Не обращая внимания на уличного торговца, предлагавшего ему кусочек поджаренного мяса обезьяны, он глядел поверх потока стремительно катящихся велосипедов и мопедов на изящную, остроконечную двухэтажную церковь, заплетенную виноградными лозами. Она была расположена между отелем “Ориенталь” и миссией. Со своего места он видел дом пастора — двухэтажное бунгало, примыкавшее к задней стороне церкви. Дальше шло кладбище и садик, спускающийся к мутной кишащей крокодилами реке. Невдалеке виднелись рисовые плантации, переходящие в джунгли. Но больше всего его интересовало шестифутовое витражное окно в верхней части церкви. Он знал, что несколько лет назад часть стекла была выбита ураганом. Поскольку приход Саванг-Канивота в старой части Бангкока был небогат, этот, похожий на полумесяц, фрагмент, заменили кусочком оцинкованной стали. Этот полумесяц, застывший под куполом церкви, и дал ей название — церковь Луны.
Крис также знал, что по просьбе КГБ в 1959 году церковь была включена в систему безопасности, став одним из убежищ Абеляра, и секретные агенты любых разведок, вне зависимости от политических взглядов могли найти здесь приют.
Он знал, что за ним наблюдают из близлежащих домов агенты разных секретных служб и считал это в порядке вещей, тем более что на территории церкви и даже поблизости от нее ему гарантирована неприкосновенность.
Он толкнул деревянные ворота и пошел по гравиевой дорожке. За спиной глухо шумела улица. Крис стащил с потного тела рубашку. Жарко — 95 градусов по Фаренгейту, и очень влажно. Дождей вроде бы пока не должно быть, но со стороны джунглей наползали темно-синие тучи.
Обойдя вокруг церкви, он поднялся по скрипучим некрашеным ступенькам и постучал в дверь бунгало. Слуга-азиат открыл дверь. Крис спросил на тайском, может ли он видеть священника. Через минуту к нему вышел старый священник.
— Ай ба, — произнес Крис. Это была непристойность и переводилась с тайского “грязная обезьяна”. Фраза еще имела и другое значение — “партизаны”. Это был пароль. Произносившему его безоговорочно предоставляли убежище.
Священник отошел от двери и кивнул, пропуская Криса в бунгало.
Крис вошел и сощурил глаза, пытаясь привыкнуть к полумраку коридора. Здесь пахло перцем.
— Вы говорите по?.. — спросил священник.
— По-английски, — ответил Крис.
— Вы уже бывали у нас?
— Да. Один раз.
— Я что-то не припомню.
В одна тысяча девятьсот шестьдесят пятом. Нет, никак не припоминаю, — сказал священник. Я выглядел тогда иначе. У меня было разбито лицо, — ответил Крис.
Старый священник все еще сомневался.
— Разрыв аппендикса? Перелом позвоночника? Крис кивнул.
— Теперь вспомнил, — сказал священник. — Ваши хирурги сделали свое дело превосходно. Крис молча ждал.
— Но вы здесь не для того, чтобы вспоминать старые времена, — заключил священник. — Давайте пройдем ко мне в кабинет.
Он свернул налево и пошел в какую-то комнату.
Крис последовал за ним. Он читал досье старика и знал, что отцу Габриэлю Жанину семьдесят два. Его белые, короткие бакенбарды хорошо гармонировали с короткой стрижкой. Сухопарый, сутулый, весь в морщинах, священник был в выцветших брюках под бесформенным, покрытым плесенью стихарем и грязных парусиновых тапочках. Но его внешний вид был обманчив. С 1929 по 1934 год он служил во Французском иностранном легионе. Устав от такой жизни, от постоянных стрессов и перемены мест, он вступил в 1935 году в Цистерцианский орден монахов в Сито. Через четыре года он покинул орден и в войну служил миссионером. После войны его перебросили в Сайгон. В 1954 перебросили снова, но теперь уже в Бангкок. В 1959 году он подвергался шантажу со стороны КГБ — Габриэль Жанин был очень неравнодушен к маленьким тайским девочкам. Его вынудили стать координатором международного убежища. Крис прекрасно понимал, что, защищая своих гостей, священник может убить кого угодно.
