А то, что Жюль Морель был зачинателем этого дела, не помогло ему, даже наоборот - машины его уже устарели.
И тогда он принялся скупать землю и разные строения. Он строил расчет на процветание своих конкурентов. Группы финансистов, уже начавших вкладывать капиталы в пластмассовое производство, скоро будут нуждаться в территории и помещениях для своих новых прессов, которые стоили уже в десять раз дороже, чем его прессы. И тогда Жюль Морель силой войдет в этот круг, но уже не как промышленник, а как владелец недвижимости. Все так и произошло.
Одной из покупок Жюля Мореля в те годы был старый кирпичный завод, превращенный теперь в тот самый поселок Мореля, где живет Мари-Жанна Лемерсье. Там нет канализации, расположен он в низине, у Сенклодского шоссе, вблизи заболоченного пруда. Ссылаясь на все эти недостатки, промышленники просили снизить цену. Но Жюль Морель нашел более выгодным превратить бывшие заводские постройки в жилые помещения. В центре поселка он поставил водоразборную колонку и уборные без стульчаков, как в казармах. Во дворах построил бараки: каждый клочок земли должен был быть использован. Здесь разместилось около пятидесяти семейств. Бывшие печи для обжига кирпича были переоборудованы в однокомнатные квартиры с кухней и сдавались за восемьсот - тысячу франков в месяц. Двухкомнатные квартиры в бараках стоили вдвое дороже. В среднем поселок приносил Жюлю Морелю миллион чистого дохода. Домовладелец сам собирал квартирную плату и покрывал ею расходы на автомобиль - восьмицилиндровую американскую машину, новую модель которой он покупал каждый год. Жюль Морель требовал, чтобы квартирная плата вносилась точно в срок. "Сам я всегда выполняю свои обязательства", - говорил он, и это было действительно так.
Дороги в поселке были немощеные и зимой заболачивались, вода в колонке не годилась для питья, уборные редко чистились. И все же многие жители поселка были рады, что им удалось снять квартиру за умеренную плату.
Поль Морель, единственный сын Жюля Мореля, окончил провинциальное техническое училище. До этого он учился в бионнской начальной школе и поэтому хорошо знал Бернара Бюзара и всех рабочих примерно его возраста. Он требовал, чтобы бывшие одноклассники продолжали говорить ему "ты". Поль числился директором "Пластоформы" и считался компаньоном отца, но тот держал все в своих руках и вмешивался даже в мелочи.
Морель-младший всегда был согласен с требованиями профсоюза, но отец не разрешал ему идти на уступки.
- Конечно, если старик послушается меня, фабрика недолго продержится, говорил Поль рабочим делегатам.
Он объяснял им состояние рынка и почему для отца невозможно платить рабочим больше, чем платят его конкуренты.
- Когда я действительно стану директором, тогда мы погорим.
И он, смеясь, пожимал плечами.
Поль Морель и в самом деле интересовался лишь велосипедным спортом. Но поскольку сам им не занимался, ограничиваясь моральной и материальной поддержкой клуба "Этуаль", не был обречен на целомудрие. Он ухаживал за работницами, вносил за них квартирную плату, дарил дешевые платья, иногда "вывозил" в женевские или лионские кабаки, а когда действительно влюблялся, разорялся на мотороллер.
Старик Морель молчаливо одобрял эту простоту отношений между сыном и рабочими; он считал это ловкой политикой, которая, впрочем, вполне отвечала его собственным чувствам велосипедного мецената, потому что, когда молодые люди заняты спортом, им некогда ходить на политические собрания; не осуждал Жюль Морель и ухаживаний Поля за работницами, что никак не должно было помешать его сыну жениться на дочери настоящего промышленника, владельца завода, оснащенного по последнему слову техники.
А так как деньги в банке выдавались только по чекам с его подписью, старик имел полную возможность регулировать расходы сына, что он и делал.
Договорившись с брессанцем, Бюзар отправился в гостиницу "Франс", где Морели вели свои торговые дела с клиентами, и вызвал Поля Мореля. Тот вышел из ресторана в вестибюль.
