- У меня, почему-то, не создалось впечатления, что все действительно в порядке, - произнесла она, - Что-то тебя беспокоит. Может быть ты объяснишь мне, что именно?
Я задумался.
- Даже не знаю, как бы получше это выразить, - сказал я.
- Мне кажется, что проблема во мне. Ты говорила, что при создании пирамиды мне необходимо любить этих женщин, испытывать к ним самые искренние чувства, и они должны отвечать мне взаимностью. С взаимностью проблем не возникает, да я и сам не могу сказать, что я их не люблю, но любовь, которую я испытываю к ним - какая-то искусственная, словно я выполняю упражнение по созданию определенных эмоций и настроя.
Где-то в глубине души у меня остается странный неприятный осадок, ощущение, которое я не могу определить и не могу понять. Мне нравятся эти женщины, мне хочется любить их, и в то же время что-то внутри меня противится этой привязанности. Время от времени я ощущаю что-то вроде внутреннего барьера, внутреннего отталкивания, которое иногда сменяется чувством вины, а иногда - иррациональным необоснованным страхом. Конечно, моей техники управления эмоциями хватает на то, чтобы подавлять эти неприятные ощущения и испытывать те чувства, которые я хочу, но все же этого недостаточно. Мне не нравится эта раздвоенность чувств.
- Так происходит со всеми, - ободряюще улыбнулась кореянка. - Меня бы удивило, если бы тебе удалось этого избежать. Это всего лишь означает, что кое-какие кирпичики твоей модели мира положены криво, и, чтобы добиться успеха со своей пирамидой, ты должен подправить некоторые из них.
- Мне, конечно, нравятся аллегории, - сказал я, - но не могла бы ты объясниться более конкретно?
- Почему бы и нет? - не стала спорить Лин. - Кирпичики, из которых складывается твоя модель мира - это твои убеждения и установки, возникавшие незаметно для твоего сознания в процессе всей жизни. О некоторых своих убеждениях, прошедших цензуру сознания, ты осведомлен, и ты можешь их высказать, если тебя об этом попросить, но убеждения, прошедшие цензуру сознания, составляют лишь небольшую часть твоей модели мира. ее оштукатуренный и подкрашенный фасад, за которым скрывается шаткое и неустойчивое сооружение.
Обычный человек привык жить со своей моделью, он научился уравновешивать ее и избегать толчков, способных ее разрушить, но воин жизни сам разрушает свою модель, точнее, видоизменяет ее, восстанавливая сломанные кирпичи и укладывая их ровно и гармонично.
- Учитель обычно говорил о расширении модели мира, а не о ее разрушении, - сказал я. - И я, следуя его указаниям, старался именно расширять ее, чувствуя, как от этого она действительно становится более устойчивой и гармоничной.
- Одного расширения недостаточно, - покачала головой кореянка. - Мозг шизофреника или наркомана под действием безумных фантазий может безгранично расширять модель мира, но эта модель мира не будет устойчивой. Она способна рассыпаться в любой момент, похоронив под обломками своего носителя. На опыте твоего общения с женщинами пирамиды ты сумел убедиться, что расширение модели мира не решает все проблемы.
- А почему ты связываешь мои затруднения именно с убеждениями, с кирпичиками модели мира? - спросил я. - Может быть, все дело в том, что я до безумия влюблен в тебя, и именно поэтому мне сложно испытывать подобные чувства к еще изрядному количеству других женщин? Для подпитывания чувств и эмоций необходимо наличие определенного количества энергии, и иногда мне кажется, что причина заключается именно в нехватке энергии. Я заметил, что когда я переутомлен, мое внутреннее отталкивание заметно усиливается, но как только я отдохну и восстановлю силы, оно исчезает, становясь почти незаметным.
