Наконец врач закончил изучать документы и вернул их Смиту. Он не пригласил Джона присесть, и сам не садился. Оба стояли посреди этой по-спартански обставленной комнаты и переговаривались тихими голосами.
– Что именно вам бы хотелось узнать? – спросил врач.
– Вы согласились переговорить со мной, доктор. Полагаю, вы сами захотите рассказать мне кое-что.
Врач нервно отмахнулся:
– Излишняя предосторожность никогда не помешает. Я, знаете ли, близок к нашему великому вождю. И многие из членов революционного совета – мои пациенты.
Джон не сводил с него глаз. Этот человек явно что-то скрывает. Весь вопрос в том, сумеет ли он, Смит, убедить его раскрыть тайну.
– Однако же что-то явно беспокоит вас, доктор Камиль. И речь идет непосредственно о медицине. Уверен, это не имеет никакого отношения ни к Саддаму, ни к войне. А потому, что мешает нам обсудить эту проблему? Никакой опасности в этом я лично не вижу. К тому же, – осторожно добавил он, – речь идет о гибели людей от неизвестного вируса.
Доктор Камиль прикусил нижнюю губу. Черные глаза смотрели настороженно. Он оглядел комнату с таким видом, точно боялся, что сами стены могут их выдать. Затем, видимо, спохватился. Ведь как-никак он был образованным, просвещенным человеком. И, тяжело вздохнув, он начал свое повествование:
– Примерно год тому назад я лечил одного человека. Он умер от синдрома резкой респираторной недостаточности, сопровождавшейся обильным кровотечением из легких. А до того проболел недели две, и у него были все симптомы сильной простуды.
Джон с трудом подавил охватившее его возбуждение. Те же симптомы наблюдались и у жертв загадочной болезни в США.
– Наверное, это был ветеран операции «Буря в Пустыне»?
В глазах Камиля мелькнул страх.
– Не смейте так говорить! – прошипел он. – Этот человек имел честь сражаться вместе с республиканской гвардией, он принимал участие в Славной Войне Объединения Нации!
– Существует ли возможность, что он заразился в результате применения биологического оружия? Мы знаем, у Саддама оно есть.
– Это ложь! Грязная ложь! Наш великий лидер и вождь никогда не разрешил бы такого оружия! И если оно и было в стране, то попало в нее от наших врагов.
– Хорошо. Сформулируем иначе. Мог ли этот человек заразиться в результате применения вражеского биологического оружия?
– О, нет. Никоим образом.
– Но ведь он подхватил болезнь именно во время войны?
Доктор кивнул. Смуглое его лицо искажала тревога.
– То был старый друг нашей семьи. И каждый год он проходил у меня полное обследование. Нельзя, знаете ли, быть уверенным в здоровье в такой отсталой стране, как наша. – Тут он осекся, темные глаза виновато забегали, ведь он только что оскорбил свою страну. – Вскоре после того, как кончилась война и он вернулся к нормальной жизни, у него начали проявляться симптомы легких простудных заболеваний. Традиционное лечение результатов не приносило, но и проходили они быстро, как бы сами собой. На протяжении нескольких лет он страдал внезапными приступами лихорадки, наблюдались также симптомы, присущие гриппозному состоянию. А потом вдруг началась сильная простуда, и он умер.
– А были в то время в Ираке зарегистрированы другие случаи смерти от того же вируса?
– Да. Еще два, здесь, в Багдаде.
– И жертвы – ветераны той же войны?
– Так я слышал.
– Кто-нибудь излечился?
Доктор Камиль скрестил руки и кивнул – с самым несчастным видом.
– Разные ходят слухи, – он избегал смотреть в глаза собеседнику. – Но лично мне кажется, всем этим больным удалось выжить, как-то преодолев синдром острой респираторной недостаточности. Да и вообще, нет на свете вирусов, смертельных на все сто процентов. Даже Эбола.
– И сколько выживших?
– Трое.
Здесь трое и там тоже. Это много о чем говорило, и Джон пытался побороть охватившие его страх и возбуждение.
– И где находятся эти выжившие?
Тут Камиль испуганно вздрогнул и даже отступил на шаг.