- Мне нужны деньги, - заявил Бюзар.
- Ты выбрал очень неудачный момент.
- Ты мне должен тридцать тысяч.
- Ночами не сплю, старик, только об этом и думаю. Сколько тебе нужно?
- Триста двадцать пять тысяч.
Поль Морель рассмеялся.
- Только-то, - и он снова рассмеялся. - По поводу перечисления капиталов обращайся к отцу. Но если тебя устроят пятьсот франков...
- Нет, - ответил Бюзар. - Мне нужно триста двадцать пять тысяч. - И он принялся излагать свой план.
- Все это ты объяснишь мне завтра. Старик и так уже, наверное, не понимает, куда я запропастился...
- Выслушай меня.
У Бюзара был такой же упорно-решительный вид, как во время велогонки, когда он обогнал всех велосипедистов. Полю Морелю не хотелось затевать скандала. Отцу может не понравиться, что его сын занимает деньги у рабочих; впрочем, это могло ему показаться забавным: "Мой сын еще более жуликоват, чем я"; но кто его знает? Во всяком случае, он нашел бы недопустимым, чтобы его сыну выговаривал рабочий да еще при клиентах. Поль выслушал Бюзара и сказал:
- Я лично не против. Но обезьяна может заявить, что ты перезаразишь сифилисом все заведение...
Это было в его стиле: называть отца "обезьяной", будто сам он только рядовой служащий на фабрике, что он и пытался изобразить. "Перезаразить сифилисом заведение" - идиоматическое выражение, распространенное на предприятии, и Поль выучил его одновременно со словами "папа" и "мама".
- Уломай отца, - потребовал Бюзар.
- А почему именно триста двадцать пять тысяч?
- Мне позарез нужна эта сумма.
- Ты натворил что-нибудь?
- Нет. Но недалек от этого. Мне необходим пресс на шесть месяцев и четыре дня. Кстати, фабрика на этом ничего не потеряет.
- Не сомневаюсь.
- Не я первый...
В Бионне ходил рассказ об одном итальянце, который проработал на прессе три месяца, по двадцать часов в сутки, чтобы скопить денег на мотоцикл. Жена сменяла его на четыре часа, пока он спал.
- Ты же пропустишь летние состязания, - пробовал Поль переубедить Бюзара.
Бюзар не рассказал о снэк-баре, считая, что Поль Морель восстанет против его затеи из желания удержать его в "Этуаль" теперь, когда он стал лучшим после Ленуара гонщиком клуба и обещает даже вскоре опередить его. Но Бюзар ошибался.
Морель был убежден, что Бюзар случайно вырвался вперед во время гонок, и говорил: "Бюзар смелый парень, но не выносливый".
- Гонка меня вымотала. Нога до сих пор болит. В этом, году ничего хорошего мне не добиться.
Бюзар был убежден в обратном, но говорил так, стараясь отмести основное, как он предполагал, возражение Мореля.
- Ладно, попробую уговорить старика, - согласился Поль.
- Добейся! - И Бюзар нахмурил свои черные сросшиеся брови, придававшие ему вид человека, способного на отчаянные поступки.
Поль Морель вернулся в ресторан, отозвал отца в сторонку и изложил ему просьбу Бюзара.
- Ни в коем случае! Если каждый рабочий начнет приходить на фабрику, когда ему вздумается...
Но Поль принялся убеждать старика. Бернар - его школьный товарищ, и будет некрасиво, если ему откажут в таком пустяковом одолжении. Жюль Морель томился с клиентами и поэтому выслушал сына, ему не по душе были бесконечные торговые переговоры за обеденным столом, он предпочитал выкладывать все напрямик за своим массивным рабочим столом, по которому можно было стукнуть кулаком.
- Это тот самый Бюзар, который бегает за Мари-Жанной из поселка? - И, подумав, сказал: - Ладно, поступай как знаешь... При условии, если не будет возражать профсоюз.