И только когда слабый несвежий запах проник в его ноздри, он остановился и обернулся, все еще стоя на коленях. Он был не один.
«Что, если?..»
Мордант поднялся с колен, принимая извиняющуюся позу, как если бы имелось совершенно разумное объяснение его присутствию и его действиям в этом святом месте. Но, почувствовав уверенность в ногах, он подтолкнул себя вперед и размахнулся молотком. Мордант промазал, зато увидел ступеньки. Чьи-то руки вцепились в него, однако он оказался проворнее и быстрее, к тому же был решительно настроен на бегство. Его удары теперь попадали в цель. Высвободившись, он ринулся к лестнице, поднялся наверх.
Мордант всего на секунду не успел заметить чье-то присутствие справа. Тень отделилась, нанесла удар ему точно в кадык и подтолкнула назад к самому краю лестницы. Секунды две он шатался на краю верхней ступеньки, размахивая руками, пытаясь сохранить равновесие, затем упал на спину и кубарем покатился вниз по ступенькам.
«Что, если?..»
Шея Морданта сломалась на последней ступеньке.
* * *
В седлецком костехранилище всегда было холодно, вот почему старушка тепло укуталась. На правой руке позвякивало кольцо с ключами. Она шла по дорожке к двери, созданной Сантини-Аихлом. Поколения сменяли друг друга, а уход за этим местом всегда оставался заботой ее семьи. Содержание помещения поддерживалось продажей книг и открыток, их продавали тут же, на маленьком столике у двери, и входной платой от тех посетителей, которые преодолели большое расстояние, чтобы побывать тут. Приблизившись, старушка увидела, что дверь приоткрыта. На первом камне у входа виднелись пятна крови.
Она зажала рот рукой и остановилась поодаль. Ничего подобного тут раньше никогда не случалось: склеп был местом священным, и его никто не тревожил веками.
Она медленно вошла, уже напуганная тем, что могла увидеть. Перед алтарем в неуклюжей позе лежало тело мужчины, его голова откинулась под неестественным углом. Один из камней под распятием был полностью вынут, и там что-то тускло мерцало в раннем утреннем свете. Черепки одного из самых красивых подсвечников лежали у ног мертвеца. Странно, но ее больше волновал ущерб, причиненный склепу, а не судьба этого человека. Как можно было сотворить такое? Ведь это останки тех, кто был когда-то такими же людьми, как они. Разве не красота создана из их останков? Она подняла кусок черепа с пола, ласково погладила пальцами, и тут ее внимание было отвлечено еще одной новой вещицей в склепе.
Она дотянулась до маленькой серебряной коробки в руке мертвеца. Видно было, что коробку открывали. Она осторожно подняла крышку. Внутри лежал кусок пергамента, туго свернутый, очевидно, его не успели развернуть. На ощупь он оказался очень гладким. Старуха начала разворачивать пергамент. В углу был герб: боевой топорик на фоне открытой книги. Она не знала такого. Она увидела символы и рисунок какого-то здания, потом рожки и часть жестокого лица, искаженного агонией. Рисунок казался очень детальным, тщательно прорисованным, хотя и обрывался на шее, но старуха уже достаточно увидела, чтобы не желать ничего больше рассматривать. Зрелище оказалось слишком ужасным для нее. Она положила пергамент обратно в коробку и поспешила за помощью, едва ли заметив, что в склепе чуть теплее, чем всегда, и что тепло идет откуда-то из-под камней под ее ногами.
И в темноте, далеко на западе, два глаза внезапно открылись в богатой комнате, огни-близнецы, зажженные в ночи. И в сердце одного ученика белое пятнышко замерцало памятью о Божественном.
* * *
Неддо был почти опустошен своим рассказом.
— В какой-то момент между обнаружением тела и приездом полиции пергамент, хранившийся в серебряной коробке, исчез. Теперь же подобный фрагмент предлагается для продажи через аукцион Клаудии Штерн. Нет никаких свидетельств, что это фрагмент из Седлеца, но орден цистерцианцев недвусмысленно выдвинул свои требования запретить продажу.
