– Мне надо с тобой поговорить, – произнес он с каким-то жалким видом.
Марон вытер руки, белые от муки, и вышел к Бренну. Мальчики подошли к борту.
– А что случилось? – Марон заглянул Бренну в глаза. – Ты что-то не в себе.
Бренн не в силах был говорить. Признаться в плутовстве было труднее, чем он предполагал. Но теперь, когда потребность в признании возникла в нем и овладела всем его существом, он уже не мог молчать.
– Марон, – хрипло произнес он, – помнишь, как мы на постоялом дворе метали жребий монетой?
– Да, – спокойно сказал Марон. – Помню.
– Я тебе хочу сказать одну вещь насчет этого, – продолжал Бренн, не смея взглянуть другу в лицо. Он посмотрел за борт на пенящиеся гребни волн. – Я… я ведь сплутовал, – выпалил он и добавил уже спокойнее: – Голова была на обеих сторонах монеты.
– Я это знал, – ответил Марон все тем же ровным голосом. – Я увидел, когда схватил монету. Но раз ты мне сам признался, теперь это все равно.
Бренн поднял глаза от клокочущей пены и, наконец, взглянул на Марона.
– Ты знал и ничего не сказал? – Ему было еще стыднее, чем раньше.
– Сперва я рассердился и хотел выложить тебе все. А потом раздумал. Тогда бы мы с тобой по-настоящему рассорились, а я видел, как тебе хочется в Британию. Вот я и решил остаться с тобой. Ведь если бы я не сделал этого, нашей дружбе пришел бы конец. Вот и все. Конечно, мне было тяжело. Но теперь ты все загладил.
Бренн почувствовал, что глаза у него Наполняются слезами. Он крепко пожал руку Марона.
– Ну, так я рад, что мы плывем на восток и рано или поздно попадем во Фракию. Я рад, что плутовство мне не помогло.
– Не надо больше об этом думать, – сказал Марон. – Ты бы сделал так же, как я.
– Не знаю, сделал ли бы, – ответил Бренн. – Но это не важно. Важно, что теперь мы друг друга поняли. Мы будем вместе, что бы ни случилось, и пусть наш путь кончится там, куда занесет нас судьба.
– Пусть будет так.
Они опять крепко пожали друг другу руки.
Тут порыв ветра донес до них из кухни запах варева, и они засмеялись: от бодрящего морского воздуха им захотелось есть. Хорошо жить на свете, – они свободны здесь, на свежем морском просторе, и скоро будет готова вкусная еда.
ГЛАВА XV. МОРСКОЙ РАЗБОЙ
Прошло три дня со времени отплытия из Сириса. Поздно вечером Бренн вышел на палубу.
Прислонясь к мачте, он смотрел на озаренную звездами воду, струившуюся за кормой. Погода по-прежнему стояла ясная. Феликс приказал не прерывать плаванья на ночь, тем более, что бросать якорь неподалеку от берега было бы рискованно, – приходилось опасаться внезапного нападения. Несомненно, за эти дни правители Сириса либо узнали правду, либо догадались о ней и разослали гонцов, чтобы предостеречь власти в других гаванях.
Бренна подняло с койки безотчетное желание еще ваз взглянуть на волны, с глухим шумом разбивавшиеся о борта судна; от волн он перевел глаза на звездное небо, местами подернутое легкими облаками. Он ни о чем не думал, но ощущал какую-то смутную тревогу. Морская пена отливала серебром, и каждый всплеск волн означал, что Британия – все дальше и дальше…
Вдруг он заметил, – со звездами что-то неладно. С самого раннего детства он научился наблюдать движение небесных светил; теперь, снова внимательно взглянув на небо, он увидел, что «Лебедь» идет не в том направлении, куда следует. Нос корабля уже не был обращен к звездам, блиставшим на востоке. Мальчику стало ясно, – корабль повернул и поплыл обратно, на запад.
Бренн проскользнул на корму, не постучав вошел в каюту Феликса и тихонько окликнул его:
– Феликс!
Тот сейчас же бесшумно приподнялся на койке.
– Кто там?
– Я, Бренн.