Кабинет священника оказался узкой, затхлой, загроможденной всяким хламом комнатой. Священник закрыл дверь.
— Не хотите чего-нибудь освежающего? Может, чаю или еще чего-нибудь?
Крис покачал головой.
— Нет, спасибо. Священник развел руками.
Он сел за стол, стоящий между ними. В саду за окном пела какая-то птица.
— Чем могу вам служить?
— Отец. — Голос Криса звучал тихо и проникновенно, словно он пришел на исповедь. — Я хотел бы попросить вас найти мне дантиста, который сможет удалить зуб и сохранить это в тайне.
Казалось, отец Жанин чем-то озабочен.
— В чем дело? — спросил Крис.
— Ваша организация не нуждается в подобной информации — у вас есть свои врачи, — ответил священник.
— Мне нужны ваши, — возразил Крис. Священник наклонился вперед и нахмурился.
— Какое вам до этого дело? Почему вы пришли сюда? Простите мою подозрительность, но этот дантист что-то натворил и доставил неприятности лично вам? Вы хотите убрать его и таким образом реабилитировать себя?
— Нет, дело не в этом, — возразил Крис. — Мое начальство тревожится по поводу утечки информации. Нам иногда приходится чистить свои ряды.
Отец Жанин погрузился в раздумье. Наконец он кивнул.
— Что ж, вполне понятно, но все остальное… — Он нахмурился и забарабанил пальцами по столу.
— Наведите справки. Мой псевдоним Рем. Священник перестал стучать пальцами по столу.
— Если вы останетесь на ночь, я постараюсь к утру дать ответ.
Слишком долго, подумал Крис.
2
Он сидел в столовой и ел цыпленка с лапшой и острым перцем — любимое тайское блюдо. Его прошибла слеза, ноздри горели огнем. Он пил теплую кока-колу, поглядывая в окно за своей спиной. Тучи уже накрыли город, и дождь падал сплошной стеной, серой, как расплавленный свинец. Он не мог видеть сквозь него даже кресты на кладбище.
Его беспокоило сопротивление отца Жанина. Он был уверен, что в данный момент священник названивает по телефонам, наводя о нем всевозможные справки. Телефон, конечно, не прослушивается. Так же как и сам дом. Это была нейтральная территория. Тот, кто нарушит ее неприкосновенность, будет изгнан из своей разведывательной сети, его будут преследовать все разведки мира и он будет наказан.
И тем не менее Крис испытывал тревогу. Как только станет известно, что он здесь, шеф местного бюро сразу же поинтересуется, с какой целью он пришел в убежище. Свяжется с начальством, и как только в бюро услышат две первые буквы его псевдонима, сразу же поймут, что он подчиняется только руководству в Лэнгли, Вирджиния, а если точно — то Элиоту. Тогда Элиот узнает, что Крис прилетел внезапно в Бангкок, в убежище. Элиота это, разумеется, озадачит, так как он не посылал Криса туда.
В этом и проблема. Крис не хотел, чтобы Элиот знал о его передвижениях. Дело в том, что Элиот не должен догадываться о причинах, приведших его, Криса, в Бангкок — не нужно старику лишних проблем.
Он старался скрыть свое нетерпение. Что бы ни случилось, он будет настаивать на том, что пришел сюда только для того, чтобы узнать имя дантиста.
Он отвернулся от окна — там был сплошной мрак.
Он не верил своим глазам: перед ним стоял человек, которого он видел последний раз семнадцать лет назад.
Это был китаец. Стройный, круглолицый, благородной внешности, одетый в безупречный костюм цвета хаки, который он застегнул до самого воротника, подражая Мао. Ему было шестьдесят два года, но его лицо оставалось молодым, а волосы густыми и черными.
Его звали Чин Кен Чан. Коэффициент интеллекта — сто восемьдесят. Он владел русским, французским, английским и, разумеется, китайским. Крис знал его биографию. Чан получил официальное образование сначала в Дэйм Сахара Дэй Виздом, ордена Британской империи 4-й степени Мертон-колледже.