Вечером мы прилетели в город, тепло попрощались с братским сербом, по истошным крикам «Карака-какака-каракас!!!» нашли на автовокзале свой автобус и укатили на север. А наутро, злые и невыспавшиеся после ночи в автобусной «дискотеке», мы добрались до заповедника Генри Питер на перевале через Береговой хребет.
Контора заповедника расположена в циклопическом здании Ранчо Гранде — недостроенного дворца покойного диктатора Гомеса. Стоит оно на крутом склоне, поэтому с верхнего этажа, занятого конторой, можно выйти прямо в лес. Остальные четыре этажа населены несметным количеством летучих мышей, которые даже днем носятся стаями среди огромных пустых залов и обрушившихся перекрытий. Больше всего здесь крупных плодоядных копьеносов (Phyllostomus и других) и маленьких, быстрых, как ласточки, насекомоядных бульдоговых (Molossidae).
Но главная достопримечательность дворца — не причудливые летучие мыши, а птицы.
Мне, увы, не удалось вернуться сюда в ноябре, когда через перевал пролетает чуть ли не треть видов птиц США и Канады. Но и в июне была в наличии вся местная фауна. Каждое утро сотрудники заповедника выкладывают на кормушки фрукты и семечки, и на этих кормушках можно увидеть до 30 видов сразу. Мы пробыли в заповеднике день, ночь и еще утро, и не было случая, чтобы я, проходя по веранде, не увидел что-нибудь новое.
Здесь были сине-фиолетовые индиговые вьюрки (Passerina), ярко-оранжевые огненные чижи (Serinus cucullatus), крошечные пушистые манакины (Pipridae) невероятно яркой расцветки, сочно-синие цветочницы (Diglossa), семицвеная, пятицветная, изумрудная, голубая, красная и еще десяток танагр (Traupidae), зеленые туканы (Aulacorhynchus), попугаи всех калибров, лазурные сойки (Cyanocorax) и множество прочих. Я стрельнул у жившего в соседней комнате итальянского орнитолога здоровенный кирпич «Птиц Венесуэлы» с прекрасными картинками и благодаря этому наконец-то начал немного ориентироваться в фантастическом разнообразии местных птиц, многие из которых не встречаются нигде, кроме Берегового хребта.
Но самое большое удовольствие нам доставили не птицы на кормушках, летучие мыши или пушистые белки, а маленькие колибри. На ветках деревьев, свешивающихся на веранду, болтались поилки с сахарным раствором (ни в коем случае нельзя заливать туда медовый раствор, от него птички могут погибнуть). Перед «носиками» поилок то и дело с мягким гудением зависали чудесные создания размером с мизинец, а иногда и с большого шмеля. В этом месте большинство птиц почти не боится человека, но колибри — самые доверчивые. Если поставить перед поилкой палец и стоять неподвижно, они садятся на него и, запустив длинный клювик в поилку, тянут сахарный раствор. Тот миг, когда мне на палец опустился черно-зеленый небесный сильф (Aglaiocercus kingi) с 20-сантиметровым темно-синим хвостом, я с тех пор всегда вспоминаю в трудную минуту, чтобы поднять настроение.
В окружающем лесу тоже было много интересного. К сожалению, мне приходилось бродить по горам в одиночку. Дело в том, что, как я уже говорил, в маршруте на Анхель мы оплатили питание заранее. Кормили там необыкновенно вкусно и в неограниченном количестве, поэтому мы постарались наестся на несколько дней вперед. В результате у Юльки заболел животик, и она вынуждена была лежать в мрачном полупустом дворце, пока я бегал по окрестностям.
Поначалу я притаскивал ей всякие интересные вещи, чтобы развлечь. Например, ярко-алую с черными кольцами тысяченожку-кивсяка размером с карандаш, или жука-суперсветлячка Pyrophorus. Точнее, щелкуна — самые яркие светящиеся жуки здесь имено щелкуны. Спереди у него две ярких зеленых «фары», в полете включается голубой мигающий «маячок», а при посадке — расположенный на заднем конце пятисантиметрового тела «стоп-сигнал».