– Довольно! Не хочу, чтобы потом вы разболтали где-нибудь об этом, тогда след неизбежно потянется ко мне. – Он распахнул дверь кабинета и указал на другую, в конце коридора: – Все, хватит. Немедленно уходите!
Джон не двинулся с места.
– Но что-то все же заставило вас рассказать мне все это, доктор. И дело вовсе не в тех трех умерших, верно?
На секунду показалось, врач готов сквозь землю провалиться.
– Ни слова больше! Замолчите! Уходите отсюда! Я ни на грош не верю, что вы из Белиза или ООН! – Он повысил голос. – Один телефонный звонок властям, и вас…
Джон весь напрягся. Насмерть перепуганный врач был способен на что угодно, и Джону не хотелось рисковать свободой. Он вышел в коридор, а потом, через черный ход, в узкую аллею у дома. И с облегчением заметил, что лимузин ждет его у обочины.
Оставшись один в кабинете, доктор Хусейн Камиль весь дрожал от ярости и страха. Он совершил непростительную ошибку, сам поставил себя в такое положение и теперь боялся, что его схватят. И в то же время эта ужасная ситуация подсказывала выход, и все могло обернуться в его пользу. Если, конечно, он осмелится сделать это.
Он сидел, скрестив руки, печально качая головой, и пытался унять свои страхи. На его содержании находилась большая семья, страна распадалась прямо на глазах. Следовало подумать о будущем. Он устал быть нищим в стране, где, сделав всего один верный ход, можно было получить так много.
И вот наконец он решился и потянулся к телефону. Но звонил он вовсе не властям.
– Да, это доктор Камиль, – еле слышно выдохнул он в трубку. – Вы говорили со мной об одном человеке, – он еще больше понизил голос. – Он только что вышел из моего кабинета. При нем документы, выданные сотруднику ООН из Белиза. На имя Марка Бонне. Тем не менее я почти уверен, это тот самый человек, о котором вы меня спрашивали. Да, речь шла о вирусе, появившемся во время войны… Он расспрашивал о нем и о жертвах. Нет, он не сказал, куда направился. Но его очень интересовали выжившие… Конечно, буду страшно вам признателен. Так до завтра, да? Буду ждать антибиотики и деньги, как вы обещали.
Он бросил трубку и буквально рухнул в кресло. Потом вздохнул и почувствовал себя немного лучше. Настолько лучше, что даже позволил себе улыбнуться. Да, риск велик, но вознаграждение, если повезет, того стоит. Сделав всего один звонок, он станет настоящим богачом в Багдаде. Ему будут поставлять столь ценные здесь антибиотики.
Он уже довольно потирал руки. Теперь на будущее можно было смотреть с оптимизмом.
Богачи станут приползать к нему на коленях, стоит им самим или их детям заболеть. Они завалят его деньгами. И не динарами, совершено бесполезными в этой проклятой Аллахом стране, где сам он оказался пленником с тех пор, как эти кретины, американцы, развязали войну, а потом ввели еще и эмбарго. Нет, больные богачи с ног до головы осыплют его настоящими американскими долларами! И вскоре у него будет достаточно денег, чтобы бежать отсюда всей семьей и начать новую жизнь где-нибудь еще. В любом другом месте, только не здесь…
7.01 вечера
Багдад
Ночь медленно опускалась на экзотический город Багдад. Женщины, с головы до пят закутанные в просторные одеяния, скользили по узеньким, мощенным булыжником улочкам, мимо освещенных свечами лавок и под балконами, напоминая пауков. Только здесь невыносимо жарким летом в Багдаде можно было отыскать тень. Но сейчас был октябрь, к тому же солнце уже село, и воздух был сух и прохладен, а в небе блистала целая россыпь звезд.
Женщина подняла глаза к небу всего лишь раз – настолько сосредоточена была на том, что ей предстоит совершить. Целых два очень важных задания. С виду совсем старуха. Сгорбленная, согнутая чуть ли не пополам – возможно, не только от старости, но и от недоедания. И несла она потрепанную полотняную сумку. Помимо окутывающего всю фигуру балахона, на ней была еще традиционная белая пуши – некое подобие повязки, прикрывающей нижнюю часть лица. Пуши оставляла открытыми только глаза – черные и внимательные.
