Знаки радиационной опасности висят.
Палин поинтересовался у начальника смены АЭС о работах по общестанционным нарядам… Полным ходом монтаж на блоке спецхимии… Три бригады электромехаников допущены на наладку электроприводов арматуры. Одна бригада – в помещение над радиоактивными емкостями… Проклову – проверить.
Проклов:
– Гамма-фон. Работать шесть часов… Абдулхаков:
– В емкостях не задраены лазы. Крышек лазов что-то не видно…
Телефон. Палин – Шаронкину:
– Немедленно наживить крышки и задраить лазы!
Через тридцать минут Шаронкин – Палину:
– Крышек нет… Черт знает, где… Съели, наверное… Крысы… Закрыл пока лазы паронитом… Курам насмех…
Гидроудары в деаэраторах нарастают. Стали пушечными. Вздрагивает вся деаэраторная этажерка. Палин ощущает отдачу пола…
Звонит Дрозд, начальник турбоцеха:
– Владим Иваныч, пришли «дозика» померить воду, аэрозоли… – Голос вздрагивающий, виноватый. – Деаэраторы пляшут на опорах. Кажется, оборвало дренажную трубу… Хлещет кипяток. Пар… Быстро!..
Палин послал Моськина. Маленький, верткий. «Дозик» с субмарины. На яйцевидном, в частых жировичках лице – постоянная готовность к действию. Выражение глаз еще военно-морское. Они будто кричат:
– Есть! Есть! Есть!
С газодувкой через плечо и с радиометром в руке Моськин рванул на двадцать пятую отметку. Там хлестал кипяток.
– Ах, вода, вода… – сокрушенно бормотал Моськин. – Счас бы пластырь…
Чугунная дверь в деаэраторную открыта настежь. Из проема валит пар. Моськин включил газодувку.
Трах-трах! Бух-бух-бух! Дринь-дринь-дринь! – гремят то глухо, то ударами молнии, то мелким металлическим стуком гидроудары.
Появился Дрозд. Лицо испуганное, хотя видно, что изо всех сил он старается не показать свою растерянность.
– Ну, ты качай, а я побежал на блочный щит… – говорит он Моськину, а голос такой, будто советуется.
– Аэрозоли – три нормы! – кричит ему вдогонку Моськин и натягивает «лепесток». Бежит к телефону. Докладывает обстановку Палину. Палин звонит на блочный щит управления.
Ответ:
– Некогда! Позже… Заливаюсь… Палин Алимову:
– Вода в деаэраторной хлещет на пол. Зальет электрощитовые. Принимайте меры…
Алимов:
– Знаем… Думаем… Сейчас… – Голос хороший, вежливый.
«Опасность… – думает Палин. – Подперло… А то пузо вперед и…»
Телефон. Абдулхаков Палину:
– В машзале долбает. Прямо канонада. Бьет в конденсатопроводе и на питательной линии. Оборвало опору трубопровода… – Хрипло, гортанно смеется. – Дрозд бегает как помешанный. Без чепца. Сделал ему замечание… – Снова хрипло хохочет. – Война, Владимир Иванович…
Палин бежит в машзал.
«Торбина бы сюда… Пусть обкатается, деятель…» На двенадцатой отметке его встречает Абдулхаков с вытаращенными глазами. Хрипло кричит:
– Вон-вон, смотрите! На питательной линии оборвало «гусак»… Воздушник!..
Кипяток хлещет расширяющейся струей в стену. Палин прикинул расход:
«Примерно, пятьдесят кубов в час… Плюс столько же, а может, больше в деаэраторной… Началось…»
Бежит к телефону. Кричит на ходу Абдулхакову:
– Бери мазок на нулевой отметке! Активность доложи мне!
За турбогенератором, в просвете между цилиндрами турбины, просеменила глыбастая фигура Федосова. Палин бросился к нему, перехватил.
– Беги к морю! Контроль активности на сливе из «черной трубы»! Головой отвечаешь… Меня непрерывно держи в курсе…
Федосов побежал, прихрамывая.
Пулей влетел на двенадцатую отметку Алимов. С ним – представитель научного руководителя по реактору. С Курчатовской бородкой. Тонкая кость, белый воротничок, чуни поверх штиблет, белый лавсановый халат поверх костюма. Таращит глаза, растерян.
– Что?! – кричит ему Палин.
– Не вписывается в формулы?!
