-то их было немного, так что в конце концов ему опять пришлось наняться матросом на морскую баржу, которая ждала буксира, чтобы отвезти в Рокпорт груз угля.
В караване было пять барж; плаванье было, в общем, приятное, на барже только он да старик по имени Гэскин с сыном, пятнадцатилетним парнишкой, которого тоже звали Джо. Один только раз у полуострова Кейп-Код их застиг шквал, и у них разорвался буксирный трос, да и то капитан буксира не растерялся и успел перекинуть им новый.
В Рокпорте они выгрузили уголь и бросили якорь в гавани, ожидая, чтобы их отвезли к другой пристани за обратным грузом - гранитными глыбами. Однажды вечером, когда Гэскин и его сын пошли на берег, а Джо остался нести вахту, помощник механика с буксира, узколицый парень по имени Харт, подгреб к барже на ялике и шепнул Джо, не хочет ли он... Джо лежал на крыше каюты, покуривал трубку и думал о Делл. Холмы, и гавань, и скалистый берег таяли в теплом розовом сумраке. Харт нервничал и заикался. Джо сначала отнекивался, но потом сказал:
- Тащи их сюда,
- Карты у тебя есть? - спросил Харт.
- Есть одна колода.
Джо слез с крыши, чтобы прибрать каюту.
- Есть одна колода.
Джо слез с крыши, чтобы прибрать каюту. Он так, только побалуется, думал он. Не следует путаться с бабами и вообще позволять себе всякое, раз он намерен жениться на Делл. Он услышал плеск весел и вышел на палубу. С моря надвигался туман. Харт и две бабы были уже под кормой. Они спотыкались, и хихикали, и валились прямо на него, когда он помогал им лезть на палубу. Они привезли с собой выпивку, рубленые бифштексы и крекеры. Были они не больно хороши собой, но, в общем, бабы что надо, с большими, крепкими руками, широкоплечие, и пить умели на совесть. Джо никогда еще не видал таких баб. У них было четыре кварты спиртного, и пили они стопками.
С двух других барж каждые две минуты гудели клаксоны, но Джо совсем забыл про свой клаксон. Туман был такой белый, словно вход в каюту завесили холстом. Они играли в покер, но игра у них что-то не клеилась. Джо и Харт за ночь три раза поменялись бабами. Бабы были прямо огонь, им все было мало, но к двенадцати они вдруг стали адски пристойными, поджарили бифштексы, и накрыли на стол, и съели весь хлеб и все масло старика Гэскина.
Потом Харт выбыл из строя, и бабы начали волноваться, что им пора домой - туман и вообще. Хохоча как помешанные, они втроем вытащили Харта на палубу и вылили на него ведро воды. Вода была такая холодная, что Харт дико рассвирепел и полез драться с Джо. Бабы успокоили его и уволокли в лодку, и они исчезли в тумане, распевая "Типперери".
Джо стал приводить себя в порядок. Он сунул голову в ведро с водой, прибрал каюту, выбросил бутылки за борт и стал гудеть клаксоном. Ну их всех к дьяволу, твердил он про себя, не желаю я быть монахом ни ради кого на свете. Он чувствовал себя прекрасно, ему хотелось заняться каким-нибудь настоящим делом, а не крутить этот проклятый клаксон.
Старик Гэскин вернулся днем. Джо заметил, что старик что-то пронюхал, потому что с тех пор он не разговаривал с Джо, только отдавал приказания, и мальчишке тоже запретил с ним разговаривать; так что, когда они выгрузили гранит в Нью-Йорке, Джо потребовал жалованье и сказал, что с него довольно. Старик Гэскин проворчал, что тем лучше и что он не потерпит у себя на барже пьянства и разврата. И так Джо очутился на улице с сорока пятью долларами в кармане и побрел по Ред-Хуку искать пристанище.
Два дня он просматривал в газетах "Спрос труда" и ходил по Бруклину в поисках работы, а потом заболел. Он отправился к какому-то коновалу, адрес которого дал ему в меблированных комнатах один старожил. Доктор, еврейчик с козлиной бородкой, сказал ему, что у него гонорея и что ему нужно ходить каждый день на спринцевание. Он сказал, что вылечит его с гарантией за пятьдесят долларов, половину вперед, и что советует сделать анализ крови, нет ли у него сифилиса, это будет стоить еще пятнадцать долларов. Джо заплатил двадцать пять, а насчет анализа сказал, что подумает. Ему сделали спринцевание, и он вышел на улицу. Доктор сказал, чтобы он как можно меньше ходил, но он не мог заставить себя вернуться в вонючие меблирашки, и бесцельно бродил по грохочущим улицам Бруклина. Было жарко. С него лил пот. Если захватить сразу же, в первый или второй день, тогда не так страшно, твердил он про себя. Он вышел к мосту под надземкой: должно быть, Бруклинский мост.
Идти по мосту было прохладней. Сквозь паутину проводов на сверкающем фоне гавани чернели силуэты кораблей и нескольких высоких домов. Джо сел на скамью на набережной и вытянул перед собой ноги. Хорошо, отправился работать и схватил триппер. Он чувствовал себя ужасно, и что теперь написать Делл, и за комнату надо платить, и работу искать, и ходить на эти проклятые спринцевания. Господи, до чего ему было погано.
Прошел мальчишка с вечерними газетами. Он купил "Джорнел", развернул газету на коленях и просматривал заголовки.