Это касается не только “Белого солнца пустыни”, но и многих других произведений искусства вообще и киноискусства в частности. Например, много символически иносказательного и в фильме Л.Гайдая “На Дерибасовской хорошая погода, на Брайтон-бич опять идут дожди”, и в фильме “Время печали еще не пришло”. Всё это, конечно, касается современности, но так было на протяжении всей истории человечества, как только появилось искусство с его художественными образами, отображающими объективную социальную реальность. «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте…» — это тоже из весьма символичного произведения, написанного действительным суфием, как сообщает об этом Идрис Шах в книге “Суфизм”. Но каждый ответит на вопрос «Почему нет повести печальнее?» — по своему, в зависимости от того, насколько он в состоянии увидеть в персонажах и обстоятельствах сюжета наряду с личностными чертами людей черты, объективно свойственные реальным общественно-историческим явлениям: именно одинаковость свойств позволяет отождествить персонажи с явлениями, иными словами, — в персонажах выявить олицетворение явлений[11] .
Если же этот этап выпал из процесса осознания и понимания творения художника или по каким-то причинам оказался недоступным, то иносказательная сторона смоделированного в произведении социального процесса или явления, охватывающего иногда жизнь многих поколений, останется закрытой. При таком подходе читатель конечно будет не согласен с любой расшифровкой символа, поскольку для него образ-символ просто не существует; более того, для него проще будет объявить всякую расшифровку вымыслом, домыслом, графоманством или плодом больного воображения. Но это только одна крайность затронутой нами проблемы.
Другая состоит в том, что расшифровку всякой символичности можно продолжать неограниченно долго, затрагивая всё большее количество частностей; можно переходить от выявления второго смыслового одного художественного произведения к другому, после чего расшифровки информационно емкой символики будут разрастаться как снежная лавина, способная засыпать своей массой всё живое в окрyге. Так о пресловутом символе «инь-янь» за всё историческое время его существования написаны целые горы книг, но всё же «инь-янь» остаётся самим собой — символом Жизни, частью Жизни, но не Жизнью во всей её полноте и много— и разнообразии.
И в каждом случае, чтобы избежать этих крайностей, следует придерживаться определенного правила, при соблюдении которого конкретные общественные обстоятельства, а также избранная определённая адресация второго смыслового ряда художественного произведения сами подскажут, каким кругом вопросов и объемом необходимо ограничиться, чтобы второй смысловой ряд отвечал определённым общественным потребностям в благе в настоящее время или в перспективе.
Предлагаемый вниманию читателя второй смысловой ряд иносказания “Белого солнца пустыни” решает конкретную проблему преодоления концептуальной неопределенности управления Русской цивилизацией. Чтобы раскрыть иносказание сначала необходимо дать ключи-символы, которые предстают перед зрителем в образах главных героев фильма.
Персонажи-символы и соответствующие им образы социальных процессов и явлений.
Екатерина Матвеевна— образрусского народа.
Сухов Федор Иванович— образ русскогобольшевизма, не приемлющего паразитизма “элитарного” меньшинства.
Саид— образкоранического ислама, не видимого для большинства мусульман и немусульман в исторически сложившейся традиции исповедания «ислама».
Тандем Сухова и Саида— образ нового исторического явления, порожденного борьбой большевизма с абстрактным гуманизмом; сознанием трудящегося большинства отождествляется состалинизмомпо имени человека, возглавившего в первой половине ХХ века в СССР борьбу большевизма со всеми проявлениямипсихического троцкизма;по сути своей есть проявление общественной инициативы Русской цивилизации, формирующей культуруБогодержавия.
Рахимов— образпсихического троцкизма.Троцкизм — это психическая проблема, а не разновидность марксистской идеологии. Это —древнее явление, присущее глобальной толпо-“элитарной” цивилизации и позволяющее людям, ему приверженным, открыто декларируя благие намерения, подавлять их своими же действиями по умолчанию; является основойидеалистического и материалистического атеизма. В далеком прошлом выступал под именемодержимости; во времена расцвета просветительства на Западе воспринимался в качествеабстрактного гуманизма,а в период революционных потрясений в России получил названиетроцкизма, по имени человека, который в полной мере сочетал в своей личной жизни и общественной деятельностиодержимость, абстрактный гуманизм и атеизм.
Черный Абдулла— образ скрытого от сознания масс надгосударственного управления, формирующего на планете “новый мировой порядок” осуществления рабовладения на основебиблейской концепции управления;в России получил названиеГлобальный надиудейский Предиктор.
Петруха— образматериалистического атеизма, введенного в Россию абстрактными гуманистами Запада в формемарксизмапо мере того, как её народы преодолевали в своем сознанииидеалистический атеизмБиблии.
“Женщины Востока” с закрытыми чадрой лицами —образнациональных “элит”, скрывавших свою преданность библейской концепции управления в период до развала СССР;“женщины Востока” с открытыми лицами— народы СССР-России, проданные в библейское рабство своими национальными “элитами” в период перестройки.
Гюльчатай— образ бездумной периферии Глобального Предиктора; в сущности —мафии, самой древней, самой богатой и самой “культурной”, отождествляемой обыденным сознанием с еврейской “нацией”.
“Таможня” — П.А. Верещагин— образ“элитарной” либеральной интеллигенцииРоссии-СССР, закрывающей доступ к знанию народам в силу своей приверженности к догматам идеалистического и материалистического атеизма.
Подпоручик Семён— образ бездумно верноподданной “элиты” (в том числе и военной), выброшеннойбольшевизмомиз России за неспособность повысить качество жизни её народов.
Настасья, жена Верещагина— образиерархии всех христианских церквей, бездумно приверженной догматам идеалистического атеизма — основы ведически-знахарской культуры.
Лебедев— образ национального жречества, выродившегося взнахарство.
Кони— образтолпы, оседланной национальными “элитами”.
Люди Черного Абдуллы—национальные “элиты” Запада, бездумно приверженные библейской концепции управления.
Четыре старцас покрытыми головами — образ первичных предельных отождествлений (материи, энергии, пространства и временив «Я-центричном» мировоззрении) — основа формирования догматов всех “священных писаний”, порождающая мировоззренческий калейдоскоп в сознании людей.
Три старцас обнаженными после взрыва динамита головами — образ троицы (материи, информации и меры), которую Бог любит — основа преодоления догматов всех “священных” писаний и мозаичного представления о мире; своеобразный“динамит”,заложенный под все материалистически науки и идеалистически вероучения на основе «Я-центричного» мировоззрения.