Именно этот сдвиг к западу и дал ему возможность учуять первый едва уловимый запах врагов, так как Быстрая Молния и Мистик, двигаясь строго против южного ветра, проследовали на значительном расстоянии от вершины излучины, где стоял Япао. А еще в трехстах ярдах к югу, как раз в том направлении, куда стремились волки, по площади в несколько акров разбрелось его стадо — большие темные пятна, почти неподвижные в усердном добывании мха из-под снега.
Япао был самым старым и самым крупным в стаде из двенадцати животных. В ярком свете звезд он выглядел огромным и несуразным чудовищем. Высотой в холке не более четырех футов, он имел тем не менее восемь футов в длину, а его голова — обращенная под прямым углом к приближающейся опасности — напоминала гигантское стенобитное орудие, обшитое костяной броней. Природа предназначила ему быть самым северным из всех живых существ, ибо Полярный круг для него являлся южной, а не северной границей пастбищных угодий. Тело его имело округлую форму; ноги у него были исключительно короткими и мощными, шерсть густой и настолько длинной, что под брюхом волочилась по снегу. Под этой шерстью, надежно предохраняя тело от холода, находился слой мягкого пуха в два дюйма толщиной. Даже подошвы ног Япао поросли волосом, густым, как войлок, и единственным обнаженным местом на всем его туловище был кончик носа. Прикрывая верхнюю часть его крупной головы наподобие стального шлема, широкая костяная пластина изящно изгибалась позади глаз и заканчивалась с обеих сторон острыми, как два штыка, рогами. Это был его щит, его передняя линия обороны. С помощью этого щита он и сражался, ибо Япао, редко нападавший на своих врагов, предпочитал, чтобы они сами вышибали из себя дух об эту неприступную твердыню на его голове.
Всего несколько секунд Япао стоял молча. Затем из его горла вырвалось глухое низкое мычание. Пожалуй, оно скорее походило на овечье блеяние, чем на мычание, хоть и было более хриплым и глубоким, словно исходило из брюха Япао, а не из его груди. В великом безмолвии бесплодных пустошей оно прозвучало, как тревожный рокот барабана. Немедленно вслед за этим последовал топот копыт вспугнутых животных, и тут проявилось то, ради чего природа избрала более темный вариант окраски мускусных овцебыков, сделав его фактором жизни и смерти. Не обладая острым зрением, каждый овцебык тем не менее в любом случае мог различить своего соседа, который темным пятном выделялся на фоне остального белого мира. В противоположность многим другим животным, они не разбегались но сторонам в момент опасности, но сбегались вместе, и вторичное блеяние Япао заставило их броситься к нему. Он же сам в это время направился навстречу стаду. Подобно тому как пионеры далеких прерий выстраивали свои фургоны в тесный кружок против нападающих индейцев, так и Япао и его стадо медленно и неуклюже, но почти с человеческой тщательностью построились в защитный круг. Хвостами к общему центру, головами наружу, они стояли, так тесно прижавшись плечами друг к другу, что казалось, будто каждый из двенадцати овцебыков прошел специальную выучку в формировании именно этого строя. Опустив книзу тяжелые головы, они замерли в ожидании.
В пятидесяти футах от неподвижного круга больших темных животных появились Быстрая Молния и Мистик, причем лесной волк — несколько огорошенный таким устрашающим боевым порядком незнакомых существ — смущенно ожидал действий своего товарища. Трижды Быстрая Молния обошел круг, причем в третий раз на расстоянии не более десяти футов от склоненных голов. Мышцы его тела собирались для прыжка, и в начале четвертого обхода он выпрямился, как пружина, и метнулся прямо к горлу Япао.
Однако Япао, несмотря на скверное зрение, разглядел его маневр: старый боец так искусно повернул свой щит, что Быстрая Молния врезался в него с силой, которая невольно заставила его завизжать, когда он кубарем покатился по истоптанному копытами снегу. В тот же миг послышался еще один глухой удар: Мистик испытал свое первое столкновение с черепом мускусного овцебыка. С яростным рычанием Быстрая Молния вскочил и прыгнул снова, и лесной волк из чувства солидарности последовал его примеру. В течение трех или четырех минут удары их тел напоминали приглушенную барабанную дробь, и для Япао и его соплеменников, обладай они чувством юмора, атаки этих волков могли бы послужить небезынтересной забавой. Но Япао и его угрюмое черноголовое стадо были так серьезны, как богословы на молебне.
Избитые, запыхавшиеся, с вываленными языками, Быстрая Молния и Мистик наконец отступили на несколько шагов, чтобы обдумать положение. Снова и снова кружили они вокруг Япао и его стада, но ни одна голова в оборонительном круге не отклонилась ни влево, ни вправо, и в конце концов сущность сложившейся ситуации начала постепенно доходить до Быстрой Молнии. До сего часа он не сознавал в полной мере необходимость стаи, — а именно стая была нужна ему сейчас, та самая стая, которую он вел на убийство карибу и впоследствии на резню домашних оленей Оле Джона. Понимание того, что сбор стаи являлся, пожалуй, единственным способом охоты на мускусных быков, не было результатом его рассуждений, как и все его действия не были проявлением его необычайной личной стратегии или сообразительности. Просто так же, как врожденная животная смекалка подсказала ему созвать стаю, когда он напал на след стада оленей, так и теперь та же смекалка побудила его как можно скорее подключить к действию дополнительных участников операции. Отбежав на сотню ярдов, он выбрал подходящую площадку на выступающем узком плато и завыл. Он выл, как никогда прежде, а Мистик, чье острое восприятие быстро постигло сущность маневра товарища, не прекращал нападать, огрызаться и ложными выпадами отвлекать внимание мускусных быков. Даже когда Быстрая Молния удалился настолько, что его голос стал едва различим, Мистик упорно продолжал оставаться на посту. И пока большой одинокий волк кружил вокруг стада, Япао и в голову не могло прийти разрушить свой боевой порядок.
В трех четвертях мили к западу узкая ровная полоска земли посреди вздыбленной и вывороченной тундры заканчивалась широким плато; к этой обширной площадке и направился Быстрая Молния, останавливаясь через каждые две-три сотни ярдов, чтобы издать призывный вой. Давно уже волчий вой, зовущий к охоте, не звучал в этих краях, и на расстоянии мили отсюда тощая белая фигура, шнырявшая под звездами в поисках пищи, замерла на месте, обернувшись в сторону этого призыва. Еще дальше второй волк уловил сигнал, а за ним и третий, — и так далее до тех пор, пока находились уши, чтобы слышать, и голоса, чтобы отвечать на зов, разносящийся в ночи. Во времена карибу этот зов собрал бы сотню волков; сейчас же — разбежавшиеся поодиночке, худые, красноглазые, подыхающие от голода — лишь двенадцать явились, чтобы присоединиться к Выстрой Молнии. С ними он повернул назад, на узкую изогнутую полоску посреди тундры, и здесь, на этой гладкой морщине среди ледниковых холмов и морен, волки впервые уловили запах мускусных быков. Мистик был по-прежнему занят своим делом, и Япао со стадом продолжал пребывать в стоическом ожидании, когда стая стремительно вырвалась из мрака.
Теперь в сиянии звезд разыгралось уже настоящее сражение. Имея перед собой на две головы превосходящего противника, Япао и его команда больше не стояли неподвижно, ожидая своей очереди для отражения атаки. Четырнадцать разящих, скачущих, осатаневших от голода зверей выступали против них, — и самыми свирепыми из всех были Быстрая Молния и Мистик. Снова и снова отлетали они, отброшенные костяными шлемами мускусных быков.