Она торопливо прошмыгнула мимо окон-«фонарей» с резными деревянными ставнями, которые не позволяли заглянуть внутрь, а находившимся в доме улицу было видно. И вот наконец, свернув за угол, оказалась на извилистой оживленной улице, освещенной старинными фонарями и звеневшей людскими голосами. Торговцы отчаянно расхваливали свой скудный товар, покупатели с динарами столь же отчаянно торговались, повсюду бегали и кричали босоногие ребятишки. Никто не удостоил женщину даже беглого взгляда. Жизнь на старой улице кипела, страсти достигли своего накала, тем более что близился час закрытия – вся торговля в городе прекращалась ровно в 8.00 вечера.
И вдруг прямо на пути у нее возникли три солдата из грозной республиканской гвардии Саддама Хусейна – молодчики в темно-зеленой форме и с оружием за поясом.
Она вся напряглась. Гвардейцы приближались. Слева от нее находились открытые торговые ряды, на одном из прилавков фермер разложил привезенные из деревни свежие фрукты. Вокруг собралась толпа, люди отталкивали друг друга и шумно торговались. И она полезла в складки своего одеяния, достала несколько динаров и присоединилась к толпе, пытаясь уговорить торговца сбросить цену.
Уголком глаза она продолжала следить за гвардейцами, и сердце у нее колотилось как бешеное.
Солдаты подошли и наблюдали за сценой. Один лениво и насмешливо отпустил какое-то замечание, второй ответил в той же манере. Они выглядели такими сытыми и уверенными в себе. И вскоре вся троица хохотала над разгоряченной толпой.
Женщина вся вспотела, продолжая умолять торговца продать ей фрукты подешевле. Столпившиеся вокруг иракцы нервно поглядывали через плечо на молодчиков Хусейна. Кое-кто поспешил отойти в сторонку, от греха подальше.
Наконец гвардейцы выбрали себе жертву: булочника с целой горой батонов под мышкой. Пряча лицо, он поспешно выбирался из толпы. Женщине этот человек знаком не был.
Грозная троица окружила несчастного, гвардейцы полезли в кобуры за пистолетами. Один выбил из-под руки у него батоны и начал топтать. Другой ударил наотмашь рукояткой пистолета по лицу.
В полотняной сумке у женщины был револьвер. Больше всего на свете ей хотелось выхватить его и пристрелить этих извергов. Лицо под белой пуши пылало от ярости. Она прикусила нижнюю губу. Выхватить оружие и стрелять, немедленно!
Нет. Нельзя. У нее есть работа. Очень важное дело. И она должна остаться незамеченной.
На улице началась настоящая паника. Булочник упал, люди отворачивались и старались убраться подальше и как можно быстрей. С людьми, привлекшими внимание безжалостных гвардейцев, случались самые страшные вещи.
Кровь заливала лицо булочника, он дико кричал. Женщина видела, как двое молодчиков схватили его за руки и поволокли куда-то. Наверное, его арестуют и бросят за решетку. И его семье придется изрядно похлопотать, чтобы освободить несчастного. А может, просто изобьют до полусмерти и отпустят. Предугадать невозможно.
Прошло, наверное, не больше минуты, но она показалась ей вечностью. Воздух, словно перед грозой, стал тяжелым и таким плотным, что, казалось, было нечем дышать. Слабое утешение, что эти мерзавцы выбрали своей жертвой кого-то другого. В следующий раз жертвой можешь стать ты.
Но жизнь продолжалась. На узкую извилистую улочку вновь вернулись звуки. Появились люди. Крестьянин взял с ладони женщины несколько динаров и протянул ей апельсин. Содрогнувшись, она бросила его в сумку, где лежал револьвер, и поспешно зашагала прочь, то и дело настороженно озираясь по сторонам. Перед глазами стояло окровавленное лицо несчастного булочника.