– Потрясающе! – кричит научный руководитель. Алимов подбегает к Палину. Привычный нырок головой.
– Где Дрозд?! Что он, не знает, как пускать паропроводы?!.. Ты никогда не пускал турбину?! – вдруг спрашивает он Палина. В голосе плохо скрытая паника.
– Никогда, Станислав Павлович! Ты что, с луны свалился?! Я с рождения дозиметрист!.. – Палин ехидно сощурил глаза.
«Сволочь!.. – подумал. – Берутся за дело, не зная дела. Честолюбчики…»
– Надо принимать на барбатеры! – сам себе крикнул Алимов и рванул в сторону блочного щита управления.
– Торбина давай сюда! – крикнул вдогонку Палин. Алимов снова подскочил к нему.
– Что?!
– Торбина, говорю, давай сюда! Пусть берет управление на себя!
Алимов махнул рукой… Растерянно улыбнулся.
– Он такой же бомбовик, как и я! – крикнул Главный. Глаза затравленные. Стремглав бросился к выходу с отметки турбины.
Грохот гидроударов. Хлест радиоактивного кипятка. Пар. Пахнет теплой сыростью. Вдруг грохот усилился.
«Ага! – подумал Палин. – Кинули пар на барбатеры…»
Пол под ногами дрожит. Воздух упруго пульсирует. На душе нехорошо. Побежал к перилам. Там, внизу, на нулевой отметке, у технологических конденсаторов, мечутся белые фигурки машинистов. Лихорадочно вручную открывают задвижки на техводе к технологическим конденсаторам. Палин почувствовал кого-то рядом. Повернулся. Видит – рыжебородый ученый. Тоже перегнулся через перила, смотрит вниз. Говорит:
– Что-то крутят там…
– Да… – отвечает Палин. Его душит судорожный нервный смех.
В это время потрясающей силы гидроудар, перекрыв собой тысячекратный грохот, потряс здание электростан ции. Палин почувствовал, как гулко вздрогнул железобетонный пол под ногами. Отметка фундамента турбины. Технологический конденсатор подпрыгнул, затрясся, как в лихорадке, оборвал анкерные болты, заплясал на опорных лапах. Трубопровод подвода пара срезал «мертвую» опору – две мощные стальные балки, встроенные в железобетонный монолит стены.
У Палина похолодело в груди. Сердце ускорило бег. Появилось в душе неуправляемое суеверное чувство. Рыжебородый научный руководитель завопил на высоких нотах, тараща глаза и сильно жестикулируя костлявыми руками.
– Это ужасно! Технический бандитизм!
Повернулся и трусцой засеменил к выходу с отметки турбины, шаркая чунями, чтобы не поскользнуться.
«Вали, вали отсюда, наука… Все идет не по формуле…» – подумал Палин, ощущая тем не менее нарастающее беспокойство.
Откуда-то, Палин даже не заметил, откуда именно, внезапно появился начальник турбоцеха Дрозд. В белом новеньком, сильно жеванном лавсане, без чепца. Лоб в испарине. Где-то потерял очки. Лицо осунулось. Голова стала как бы меньше, а шея длиннее.
– Все ясно, все ясно!.. – бормотал он, наклонившись рядом с Палиным через перила и глядя вниз, туда, где только что долбанула стихия.
– Пар дали раньше охлаждающей воды, черти!.. Все ясно, все ясно, сейчас сделаем!..
Палин хотел спросить, что ему ясно и почему так грохочет кругом, но вид у Дрозда был жалкий, хотя и через силу деловой. Он вдруг взял Палина за руку и стал кричать ему в ухо, стараясь перекрыть грохот. Видно было, что он успокаивал сам себя:
– Регулятор на линии основного конденсата плюет порциями! Мал расход воды!.. Мал расход, говорю! Задвижка открыта полностью, пара не хватает!.. Проход мал!.. От этого и долбает…
Палин смотрел на Дрозда во все глаза, и ему показалось, что тот будто советуется с ним. Сквозь грохот слышен хлест воды внизу. Ясно – дренаж оборвало! Радиоактивный кипяток!.. Хлещет в четырех местах… Расход предположительно двести тонн в час…
– Прекращать надо-о! – орет в ответ Палин.
– Сейчас, сейчас! – кричит Дрозд, но Палин видит – в глазах у него паника.
Влетает Алимов.