Но дело, кажется, все равно движется. Будет много интересного, хотя сам аукцион — всегда сугубо частное дело. Собиратели такого рода, как правило, м-м... затворники, несколько скрытные люди. Их пристрастия могут быть поводом для непонимания и возникновения недоразумений.
Я оглядел предметы, собранные в тайном хранилище Неддо: человеческие останки, превращенные в украшения, и почувствовал настоятельную потребность покинуть это место.
— У меня могут возникнуть еще вопросы к вам, — сказал я, достал визитную карточку из бумажника и положил на столе. Неддо поглядел на нее, но трогать не стал.
— Я всегда здесь, — ответил он. — Естественно, мне любопытно, к чему приведут ваши поиски. Не стесняйтесь обращаться ко мне днем и ночью. — Он ехидно улыбнулся. — По правде говоря, ночью, вероятно, лучше всего.
* * *
Прошел час, потом другой, а Гарсия все не покидал свой наблюдательный пункт. Ему становилось явно не по себе. Он попытался проследить за человеком, о котором так беспокоился Брайтуэлл, но еще не был знаком с улицами этого огромного города и потерял его буквально через несколько минут. Он полагал, что этот тип вернется к своим, а они-то нервировали теперь Гарсию намного больше, поскольку все еще не выходили из его квартиры.
Он ожидал, что появится полиция, но этого не случилось. Сначала это дало ему надежду, но теперь он потерял и эту уверенность. Они, должно быть, все уже увидели. Возможно, даже просмотрели часть его записей. Кто в такой ситуации не звонит в полицию?
Гарсии нужно было вернуть назад свои вещи. Среди них была одна вещица, которая навела бы их на мысль о связи с той девчонкой. Без нее такую связь отыскать стало бы невозможно.
Подъехала машина, и тот мужчина в черной куртке вышел из нее и позвонил в домофон. Гарсия разглядел, что он вернулся назад с коробкой.
Оставалось надеяться, что он принес обратно все, что забирал из квартиры и куда-то возил.
Минутой позже открылась дверь, и негр, и его малютка-спутник уехали. В квартире остался только один человек. Гарсия покинул убежище и направился к двери.
* * *
Я в последний раз обыскал комнаты. Луис с Эйнджелом уже обшарили там все, но я хотел убедиться, что ничего не было пропущено. Покончив с обитаемым пространством, я направился к комнате, выложенной белым кафелем, которую обнаружил Луис. Назначение ее было понятно. И, хотя она была вычищена до блеска, меня интересовал вопрос, задумались ли эти типы о чистоте труб. Трубы явно меняли совсем недавно. Если кровь попала в слив, в трубах могли остаться следы.
Банки с краской, старые кисти с засохшей намертво щетиной лежали на козлах у дальней стены вместе с грудой старых, забрызганных краской листов бумаги. Я потянул за один, поднимая небольшое облако красной пыли. Я исследовал пыль, затем скинул листы с козел. На древесине оказалось слишком много кирпичной пыли, да и на полу под козлами тоже. Я провел по стене рукой и почувствовал под ладонью царапины. Приблизившись, увидел, что кафель лежит не совсем ровно, выступая вперед по сравнению с другими не больше, чем на несколько миллиметров. Пальцами я схватился за выступающий край и начал двигать его из стороны в сторону, пока не сумел вырвать совсем. Тут полетела и вся конструкция, открыв отверстие в стене. Я опустился на колени и посветил внутрь фонарем.
Там лежал человеческий череп, установленный на столбик из костей, вокруг которых обвивался кусок красной бархатной ткани. Шарф с золотыми блестками покрывал голову, оставляя открытыми только гнезда глаз, носовую впадину и рот. У основания столбика лежали кости пальцев от двух рук, украшенные дешевыми кольцами. Около них стояли подношения: шоколад, сигареты и небольшой стакан с янтарной жидкостью с запахом виски.
Серебряный медальон блеснул в луче фонарика. Я потянулся, взял его и щелчком открыл замочек.