Феликс высек огонь из кремня, и при тусклом свете восковой свечи Бренн увидел его настороженное лицо; единственный глаз сверкал из-под спутанной гривы.
– Что случилось?
– Кормчий повернул судно; я это заметил по звездам.
Феликс протяжно свистнул.
– Я должен был это предвидеть, Давай поговорим с ним по-свойски.
Он торопливо надел башмаки и, не зашнуровав их, выбежал из каюты. Бренн пошел за ним следом. Они быстро нашли кормчего. Феликс гневно сказал ему:
– Поди-ка сюда! Мне нужно спросить тебя кое о чем.
Кормчий нехотя повиновался. Вид у него был смущенный.
– Глянь-ка вверх! – продолжал Феликс и, схватив кормчего за подбородок, вздернул ему голову кверху: – Погляди-ка хорошенько: что случилось со звездами~
– Ничего с ними не случилось, – мрачно ответил кормчий.
– Они повернулись задом наперед, – глумливо продолжал Феликс, – встали шиворот-навыворот, перекувырнулись, прошлись колесом – называй это, как хочешь. Но каким словом ни назовешь, а ты – подлая собака.
– Я только выполняю приказания, – пробормотал кормчий.
– Вот как! А чьи это приказания? Не мои! Брось финтить! Признайся! Либо с судном что-то неладное творится, либо со звездами. По-твоему, спятили звезды?
– Отвяжись от меня, – дерзко выпалил, кормчий. – кто вы такие, ты и весь твой поганый сброд?
– Кто бы мы ни были – тебе нас не предать! – рявкнул Феликс. Он крепко обхватил кормчего, приподнял его и с размаху швырнул за борт. Затем он легонько раз-другой взмахнул руками, словно стряхивая с них пыль.
– Зачем ты это сделал? – спросил Бренн; он шагнул к Феликсу, чтобы остановить его, но было уже поздно. – Кто теперь будет вести судно?
Феликс почесал голову.
– Верно, – сказал он, – я малость поторопился, но так ему и надо!
Он на минуту призадумался и стал потихоньку напевать печальную песенку. Затем он сказал:
– Давай поговорим с помощником.
Тот, в смертельном испуге выглядывавший из рубки, попятился, когда Феликс подошел к нему.
– Не бойся, – сказал Феликс. – Ты только повиновался его приказаниям, – значит, ты тут ни при чем. Ты умеешь распоряжаться на корабле?
Несколько оправившись от испуга, моряк кивнул головой.
– Значит, теперь за все отвечаешь ты, – сказал Феликс. – Только не вздумай сыграть с нами какую-нибудь штуку; ты видел – это добром не кончается. Поверни судно, поставь звезды на место и веди себя как полагается.
Корабль снова поплыл на восток. За истекшие три дня матросы – сами рабы – успели подружиться с повстанцами и сочувственно относились к их попытке вырваться на свободу. Таким образом, после устранения кормчего, ничто уже не нарушало полного согласия на «Лебеде».
Следующие два дня плаванья прошли спокойно, а на третий – наблюдатель заметил на расстоянии около пяти миль корабль, шедший прямо к «Лебедю».
Среди повстанцев поднялся переполох; они решили, что это военный корабль, высланный, чтобы схватить их и вернуть в Италию. Феликс несколько успокоил людей, объяснив им, что корабль идет к Италии с востока и, значит, не мог быть послан за ними в погоню.
Опасения рассеялись не вполне. Как-никак судно могло быть военное; что, если его начальнику вздумается обыскать «Лебедя»? Но наблюдатель, донес, что корабль, тем временем подплывший довольно близко, судя по всему, торговый: обводы у него более закругленные, чем у военных судов, его двигали паруса и не видно было гребцов, размещаемых на военных судах тремя ярусами и являющихся непременной их принадлежностью.
Повстанцы приободрились; некоторые из них даже влезли на мачты, чтобы лучше разглядеть корабль, приближавшийся к ним.
Новый кормчий подошел к Феликсу и сказал:
– Начальник, я хочу кое-что предложить тебе.
– Выкладывай, – отозвался Феликс, жевавший ячменную лепешку. – Я никогда не мешаю людям говорить, но мне случается уложить человека на месте, если он скажет не то, что надо.