Наконец она свернула на улицу Садон, тоже торговую, но где цены были выше, чем все вместе взятые минареты на далеком берегу реки Тигр. Правда, торговцев на широком бульваре осталось совсем немного, и еще меньше было покупателей, которые могли позволить себе приобрести товары за такие бешеные деньги. И, разумеется, никаких туристов, они больше не приезжали в Багдад. И вот она вошла в просторный и пустой вестибюль одного из самых современных отелей в городе под названием «Царь Саргон». Там все блистало редчайшей красоты мрамором и сталью, проект отеля создавали западные архитекторы, старавшиеся сохранить восточные традиции и органически соединить их с самыми современными достижениями технической мысли Запада. Теперь же, при тусклом освещении, вестибюль выглядел захламленным и заброшенным.
Высокий привратник с большими темными глазами и черными усами в стиле Саддама Хусейна сердито шептал сидевшему за стойкой клерку:
– Что сделал для нас этот так называемый великий вождь, а, Рашид? А ведь обещал перебить всех иностранных дьяволов, сделать всех нас богатыми! Такими богатыми, что человек, имеющий ученую степень, должен носить эти изношенные тряпки, униформу привратника, – он стукнул себя кулаком в грудь. – И работать в отеле, где никто не останавливается, а у моих детей нет никакого будущего. Если, конечно, им еще удастся до него дожить!
Рашид мрачно ответил:
– Как-нибудь переживем и это, Бальшазар. Как видишь, до сих пор еще не померли, да и Саддам, он тоже не вечный.
Только тут они заметили сгорбленную старуху, молча стоявшую перед стойкой. Она вошла так тихо и бесшумно, точно дымок, и клерк с привратником на секунду совершенно растерялись. Как могли они не заметить ее? Над белой повязкой, прикрывающей лицо, блеснули живые черные глаза. Но она тут же опустила их, как следовало делать порядочной женщине в присутствии любого мужчины, не являвшегося ее мужем.
Привратник нахмурился.
Она заговорила на безупречном арабском тихим, испуганным голоском:
– Тысяча извинений. Я портниха. Меня прислали сюда шить для «Сандуса».
Уловив в ее голосе страх, Рашид вновь обрел самоуверенность и жестом указал на служебную дверь за стойкой:
– Тебе нельзя находиться в вестибюле, женщина. В следующий раз входи через служебный вход. Знай свое место!
Бормоча слова извинений и кланяясь, она прошмыгнула мимо привратника, бывшего доктора философии по имени Бальшазар. И успела незаметно для Рашида сунуть в карман привратницкой униформы мелко сложенный листок бумаги.
Тот сделал вид, что не заметил этого. И спросил у клерка:
– А что слыхать насчет электричества, Рашид? Как там по расписанию, завтра отключат или нет? – И прижал ладонь к карману, где лежала записка.
Женщина скрылась за дверью служебного входа. Мужчины возобновили разговор. Она с облегчением вздохнула. Первое задание было успешно выполнено. Но ей предстояло еще одно, куда более опасное и сложное.
Глава 28
7.44 вечера
Багдад
Резкий и холодный ветер, дующий из пустыни, бушевал на улицах Багдада, разогнав по домам последних покупателей с улицы Шейха Омара. В воздухе витал запах ладана и кардамона. Небо почернело, сильно похолодало. Согбенная старая женщина в черном одеянии и с белой пуши на лице – та самая, что передала записку в отеле «Царь Саргон», – ковыляла мимо деревянных прилавков, где были разложены всевозможные запчасти, которые изобретательные иракцы умело пускали в дело. Настали такие времена, что некогда вполне благополучным в материальном смысле горожанам, чтобы хоть как-то свести концы с концами, приходилось выходить на улицу и торговать буквально всем подряд – от лечебных трав и продуктов до старых водопроводных труб.
Она уже почти достигла своей цели, как вдруг вздрогнула и застыла как вкопанная. Сердце бешено забилось. Она просто не могла поверить своим глазам.
Толпа на улице поредела, а потому она сразу заметила его – слишком уж резко он выделялся среди остальных прохожих. Высокий, стройный и мускулистый, он был единственным европейцем на улице. Все те же темно-синие глаза, черные, как вороново крыло, волосы, холодное жесткое лицо, которое она всегда вспоминала с такой ненавистью и болью. Одет неприметно – в ветровку и коричневые хлопковые брюки. И, несмотря на нарукавную повязку с эмблемой ООН, она прекрасно знала, что ни в какой ООН он не работает.