- Просто когда ты чувствуешь себя энергичным и полным сил, у тебя хватает энергии на защиту целостности своей модели мира, и эта энергия, к сожалению, растрачивается впустую. Именно поэтому гораздо целесообразнее выправить модель раз и навсегда, чем защищать ее от самого себя всю оставшуюся жизнь.
- Может быть ты и права, - пожал плечами я. Кореянка прикоснулась к моей руке и пристально посмотрела мне в глаза. Ее лицо стало серьезным и сосредоточенным.
- Ты считаешь, что действительно искренне любишь меня? - спросила она.
- Конечно. Неужели ты в этом сомневаешься? Ты ведь знаешь меня, как никто другой.
- А теперь постарайся быть абсолютно честным со мной и с самим собой. Неужели у тебя никогда не возникает при общении со мной того же внутреннего отталкивания, неприятия или иррационального страха?
Словно спровоцированная ее словами, волна липкого ужаса поднялась у меня внутри. Я одновременно испытывал страх и печаль, желание убежать и желание оттолкнуть, и может быть, даже ударить ее. Я похолодел, чувствуя, как у меня по спине пробегают отвратительные холодные и влажные мурашки. Желудок непроизвольно сжался. Меня подташнивало.
- Лин, что ты сделала? - с ужасом спросил я. - Этого просто не может быть. Я не могу испытывать по отношению к тебе таких чувств. Это неправильно. Со мной никогда такого не случалось.
- Это случалось с тобой, и много раз, - спокойно сказала кореянка. - Ты просто этого не замечал, потому что твое влечение ко мне гораздо сильнее, чем отталкивание. Ты игнорировал эти неприятные сигналы, исходящие из глубин подсознания, считая, что любишь меня, и просто отказывался открыто признать то, что противоречило твоим глубоким и сильным чувствам. Сейчас ты впервые оказался лицом к лицу с тем, чего так долго не хотел признавать - с твоей двойственностью по отношению к женщине.
Я выполнил глубокое дыхание, пытаясь избавиться от отвратительного спрута, угнездившегося у меня внутри, но напряжение не спадало.
- Ты борешься, - услышал я голос Лин. - Не надо бороться. Просто признай, что эти чувства тоже часть тебя. Это станет первым шагом.
- Первым шагом к чему? - спросил я просто, чтобы что-то сказать.
Разговор отвлекал меня от отвратительных навязчивых ощущений, которые я. несмотря ни на что, в глубине души отказывался признать своими.
Лин обняла меня, прижимаясь ко мне всем телом. Ее губы скользнули вдоль моей шеи и щеки, отыскав, наконец, мой рот. Поцелуй, вначале нежный, стал влажным, жарким и чувственным. Язык девушки, вибрируя, пробегал вдоль моих губ, пробираясь глубже, к деснам, проникая в глубину рта.
Напряжение спадало, и я с огромным облегчением отметил, что на смену так растревожившим меня ощущениям снова приходит глубокая и безграничная любовь к моей возлюбленной.
Лин отстранилась, и из-под упавших на лицо волос блеснул ее лукавый взгляд.
- Так-то лучше, - улыбнулась она. - Не стоит стыдиться своих чувств или отказываться от себя самого. Эти тревожные чувства - всего лишь результат действия некоторых испорченных и перекошенных кирпичиков твоей модели мира. Тебе остается только восстановить и исправить их.
- Как это сделать? - спросил я с внезапно пробудившимся интересом.
- Для начала нужно узнать, как в твоей модели мира оказались именно такие кирпичики, то есть понять, как женщины научили тебя реагировать на них подобным образом.
- Вообще-то мне казалось, что я хорошо реагирую на женщин, - задумчиво сказал я, уже понимая, что на самом деле это не так.
- Когда-то женщины причинили тебе вред, - с уверенностью сказала Лин. - Иначе бы у тебя никогда не возникало при общении с ними чувства страха и отталкивания.
- Наверное, всем женщины когда-нибудь в той или иной форме причиняют вред, - сказал я. - В жизни каждого человека встречается достаточно травм.