Но потом я понял, что зря травлю душу лишенной возможности составить мне компанию Юльке.
На склонах рос влажный тропический лес, ближе к вершинам переходивший в облачный. От дворца расходилось несколько узких скользких тропинок, проложенных одним американским ботаником. По одной из них можно спуститься в сухие леса и потом к морю, но этот путь я надеюсь проделать в следующий раз. Сам ботаник погиб пять лет назад — он упал с платформы, которую построил на вершине высокой сейбы, и разбил голову о досковидный корень.
Здесь я впервые встретил большую колонну бродячих муравьев (Ecyton). Это необыкновенно интересная штука. Их много видов, и у каждого свой характер построения. Одни идут беспорядочной лавой, другие — широкой фалангой, третьи — отдельными легионами, четвертые — узкой колонной или цепочкой. Одни совершают переходы днем, другие ночью, одни взбираются на кусты и деревья, другие нет.
Некоторые виды, встретив тропинку, сворачивают на нее и идут по ней сотни метров, другие избегают любых открытых мест.
В двух-трех шагах перед фронтом колонны можно идти совершенно спокойно, а позади «армии» тянется длинный «хвост» кусачих отстающих. Поэтому наблюдать за колонной лучше спереди. Муравьи выпугивают из лесной подстилки великое множество сверчков, пауков, лягушат и прочей мелочи, которую иначе довольно трудно увидеть. Эта шуршащая «волна» привлекает множество птиц. Некоторые птицы, особенно из семейства муравьеловок (Formicariidae), которые на самом деле едят не муравьев, а вспугнутых ими насекомых, встречаются почти исключительно рядом с «армиями». Над некоторыми колоннами в воздухе неподвижно висят маленькие мушки, которые откладывают яйца в муравьиных личинок, а в гуще толпы попадаются всевозможные дармоеды — жуки, гусеницы бабочек-голубянок (они маскируются под личинок, и муравьи несут их с собой) и прочие.
После каждого рейда по лесу я возвращался во дворец, чтобы навестить Юльку, за которую начал здорово волноваться. Там я разговорился с итальянским орнитологом.
— А что тебя интересует больше всего? — спросил он.
— Я сейчас не на работе, поэтому могу изучать всю фауну подряд.
— Ну, а все-таки?
— Меня все интересует. Змеи, птицы…
— Змеи? Тут нет змей.
— Есть. Я тут один день и уже нашел двух.
— Не надо меня пугать, — засмеялся он, — Я живу в заповеднике месяц и ни одной не видел.
— Просто орнитологи всегда смотрят вверх, а не под ноги.
— Все равно не верю. Если бы ты видел здесь змей, ни за что не ходил бы по лесу в такой обуви, — он показал на мои плетеные сандалетки.
Напрасно я объяснял, что змеи обычно уползают с открытых мест, услышав шаги, и ходить по тропам можно даже босиком. Итальянец был уверен, что его просто разыгрывают. А ведь он профессиональный зоолог! Потом я столкнулся с тем, что многие исследователи панически боятся змей. Если у них ночью ломается фонарик, они боятся сделать даже несколько шагов и неподвижно стоят до утра, к радости комаров.
Комаров, кстати, в сельве меньше, чем в наших лесах. Можно вообще ходить в плавках, если не останавливаться надолго. Они очень разнообразны по размеру и внешнему виду, но мало что переносят. Малярия встречается редко (ее переносчики, комары Anopheles, часто выводятся в лужицах воды, которая скапливается в основании листьев Heliconia — растения типа банана, но с огромными красными соцветиями.) Желтая лихорадка, завезенная из Африки, практически исчезла благодаря прививкам. Москиты, переносчики лейшманиоза, более опасны, но они встречаются в основном в сухих лесах.
Весь день из леса то и дело доносились завывания рыжих ревунов (Alouatta siniculus), но увидеть их мне никак не удавалось. Уже под вечер к нам в комнату заглянул мой друг итальянец.
— Я нашел огромного ревуна, — сказал он, — пошли быстрее, может, он еще там.